#Главное

#Деньги

#Сечин

#Темы

Корпоративное государство 2.0

2017.08.28

Фото: Анатолий Жданов/Коммерсантъ

Одно уже можно сказать точно: вне зависимости от того, чем закончится дело бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева, главное уже произошло — государственная компания может по своей воле назначать и убирать министров. За этим вырисовывается заявка на новую госидеологию — интересы «национальных государственных чемпионов» превыше всего, задача власти в России — помогать компаниям вроде «Роснефти» завоевывать мир.

Каким образом была устроена провокация против Алексея Улюкаева, которого задержали с неким кейсом, в котором оказался $1 млн, а на правой руке министра — специальная краска, какими следователи метят купюры, — важно лишь для определения дальнейшей судьбы бывшего министра, да и то лишь отчасти. Вечером 15 ноября президент Владимир Путин официально объявил, что не будет работать с Улюкаевым в силу «утраты доверия», то есть президенту уже сейчас достаточно информации, чтобы в конфликте с Улюкаевым, инициированным (это не скрывается) главой «Роснефти» Игорем Сечиным, глава государства не только — до завершения расследования и суда — вынес своему министру обвинение, но и принял сторону Сечина. Таким образом, комбинация, выстроенная главой нефтяной госкорпорации «Роснефть» — или только ее первая часть, — успешно завершена.

Контекст

Напомним, что было в прологе. Летом 2016 года правительство, действуя в рамках своих полномочий, планировало на сентябрь продажу на открытом рынке госпакета (50,08%) ранее национализированной по суду компании «Башнефть», а на октябрь–ноябрь — продажу 19,5% акций госкомпании «Роснефть». Однако Игорь Сечин настоял на том, что «Башнефть» не должна выставляться на открытый рынок, на котором ее могут купить другие претенденты — в первую очередь «Лукойл», а также руппа «Альянс», фонд экс-министра энергетики Игоря Юсуфова и неизвестное число покупателей, которые могли бы появиться, если бы «Башнефть» была выставлена на продажу. Вместо этого «Башнефть» была де-факто передана «Роснефти»: госкомпания приватизировала другую госкомпанию на средства (329,69 млрд руб.), которые правительство и так было вправе безвозмездно изъять у «Роснефти» в виде прибыли: государство владеет ключевым акционером «Роснефти» — «Роснефтегазом». Кроме этого, до 5 декабря 2016 года «Роснефть» должна выкупить у «Роснефтегаза» собственный пакет акций за более чем 700 млрд руб., с тем чтобы потом иметь право им распоряжаться по своему усмотрению. Целью сделки объявлена последующая продажа этих акций каким-либо инвесторам, которых определит сама «Роснефть», причем если Алексей Улюкаев еще настаивал на том, чтобы акции были проданы быстро, то теперь уже никто и ни на чем не настаивает.

Захват государства корпорацией, пусть даже во главе ее стоит такой эффективный менеджер, как Игорь Сечин, — это серьезное наступление на многие интересы

Резюмируем. Есть государство — собственник двух компаний, «Роснефти» и «Башнефти», это государство хочет продать их акции. Есть Игорь Сечин, который хочет получить всю «Башнефть», не хочет открытой продажи акций «Роснефти» и желает сам, помимо правительства, определять, как собственник будет распоряжаться управляемым им активом. Кто главнее — государство или его имущество? События вокруг Алексея Улюкаева дают ответ на этот вопрос: государство как институт (не путать со страной) существует для Сечина, а не Сечин для государства. Если государство и его чиновники думают иначе, то они, вернее, пока один чиновник, отправляются в отставку и под домашний арест. Другие чиновники торопливо заучивают урок.


Захват государства

То, что новая (после событий 2002–2004 годов) Россия имеет яркие черты корпоративного государства, говорится вполне открыто, и порой с нескрываемым энтузиазмом, даже представителями властных структур, например экс-премьером и на тот момент главой Счетной палаты Сергеем Степашиным. Напомним, идеи корпоративного государства популяризировались в 20-х годах XX века вождем итальянского фашизма Бенито Муссолини (итал. fascio — пучок, символизирует собой силу, которая образуется в результате объединения). Смысл этой идеологии заключался в том, что корпоративному государству нет необходимости при создании истинно народного политического строя национализировать частный бизнес — достаточно лишь создать ключевых госигроков в основных отраслях экономики, а затем заставить и их, и их частных конкурентов работать ради определяемых государством целей. Неважно, частная у тебя компания или государственная, государство дает право заниматься бизнесом тогда, когда ему это выгодно, и так, как ему выгодно.

