Первомай в 1937 году отметили бравурным парадом. Гремели бодрые марши, по Красной площади двигались колонны бронетехники, в воздухе висело предчувствие близких войн и утрат… Современникам, правда, бросались в глаза беспрецедентные меры по обеспечению безопасности. Советский разведчик Вальтер Кривицкий, руководивший деятельностью агентурной сети в нацистской Германии, в тот день находился в Москве. Получив пропуск на парад лишь накануне, утром он отправился на Красную площадь. «По дороге меня по крайней мере десять раз останавливали патрули, которые проверяли не только мой пропуск, но и документы», — вспоминал за границей Кривицкий, ставший одним из самых известных невозвращенцев. Повсюду под видом зрителей находились сотрудники НКВД, переодетые в штатское.
Тост товарища Сталина
Первый заместитель наркома обороны маршал Михаил Тухачевский в одиночестве прошел через площадь к Мавзолею. Кривицкого удивило, что он все время держал руки в карманах. «Несколько минут спустя подошел маршал Егоров, — писал разведчик. — Он не отдал чести маршалу Тухачевскому и не взглянул на него, но занял место за ним, как если бы он был один. Еще через некоторое время подошел заместитель наркома Гамарник. Он также не отдал чести ни одному из командиров, но занял место в ряду, как будто бы он никого не видит». Вскоре к Мавзолею пришли Иосиф Сталин и его соратники: Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович, Михаил Калинин, Георгий Маленков, Никита Хрущев, генеральный комиссар госбезопасности Николай Ежов и другие верные сталинцы. Сталин по очереди поздоровался с представителями высшего комсостава Красной армии, а с Тухачевским почему-то произошла заминка — но маршал, вынув руку из кармана, сам протянул ее вождю. В зловещем молчании, не замечая друг друга, командиры смотрели прохождение войск. На демонстрацию трудящихся Тухачевский не остался и после парада быстро ушел с Красной площади. Руки он продолжал держать в карманах… Как будто в каждом из них лежало по заряженному пистолету.
Праздник традиционно отмечали на квартире наркома обороны СССР маршала Клима Ворошилова, партийные вожди выпивали и закусывали с представителями командования Красной армии. Прошлогодний первомайский обед омрачила пьяная склока: Тухачевский в присутствии Сталина и Молотова обвинил Ворошилова в групповщине и узконаправленной политике, вредящей армейским интересам. Сталин предложил разобраться на Политбюро, но Тухачевский отказался от обвинений. Тем не менее стремление маршала добиться смещения бывшего луганского слесаря с должности наркома не вызывало сомнений. Нынешний «ворошиловский» обед мгновенно приобрел характер поминок, как только Сталин произнес свой тост, от которого повеяло могильным холодом. Содержание тоста известно в пересказе комкора Семена Урицкого, арестованного через полгода и расстрелянного в 1938 году. В гнетущей тишине Сталин, не называя фамилий, пригрозил разоблачением замаскированным врагам, пообещав от имени партии стереть их в порошок, и предложил поднять бокалы и рюмки «за тех, кто, оставаясь верным, достойно займет свое место за славным столом в Октябрьскую годовщину». И выпил.
В преддверии ада
Зимой 1937 года имя Тухачевского с компрометирующим подтекстом прозвучало на втором Московском процессе*. Удивительно, насколько апатично и бездеятельно отнесся к этому тревожному факту сам маршал, ведь печальные судьбы Николая Бухарина и Алексея Рыкова, чьи имена в соответствующем контексте прозвучали из уст подсудимых на первом Московском процессе 1936 года, заставляли задуматься: оба были арестованы в конце февраля.
