7 октября информированная немецкая газета S?ddeutsche Zeitung подтвердила то, о чем за несколько дней до нее написала американская The Wall Street Journal: Берлин намерен настаивать на введении новых санкций против России. Глава комитета бундестага ФРГ по внешним делам Норберт Реттген, сопартиец Ангелы Меркель, дал понять, что это твердая позиция канцлера и бундестаг, скорее всего, ее поддержит: Россия должна понести ответственность за ковровые бомбардировки сирийского Алеппо и гуманитарную катастрофу в этом городе. С точки зрения Германии, это «тяжелейшие военные преступления».
В этой ситуации важны два момента. Во-первых, Берлин (а значит, и Европа, ибо влияние Германии на внешнюю политику ЕС смело можно считать определяющим) уже не связывает судьбу санкций исключительно с Минскими соглашениями, и алгоритм переговоров Виктории Нуланд с Владиславом Сурковым, очередной раунд которых состоялся на прошлой неделе, уже не имеет прежнего значения: Сирия полностью затмила собой Украину и Донбасс. Только не в том ракурсе, на который, скорее всего, рассчитывал Путин, отправляя туда год назад самолеты — «Россия — держава-освободительница от варваров XXI века», а ровно в противоположном — «Россия действует ничуть не лучше варваров», крайне неблагоприятном для Кремля.
Во-вторых, Германия в вопросе ужесточения санкций в отношении России из-за Сирии, в отличие от того, что было два года назад, после аннексии Крыма, идет даже впереди США. Правда, госсекретарь Керри призвал расследовать действия России в Алеппо как «военные преступления».
Вывод: у европейцев накипело и перекипело. Дипломатическая тактика Москвы — говорить одно, думать другое, а делать третье — стала слишком уж нарочитой. Манера делать вид, что все идет как надо и мы все делаем правильно даже тогда, когда есть десятки свидетельств того, что на жителей Алеппо падают запрещенные международными правилами бомбы (см. Под огнем), так же, как и настаивать на полной непричастности к трагедии малайзийского Boeing, унесшей 298 жизней (см. NT № 32 от 3 октября 2016 года), — вызывает гнев и отторжение, которые уже не считают нужным скрывать. В конце концов, одно дело — упертость с минимумом жертв. Другое — упертость на крови.
В результате ощущение того, что Россия и впрямь находится в международной изоляции, за последнюю неделю выросло на порядок. И ладно, если бы речь шла только о полной утрате взаимного доверия по ключевым пунктам международной повестки дня, о чем говорит решение США выйти из переговорного процесса с РФ по Сирии. О том, что ситуация накаляется, переходя на орбиту непредсказуемости, говорят и последние контратакующие действия Москвы — выход из договора с США по утилизации плутония и двух других соглашений в ядерной сфере с заведомо невыполнимыми встречными требованиями (см.Кипит плутоний возмущенный) и дальнейшие шаги в сторону милитаризации внутренней жизни — от возвращения к советской системе организации обороны (см.Удавка мобилизации) до беспрецедентных бюджетных преференций для силовых ведомств на фоне постоянно растущих геополитических амбиций (см. Спасая рядового Асада).
Настойчиво внедряемый нашей властью дискурс «если завтра война» (см. NT №5 от 14 февраля 2016 года) медленно, но верно перерастает в куда более угрожающий — «завтра точно война», и вы даже догадываетесь с кем. Но не отчаивайтесь: мы знаем, как стереть противника в ядерную пыль.
СССР, если кто забыл, — не знал…
