#Сюжеты

#История

Огонь под пеплом

12.04.2017 | Гордин Яков, писатель | №12 (441) 10.04.17

200 лет назад началась посольская миссия генерала Ермолова в Персии — именно тогда определилась политика завоевания Россией Северного Кавказа

Франц Рубо,  «Штурм аула Салта  (Салтинское сражение),  14 сентября 1847 г.»,  1898 год

Европа — кротовая нора. Мы должны идти на Восток: великую славу завоевывают всегда там.

Генерал Наполеон Бонапарт

В Европе не дадут нам шагу ступить без боя, а в Азии целые царства к нашим услугам.

Генерал Алексей Ермолов

17 апреля 1817 года генерал-лейтенант Алексей Ермолов — главнокомандующий Отдельного Грузинского корпуса (позже переименованного в Кавказский), управляющий по гражданской части на Кавказе и в Астраханской губернии — отбыл из Тифлиса во главе значительной свиты и многочисленного конвоя в Тегеран в качестве чрезвычайного и полномочного посла. Ему предстояло урегулировать территориальные отношения с Персией. В результате войны 1802–1813 годов к России отошли обширные и богатые территории. Персия не могла с этим смириться. Приближалась новая война, которой император Александр I очень не хотел. У «победителя Наполеона» были честолюбивые планы относительно Европы. Ермолову были даны четкие инструкции: ради мира уступить шаху часть завоеванных территорий.

Дипломатическая стратегия Ермолова, выработанная им во время персидского посольства, стала прообразом его общей кавказской стратегии. И в этом смысле 17 апреля 1817 года — дата принципиальная.

Проконсул Кавказа генерал  Алексей Ермолов, портрет работы  Джорджа Доу, 1825 год

«Угрюмая рожа моя всегда хорошо изображала чувства мои, и когда я говорил о войне, то она принимала на себя выражение чувств человека, готового хватать зубами за горло»

Тень Македонского

Тут требуется экскурс в прошлое нашего героя. В 1796 году 19-летний капитан Ермолов, уже получивший за два года до этого в Польше Георгиевский крест из рук Суворова, командовал батареей в корпусе Валериана Зубова. Персидский поход Зубова был естественным продолжением Персидского похода Петра I — с интервалом в 74 года. Вне зависимости от официальных мотивов реальным смыслом этих походов было полное подчинение Персии российским интересам, что открывало дорогу в «золотые страны Востока», к северным границам Индии.

Над 25-летним генерал-аншефом Зубовым, успевшим отличиться в нескольких войнах, в том числе при штурме Измаила, равно как и над его младшим другом капитаном Ермоловым, успевшим повоевать кроме Польши еще и в Италии, витала грандиозная тень Александра Македонского, разрушителя Персидской державы.

Надо иметь в виду, что, по свидетельствам современников и утверждениям авторитетных биографов, Ермолов был человеком «неограниченного честолюбия». Недаром в кавказский период петербургские недоброжелатели называли его Цезарем, а одним из его кумиров был Наполеон, чей Египетский поход Алексей Петрович внимательно изучал перед отъездом на Кавказ.

Поход Зубова был прерван Павлом I сразу после смерти Екатерины II. Потерявший влиятельных друзей молодой Ермолов вынужден был прозябать в провинциальном гарнизоне, побывал в каземате Петропавловской крепости, прославился в наполеоновских войнах. С детства воспитанный на жизнеописаниях Плутарха, в молодости зачитывавшийся «Неистовым Роландом» Ариосто, где герой противостоит мусульманским полчищам, Ермолов никогда не оставлял мысли о разгроме ненавистной Персии, о славе великого Македонянина. И на Кавказ он стремился отнюдь не только затем, чтобы замирить непокорных горцев: главной целью была война с Персией. На покорение Кавказа Ермолов отводил три-четыре года, а Грузию намеревался русифицировать.


 

Разрушить врага изнутри

Одной из причин, по которой император охотно отправил Ермолова из Петербурга, где ему прочили командование гвардией, на Кавказ, была его строптивость даже в отношении высочайшей воли. И во время персидского посольства Ермолов отнюдь не намерен был следовать инструкциям. Его личной задачей было не установление «вечного мира» с Персией, а создание ситуации, которая в обозримом будущем должна была привести к войне.

Карта Военно-Грузинской дороги, 1913 год

Он не только не шел на территориальные компромиссы, но и сознательно раздражал персидских вельмож. Так, он объявил себя потомком Чингисхана (родоначальник Ермоловых действительно происходил из Золотой Орды), а поскольку монголы некогда властвовали в средневековом Иране, тем самым он намекал, что может претендовать на персидский престол. Он мечтал разрушить Персию изнутри — для легкости ее военного сокрушения. Для этого вошел в отношения со старшим сыном шаха, владетелем Курдистана, лишенным прав на престол, и обещал ему поддержку в случае династического кризиса. Он рассчитывал, что после смерти престарелого шаха начнется междоусобная война между старшим сыном, фундаменталистом Мухаммадом-Али-мирзой, и младшим, ориентированным на Европу Аббасом-мирзой, объявленным законным наследником. Аббас-мирза при содействии англичан пытался создать армию европейского образца, что вовсе не соответствовало планам Ермолова. Вот как он сам описывал свои методы ведения переговоров в приватном письме дежурному генералу Главного штаба Закревскому, с которым был дружен: «Угрюмая рожа моя всегда хорошо изображала чувства мои, и когда я говорил о войне, то она принимала на себя выражение чувств человека, готового хватать зубами за горло. <…> Я действовал зверскою рожею, огромною моею фигурою, которая производила ужасное действие, и широким горлом, так что они убеждались, что не может человек так сильно кричать, не имея справедливых и основательных причин».