На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) Ворошилов заявил: «Я уже говорил и еще раз повторяю: в армии арестовали пока небольшую группу врагов; но не исключено, наоборот, даже наверняка и в рядах армии имеется еще немало невыявленных, нераскрытых японо-немецких, троцкистско-зиновьевских шпионов, диверсантов и террористов». Ворошилова беспокоило отставание военного ведомства в деле выкорчевывания «врагов народа». Сопротивление чисткам и «гнилой либерализм» вызывали у Сталина подозрение в нелояльности. Вероятно, поэтому соратник Тухачевского и член ЦК ВКП(б), командарм I ранга Иона Якир, командовавший Киевским военным округом, выступил на пленуме за исключение из партии, предание суду и расстрел Бухарина и Рыкова. На этом фоне популярная версия о фабрикации нацистскими спецслужбами документов, представлявших Тухачевского в качестве «заговорщика» и союзника генералов вермахта, вряд ли имела решающее значение для судьбы маршала. Сталин руководствовался исключительно логикой «ежовщины».
6 мая чекисты арестовали бывшего начальника Управления ПВО РККА комбрига запаса Михаила Медведева, к тому моменту утратившего влияние и возглавлявшего строительство больницы Западной железной дороги. На допросах его беспощадно избивал начальник ГУГБ НКВД комкор Михаил Фриновский. 8 и 10 мая Медведев дал показания на Тухачевского: сломленный комбриг рассказал о существовании в армии конспиративной организации, ставившей целью «свержение Советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна была предшествовать вооруженная помощь интервентов». Имена руководителей «организации» ему назвали следователи. Кроме Тухачевского, Якира и военного атташе СССР в Великобритании комкора Витовта Путны в их число вошли комкор Виталий Примаков, сидевший в НКВД с 1936 года, и начальник Военной академии им. М. В. Фрунзе командарм II ранга Август Корк — бывший подполковник старой армии и «военспец», сыгравший видную роль в штурме белого Крыма осенью 1920 года. В июне на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР Медведев отказался от ложных показаний о «заговоре», и на следующий день его расстреляли.
10 мая по предложению Ворошилова члены Политбюро понизили Тухачевского в должности и назначили командующим второстепенным Приволжским военным округом. Якира перевели на должность командующего Ленинградским военным округом. 13 мая Тухачевский встретился со Сталиным. После разговора с ним маршал связывал понижение в должности с арестом своей гражданской жены Юлии Кузьминой, обвиненной в шпионаже. Следовательно, Сталин мог намекнуть Тухачевскому на скорое возвращение в Москву, как только органы НКВД разберутся в ситуации. 14 мая показания чекистам дал Примаков. По его словам, кандидатура Якира рассматривалась «заговорщиками» на должность наркома обороны после смещения Ворошилова. Это вполне могло быть правдой, если «заговорщиками» называть группу высших командиров РККА, недовольных некомпетентным наркомом.
Перед отъездом Тухачевский побывал у Ворошилова и сдержанно поблагодарил его «за оказанное доверие». При разговоре нарком выглядел бледным и растерянным — Ворошилов уже знал об обреченности Тухачевского и смотрел на бывшего заместителя как на живого покойника.
Популярная версия о фабрикации нацистскими спецслужбами документов, представлявших Тухачевского в качестве союзника генералов вермахта, вряд ли имела решающее значение для судьбы маршала.Сталин руководствовался исключительно логикой «ежовщины»
16 мая Тухачевский приехал в Куйбышев. Маршал успел принять участие в окружной партконференции. Один из ее участников, Павел Ермолин, будущий генерал-лейтенант, вспоминал: «Чувствовалось, что Михаилу Николаевичу не по себе. Сидя неподалеку от него за столом президиума, я украдкой приглядывался к нему. Виски поседели, глаза припухли. Иногда он опускал веки, словно от режущего света. Голова опущена, пальцы непроизвольно перебирают карандаши, лежащие на скатерти». 20 мая Ежов представил членам Политбюро показания заместителя командующего войсками Московского военного округа комкора Бориса Фельдмана и запросил санкцию на арест Тухачевского. Решение приняли четверо: Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов. Молотов и через тридцать лет упрямо считал Тухачевского наиболее опасным заговорщиком, пойманным в последний момент. 21 мая Примаков назвал Тухачевского руководителем «заговора», связанного с Львом Троцким.