Модель, которая предполагается по результату успешной атаки Игоря Сечина на правительство, похожа — но в ней иначе расставлены акценты. В «Корпоративном государстве 2.0» административный аппарат существует и действует ради и во имя Главного дела — бизнеса государственных компаний. Если же административный аппарат (правительство, например) начинает мешать Главному делу, то он может быть репрессирован. Разумеется, в таком понимании природы вещей желание правительства Дмитрия Медведева изъять из «Роснефти» и «Роснефтегаза» в 2016 году 1 трлн руб. на покрытие дефицита бюджета воспринимается с недоумением. Ведь еще в 2014 году госкомпания требовала от правительства 1,5 трлн руб. из того же Фонда национального благосостояния на реализацию собственных целей и проектов. Тогда Игоря Сечина не услышали. Однако когда административный аппарат вместо того, чтобы вкладывать деньги в Главное дело, пытается их изъять, — вот тут уже просто необходимо показать, кто на кого работает. Недаром «Роснефть» совершенно не интересуется тем, кто займет место Улюкаева — подбирать обслуживающему аппарату кадры она считает просто не своим делом. Неважно кто — важно, чтобы был толковый, без собственных идей и не мешал.

Совсем еще недавно Алексей Улюкаев (справа) не мог бы и подумать, что по воле Игоря Сечина окажется под домашним арестом, Москва, 7 мая 2015 года. Фото: Михаил Метцель/ТАСС

Некоторые параграфы этой идеологии довольно ярко проявлялись в спорах 2007–2009 годов о «национальных чемпионах». Тогда правительство рассматривало возможность «выращивания» крупных государственных и частных компаний путем предоставления им преференций, с тем чтобы они успешно конкурировали на мировой арене с крупными транснациональными компаниями. Но идеология «национальных чемпионов» вместе с мировым кризисом 2008 года ушла из фокуса и в Европе, и в Китае, и в Юго-Восточной Азии, и в России. Парадоксально, но возрождение идеи в Отечестве обеспечено не ростом, а обвалом цены на нефть — к пестованию «национальных чемпионов», которым должно быть подчинено все, предлагается вернуться по бедности, а не от избытка ресурсов.

Собственно, увольнение и обвинение Алексея Улюкаева и является демонстрацией того, что думает Игорь Сечин о том, как должно выглядеть Российское государство. В одном из прошлых номеров («Вся власть интендантам», № 33 от 10 октября 2016 года) мы предполагали, что рабочей схемой государственности России в условиях низких цен на нефть будет бюджетное разделение на «земщину» и «опричнину» — причем в «опричнину» вместе с силовыми структурами должна войти и «Роснефть». Но Игорь Сечин, как мы убедились на прошлой неделе, вносит в схему свои коррективы: просто не лезть в его дела недостаточно. Вся деятельность государства как института должна быть положена на алтарь «Роснефти» и других госкомпаний и госкорпораций, которым Владимир Путин поручил достигать успехов во вверенной им области.

Любопытно, какая реакция последует от коллег г-на Сечина, прежде всего от руководителей «Газпрома» и «Ростеха», — послание главы «Роснефти» направлено и в их адрес в том числе. К декабрю станет ясно также, перечислит ли «Роснефть» за сохранение статус-кво и за возможность самостоятельно распоряжаться собственными акциями 700 млрд руб. бюджету или нет, — есть определенные сомнения в том, что «Роснефть» готова к таким выплатам. Мало того, есть и обоснованные подозрения в том, что вся история с министром Улюкаевым устроена ради того, чтобы поставить жирный вопрос: а надо ли «Роснефтегазу» (ключевому акционеру «Роснефти») платить бюджету?

«В Корпоративном государстве 2.0» административный аппарат существует и действует ради и во имя Главного дела — бизнеса государственных компаний

Башкирия как плацдарм

Нефтяная компания «Башнефть» — актив, о который споткнулся не только Алексей Улюкаев, но и глава «Лукойла» Вагит Алекперов, и совладелец АФК «Система» Владимир Евтушенков, да по большому счету и глава «Межпромбанка» Сергей Пугачев, и его бывший партнер Сергей Веремеенко. В 2003 году последний пытался баллотироваться на пост президента Башкирии, что развалило его партнерство с Пугачевым, — и это затем уничтожило карьеры и того и другого. В последние годы «Башнефть» де-факто управлялась под мягким и неофициальным руководством «Лукойла», и поэтому компания Вагита Алекперова рассматривалась как самый вероятный покупатель 71,6% акций «Башнефти», изъятых у Владимира Евтушенкова. До тех пор, пока на актив не заявила свои права «Роснефть».