В этот период Ермолов явно следовал завету первого «системного» завоевателя Кавказа генерала Цицианова, которого глубоко почитал. Цицианов декларировал: «Азиятский народ требует, чтоб ему во всяком случае оказывать особливое пренебрежение».

Горький опыт убедил Ермолова, как некогда и Цицианова, что эта метода не безусловна. Третирование вельмож и демонстративное пренебрежение к наследнику Аббасу-мирзе умный Ермолов сочетал с доходившей до издевательства лестью самому шаху. Результатом посольства был территориальный выигрыш, ненависть влиятельнейшего Аббаса-мирзы к России и к Ермолову лично, неизбежная война в обозримом будущем…

В Петербурге приветствовали первое и не осознали всего остального. Ермолов был награжден чином генерала от инфантерии (выше в Табели о рангах стоял только генерал-фельдмаршал). Однако план разрушения Персии, с которым Ермолов связывал свою судьбу, в столице категорически не одобрили. Управляющий Министерством иностранных дел Карл Нессельроде, транслируя мнение Александра I, запрещал проконсулу раздражать персиян: «Не провоцирует ли их поддержание отношений с Мехмедом-Али-мирзой? Предоставляя ему военную помощь, не вооружаем ли мы в свой черед темный народ, которому грозят гражданская война и самые пагубные катастрофы?» (Не напоминает ли эта коллизия нашу афганскую авантюру и нынешнюю ситуацию на Ближнем Востоке?)

Но если Ермолов с его культом Александра Македонского именно «пагубных катастроф» и жаждал, то Александр I и Нессельроде желали их избежать. При этом Ермолов сознавал неизбежность попытки персидского реванша, а Петербург тешил себя приятными иллюзиями.

«Поведем же осаду»

Отложив скрепя сердце свой великий план, Ермолов принялся готовить наступление на непокорных кавказских горцев.

Еще в январе 1817 года, 26-го числа, когда с его прибытия в Тифлисминуло менее трех месяцев, он пишет Закревскому: «От Моздока до Кизляра нет спокойствия на линии. Беспрерывные хищничества, увозят и убивают людей. Слабое на линии управление избаловало поселенных казаков, и они нерадиво охраняют порученные им посты. <…> В рассуждении чеченцев я не намерен следовать примеру многих господ генералов, которые, нападая на них в местах неприступных и им знакомых, теряли множество людей, им не наносили вреда, напротив, каждые раз утверждали их в мнении, что их преодолеть невозможно. <…> Я приду на реку Сунжу, в места прекраснейшие и здоровые. В горы ни шагу. Построю редуты и хорошие землянки. Соберу посеянный ими хлеб и целую зиму не позволю им пасти свой скот на плоскости. Продовольствие сыщу у народов, называющихся приязненными нам, мирными. Это злые мошенники под личиною друзей, участвующие во всех злодействах чеченцев, пропускающие их чрез свои земли и дающие им убежище. Останусь до тех пор на Сунже, пока не выдадут мне всех наших пленных, заплатят деньги за убытки частных людей, или, если достану денег довольно, на Сунже заложу порядочную крепостицу, в которой расположу некоторую часть войск, теперь на большом расстоянии по линии рассыпанных».

«Кавказ — это огромная крепость, защищаемая многочисленным полумиллионным гарнизоном. 
Надо штурмовать ее или овладеть траншеями»

Это манифест, программа действий. Отправляя письмо Закревскому, имевшему постоянный доступ к императору, Ермолов рассчитывал, что его стратегический замысел будет доведен до Александра. Ему приписывают формулу, которую потом повторяли многие: «Кавказ — это огромная крепость, защищаемая многочисленным полумиллионным гарнизоном. Надо штурмовать ее или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду». В этой формуле уже заложены многие идеи, которые были реализованы в ходе Кавказской войны. В частности, продовольственная блокада, которая в зимние месяцы приводила в горах к голоду и массовой смертности.

Вернувшись из Персии, в ноябре 1817 года Ермолов снова писал тому же Закревскому: «Между тем наскучали чеченцы, и дерзкое поведение их дает вредный пример другим народам, которые, смотря на их успехи, думают, что мы не в состоянии усмирить их. Это совершенная правда, что нельзя смирить их прежними способами, ходя к ним в горы и теряя напрасно людей, но как я взялся, то смирим и не в весьма продолжительное время».

Проконсул Кавказа в 1817 году не мог себе представить, что в 1825-м, на исходе своего проконсульства, ему придется жестоко подавлять мощное восстание Чечни, одушевленное уже религиозными лозунгами.

«Замирение» Кавказа после отставки Ермолова продлилось еще без малого 40 лет. И это были годы кровавой, изнурительной для обеих сторон войны. Только в 1859 году сдался Шамиль*, а в 1864-м закончилась безжалостная «зачистка» Западного Кавказа. Кавказская армия насчитывала к этому времени до 250 тыс. штыков и сабель. Едва ли не в десять раз больше, чем корпус Ермолова. Это были первоклассные войска, которых, к примеру, так не хватало на театре военных действий в Крыму в 1853–1856 годах.

Война на Кавказе ложилась тяжким бременем на российский бюджет — к середине века туда уходила шестая часть всех доходов государства. И этим — не в последнюю очередь — было вызвано экономическое отставание России. «Вы грабите родную мать ради любовницы», — горько упрекал начальника штаба Кавказской армии генерала Милютина статс-секретарь Головнин, умоляя его не требовать новых ассигнований.

Теперь мы знаем, что Кавказ никогда не был «замирен» окончательно. Под пеплом сожженных аулов тлел огонь.

* Имам Шамиль — вождь и объединитель горцев Дагестана и Чечни в их борьбе с Россией за независимость. Его пленение сыграло существенную роль в ходе этой борьбы.

фото: wikimedia.org


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.