Журналиста Антона Носика судят за слова. Он имел неосторожность в блоге резко отозваться о Сирии и сирийцах, а это по российским законам — «разжигание ненависти», статья 282. Националиста Константина Крылова судили и осудили за слова — о способах государственного финансирования Чечни. Над заключениями экспертов-лингвистов, которые разыскали в фразе «Пора покончить с этой странной экономической моделью» «ненависть к группе лиц, определяемых как лица кавказской национальности», читатели смеялись. А судья отнесся серьезно.
Сотни людей менее известных получают условные и реальные сроки за публично высказанные мысли. Платят гигантские штрафы. Арсенал у правоохранителей все шире — к пресловутой статье 282 УК добавились статьи за «реабилитацию нацизма» (и уже есть случай, когда реабилитацией нацизма оказалась публикация старой работы Кукрыниксов — потому что у карикатурного Гитлера на мундире свастика) и «оскорбление чувств верующих». Эксперты без стеснения отыскивают в записях подростков в социальных сетях «вербальный экстремизм» и даже «вербальный терроризм». Уже можно карать за репост и даже за комментарий в треде. Правоохранители карают, рапортуют о поимке опасных преступников — разве есть преступники опаснее, чем террористы и экстремисты? — получают премии, звания, благодарности.
Если просто всмотреться в посвященные борьбе с мыслепреступлениями статьи УК, вдуматься в конкретные (нелепейшие!) примеры правоприменения, вы поймете, скорее всего, что хоть на одну из них уже почти наверняка наговорили. И то, что вы пока на свободе, — свидетельство отсутствия системы в работе правоохранителей, банального недосмотра (см. За что вас посадят). Если вспомнить историю появления этих статей, станет ясно, как из благого намерения вырастает государственный террор: статья 282, например, мирно дремала в УК, пока ее не решили использовать в качестве средства профилактики насилия нацистов-скинхедов. А заодно выяснили, что это прекрасный инструмент для борьбы с любым инакомыслием и легкий способ повышения раскрываемости. А ужесточение «борьбы с нацизмом» — просто реакция на украинские события (см. Машина запугивания). И, конечно, за каждой из этих статей — банальный страх лишиться власти, стремление перестраховаться, исключить любую возможность перемен (см. Их страхи).
Свобода — это всегда риск. Мы должны рискнуть, должны смириться с тем, что другой человек имеет право на мысль, на мнение, на слово. Даже если эта мысль, слово, мнение нам неприятны. Потому что иначе мы сваливаемся в яму, где точные определения невозможны и едва ли не каждое слово может привести к уголовному делу. Говорить можно все. Мыслепреступлений не бывает. Или — порываясь ограничить чужую свободу — мы лишимся своей. Что, собственно, и происходит здесь, сейчас, с нами. Государству удобно иметь дубинку, позволяющую больно ударить по голове любого зарвавшегося. Рядовому служаке — возможность без труда заработать очередную звездочку на погоны. И сочиняя донос в прокуратуру на людей, сказавших что-то очевидно мерзкое, вы не помогаете миру становиться лучше. Вы помогаете государству становиться еще более жестоким. А зачем ему помогать — оно ведь и без нас справляется.
В примитивных обществах — у индейцев Амазонки или у российских уголовников, например, цена слова очень высока. Вера в магическую связь между словом и действием жива. «За базар надо отвечать». Чтобы разорвать эту веру, чтобы понять, что за самым резким словом необязательно следует действие, что у общества и без государства достаточно средств, чтобы защититься от слов, человечеству понадобились века. Но этот путь пройден, идти вспять незачем, снова дичать необязательно.