22 мая Тухачевский прибыл в Куйбышевский обком для встречи с первым секретарем Павлом Постышевым. Здесь маршала арестовали чекисты во главе с заместителем начальника УНКВД по Куйбышевской области майором госбезопасности Рудольфом Нельке. (Его расстреляли в 1938 году, Постышева — в 1939-м). В тот же день, 22 мая, в Москве был арестован председатель Центрального совета Осоавиахима комкор Роберт Эйдеман. 24 мая маршала доставили в Москву. Решением Политбюро арестованного исключили из партии на основании данных о его участии в «антисоветском троцкистско-правозаговорщическом блоке». С 25 мая Тухачевского начали допрашивать…
Финал карьеры
26 мая Тухачевский дал «признательные показания» после очных ставок с Примаковым, Путной и Фельдманом, назвал себя руководителем «заговора», основание которого датировал 1932 годом. На протоколах допроса маршала остались пятна крови. 29–30 мая чекисты арестовали Якира и командарма I ранга Иеронима Уборевича, командовавшего Среднеазиатским военным округом (САВО). Бывший начальник Политуправления РККА и член Военного совета САВО, армейский комиссар I ранга Ян Гамарник застрелился 31 мая у себя на квартире в Москве. «Врагом народа» его объявили посмертно.
Тухачевский признал себя виновным в подготовке «заговора» с целью установления военной диктатуры, причем переворот увязывался с содействием поражению Красной армии в войне против Германии и Японии. Кроме того, «заговорщики» якобы передавали Абверу сведения военного характера, а также уличались в связях с Львом Седовым, сыном Троцкого, и троцкистами.
Сталин объявил о раскрытом «заговоре» на расширенном Военном совете РККА при наркоме обороне, состоявшемся 1–4 июня. 11 июня дело по обвинению Тухачевского, Уборевича, Якира, Корка, Примакова, Путны, Фельдмана и Эйдемана рассматривалось на закрытом заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР под председательством армвоенюриста Василия Ульриха, одного из главных исполнителей сталинской репрессивной политики. Приговор был предрешен. В ночь на 12 июня в здании Военной коллегии Верховного суда (улица 25 Октября, ныне Никольская, 23) чекисты под руководством коменданта административно-хозяйственного управления НКВД СССР капитана госбезопасности Василия Блохина расстреляли осужденных. Тухачевский, по одной из версий, успел крикнуть: «Да здравствует Красная армия!»
Мораль драмы
Михаил Тухачевский был дельным и храбрым гвардейским офицером Первой мировой войны, но представления о его военных дарованиях и командном значении сильно преувеличены. Большевикам Тухачевский пошел служить потому, что революционная волна до основания сносила старый мир. Бывший семеновский офицер надеялся въехать на ней в историю и самоутвердиться. Он с успехом командовал 5-й армией, сыгравшей в 1919 году важную роль в разгроме колчаковских войск в Сибири, а его руководство борьбой против кронштадтских повстанцев и тамбовских крестьян в 1921 году принесло ему сомнительную популярность победителя народных антибольшевистских выступлений. По приказам Тухачевского на Тамбовщине брали заложников из крестьянских семей, а на последнем этапе для очистки лесов от повстанцев применялись удушливые газы. Вершиной идейного нигилизма Тухачевского стал его проект введения язычества в Красной армии в качестве новой религии, предложенный в конце 1919 года.
Приговор был предрешен. В ночь на 12 июня в здании Военной коллегии Верховного суда чекисты расстреляли осужденных. Тухачевский, по одной из версий, успел крикнуть: «Да здравствует Красная армия!»
Руководителем антисталинского заговора в 1937 году, скорее всего, Тухачевский не был, как не существовало и самого заговора: признательные показания были даны под пытками. В мифическом «заговоре» нуждался Сталин, чтобы подвергнуть армию чистке и подавить в зародыше любые протестные настроения накануне большой войны.
«Дело Тухачевского» положило начало массовому террору в Красной армии. По подсчетам историка Олега Сувенирова, в 1937–1939 годах из рядов РККА (без ВВС) были уволены по политическим мотивам и репрессированы 19 106 лиц комадно-начальствующего состава, из них затем реабилитированы и восстановлены в кадрах лишь 9247 человек. Общее количество репрессированных лиц комначсостава составило 9859 человек. Большинство из них погибло.
* См. NT № 1, 23 января 2017 года.