Аналитики в сентябре 2016 года были в недоумении: строго говоря, «Роснефть» совершенно не должна была интересоваться «Башнефтью», которая является скорее нефтеперерабатывающей, нежели нефтедобывающей компанией; бóльшая часть ее добывающих активов — это старые месторождения высокосернистой нефти, ее переработка тесно связана с нефтехимическими компаниями Башкирии, что, вообще говоря, не слишком хорошо для бизнеса, ибо это ограничивает возможность модернизации НПЗ, ставит «Башнефть» в зависимость от партнеров. «Башнефть» вынуждена быть одной из самых инновационных компаний России. Впрочем, у нее есть и потенциально «золотой» актив — это выигранное на конкурсе в 2011 году совместно с «Лукойлом» месторождение Требса и Титова с запасами (категория С1) не менее 210 млн тонн. Это последнее крупное нефтяное месторождение, найденное во времена СССР, в 1987 году, еще в 1997 году на него претендовал консорциум Texaco, Exxon, Amoco и Norsk Hydro (подробнее — см. «Нефть в обмен на свободу», NT № 30 от 22 сентября 2014 года). Причины, по которым «Роснефть» отказалась участвовать в разработке, неизвестны, сейчас компания Игоря Сечина рассматривает будущее сотрудничество с «Лукойлом» на месторождении с большим энтузиазмом.

Конечно, в логике «Корпоративного государства 2.0» необходимость «Башнефти» для бизнеса «Роснефти» очевидна: владение этим активом «Лукойлом» усиливало бы крупнейшую частную нефтяную компанию России («Сургутнефтегаз» в этой концепции следует рассматривать как нефтекомпанию, полностью подчиненную задачам Главного дела «Роснефти» и не мешающую Игорю Сечину). Что входит в противоречие с идей государства-корпорации. Значит ли это, что вслед за задержанием Улюкаева стоит ждать атаку на «Лукойл»? Необязательно. Если Алекперов и его «Лукойл» готовы подчиняться правилам игры, диктуемым Сечиным, то необходимости в поглощении «Лукойла» нет. Во всяком случае — пока. Хотя недоброжелатели Сечина утверждают, что планы у Игоря Ивановича по-настоящему гигантские: он, судачат, нацелился и на «Транснефть» (почему не иметь свою трубу?) и, прости господи, даже на «Газпром».

Не ради денег

Самый интересный вопрос — как идею «Корпоративного государства 2.0» Игорь Сечин подает Владимиру Путину. Согласитесь, взять и заявить главе государства, что цели и задачи правительства вторичны по отношению к целям и задачам «национального чемпиона», — для этого нужна немалая смелость. Или — сильные аргументы.

Вспомним: сама идея «национальных чемпионов» появилась как поиск вариантов, которые позволили бы компаниям стран ЕС, Китая, России и Юго-Восточной Азии конкурировать и противостоять американцам, завоевывающим мировые рынки. Национальные правительства, напуганные глобализацией, должны были как-то отвечать на опасения своей национальной элиты, которые теряли серьезные деньги. Разумеется, выращивать «национальных чемпионов» проще странам более авторитарным и более склонным к дирижизму в экономике.

В России же логика «национальных чемпионов» быстро трансформировалась в логику «национальных государственных чемпионов» — руководство госкорпораций быстро убедило власть в том, что для активного противостояния иностранцам на мировых рынках им требуется в первую очередь монополия. «Роснефть» еще в августе 2016 года прямо мотивировала необходимость допустить ее на торги по «Башнефти» простым аргументом — компания Игоря Сечина конкурирует не на российском рынке, а на мировом, поэтому расклад, который сложится в нефтяном мире России в случае, если она выиграет, вообще не важен: важны только победы на мировой арене.

Одна проблема: история не знает страны, сравнимой — хотя бы отдаленно — размерами и численностью населения с Россией, в которой бы интересы государства были полностью подчинены одной, пусть даже колоссальной корпорации (представим себе гиганта: «Роснефть» + «Лукойл» + «Транснефть» + «Газпром»). Подобное возможно в «банановых» республиках, в султанатах, управляемых одной семьей. Большие экономики не могут развиваться, будучи подчиненными интересам одной или даже нескольких корпораций. В истории СССР очень отдаленный пример — это всевластие ВПК, «семерки» оборонных министерств, веса которых хватало, чтобы Политбюро принимало решения, исходя прежде всего из их интересов. Что сейчас получится из предложенной схемы, мы узнаем довольно быстро — согласно постановлению правительства о приватизации «Роснефти», госпакет (19,5%) нефтяной компании должен быть продан до 5 декабря, деньги от его продажи должны прийти на счета бюджета до 15 декабря — если этого не произойдет, значит, Владимир Путин так или иначе согласен с новыми правилами игры. А что уж будет дальше — в параметрах полугода-года — сказать сложнее.

Захват государства корпорацией, пусть даже во главе ее стоит такой эффективный менеджер, как Игорь Сечин, — это серьезное наступление на многие интересы. В том числе и на интересы самого Путина, власть которого зиждется на его роли третейского судьи между разными «национальными чемпионами», за которым остается последнее слово. Если он теряет эту привилегию, то в конечном итоге становится номинальным председателем совета директоров «совладельцев» государства. И рано или поздно эти совладельцы могут задаться сакраментальным вопросом: кто здесь власть? И сами же ответят на него. И возразить им будет нечего

Досье

КОРПОРАТИВНОЕ ГОСУДАРСТВО — термин, используемый для обозначения одной из государственных форм авторитаризма, при которой основные коллегиальные органы формируются из представителей профессиональных корпораций, строго отобранных правительством*.

В контексте исследований авторитаризма термин «корпоратизм» используется для обозначения процесса использования официально разрешенных общественных организаций с целью ограничить участие народа в политическом процессе и подавления властью гражданского общества. Перечень таких организаций может включать объединения предпринимателей, профсоюзы, религиозные общества, правозащитные организации и т.д. Как правило, государство устанавливает жесткие условия на выдачу лицензий этим организациям, что уменьшает их количество, позволяет государству контролировать их деятельность и стимулирует надзор организаций над своими членами. Практически во всех «корпоративных» государствах, существовавших в истории, был установлен режим «вождя».

Идеи корпоративизма были наиболее полно воплощены в жизнь в государствах с фашистским режимом. В классическом понимании корпоративное государство существовало в фашистской Италии (1925–1943). Бенито Муссолини выдвигал на первый план идею государства как власти корпораций, представляющих и гармонизирующих интересы всех слоев населения (в противоположность парламентской демократии как власти партий). Создание корпоративного государства обуславливалось объединением всех слоев общества ради достижения поставленной фашизмом цели — создания «Великой Италии».

В 1926 году в Италии свободные профсоюзы были заменены синдикатами, контролируемыми правительством. Синдикаты объединялись в корпорации и признавались государственными органами с правом издавать обязательные для синдикатов постановления в области регулирования трудовых отношений и производства. В 1939 году парламент Италии был заменен «палатой фашсций и корпораций», состоявшей из членов центрального корпоративного совета, руководства фашистской партии и министров.

Некоторые элементы корпоративного государства существовали также в нацистской Германии (1933–1945), где были образованы «трудовой фронт» (объединенный профсоюз работников и работодателей), «культурные палаты» и другие организации, охватившие всех занятых в определенной сфере экономики.

Еще одним из вариантов корпоративного государства фашистского типа историки называют «Новое государство» — режим в годы правления Антониу ди Салазара (1932–1968) в Португалии. Запретив существование профсоюзов на классовой основе, Салазар стремился снизить социальную напряженность в обществе и антагонизм классов за счет объединения в рамках корпоративной системы государства как работодателей, так и рабочих. В каждой отрасли хозяйственной и культурной деятельности общества допускалось и организовывалось одно «профессиональное объединение», низовое звено корпоративной системы. Корпорации находились под полным контролем правительства.

Наиболее последовательно идея корпоративного государства была проведена при режиме Франсиско Франко в Испании (1939–1975).

В современном мире черты корпоративного государства можно найти в государственном устройстве Индонезии.

* Сухарев А.Я., Крутских В.Е. Большой юридический словарь. — М.: Инфра-М, 2003.

Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share