От почти полного отчаяния в январе до почти полного спокойствия в декабре — таким был для экономики России 2016 год. Не случилось катастрофы, но и оснований для радости тоже нет. Из-за девальвации рубля экономика России сжалась почти на $1 трлн; доля России в мировой экономике упала с 2,7% до 1,7%; внутреннее потребление за два года, 2015-й и 2016-й, уменьшилось на 14% (это очень много, караул кричат при снижении потребления на 7%); остановилась модернизация производства — импорт передового оборудования нерентабелен, а своего по-прежнему нет; зарплаты в реальном выражении в среднем по стране упали на 9%, то есть люди реально стали хуже жить. Из хороших новостей — Центробанк сумел не только удержать ситуацию, но и снизить инфляцию, экономический спад остановился, и в следующем году обещают пусть и едва заметный, но рост экономики; российские компании скостили внешний долг, правительство сократило текущие расходы. Надежды на 2017-й — как минимум продублировать положительные результаты, хотя никто и не знает, как и где ударят проблемы, копившиеся в последние три года.
Из-за девальвации рубля экономика России сжалась почти на $1 трлн, доля России в мировой экономике упала с 2,7% до 1,7%, внутреннее потребление за два года, 2015-й и 2016-й, уменьшилось на 14%
Наше все
2016 год начинался с довольно мрачного предсказания: при среднегодовой цене нефти дешевле $40 за баррель стране не избежать больших потрясений. Доходов от экспорта в этом случае хватило бы только на федеральные и региональные расходы, связанные с обеспечением базовых потребностей государства, — без госинвестиций, новых проектов, с замораживанием всего, что не ориентировано на краткосрочные нужды.
Первый квартал 2016 года полностью вписывался в пессимистический сценарий. Нефть марки Brent ушла ниже отметки в $30 за баррель уже 15 января и вернулась к $40 только в начале марта, но до апреля неоднократно падала ниже этого уровня. 5 апреля было объявлено о создании Росгвардии, о ликвидации Госнаркоконтроля и отставке главы этой службы Виктора Иванова, одного из столпов путинского режима. 14 апреля Владимир Путин подтвердил, что экономическую программу на период после 2018 года будет готовить экс-министр финансов Алексей Кудрин. В том же месяце Минфин начал подготовку к «большой бюджетной резне» — фронтальному сокращению госрасходов с их дальнейшим снижением к 2019 году. Все ждали политических баталий. Но к июню нефть подорожала до $50 за баррель и ниже критической отметки в $40 не опускалась ни на день, а в середине декабря даже дотянулась до $55. К осени Минфин на незапланированные доходы (вернее, на слегка сэкономленные резервы) уже решил старую проблему кредитов ВПК, погасив 700 млрд руб. долга. Ситуация выглядела столь же благостно, как, скажем, выздоравливающий от тифа больной — еще не встает, но уже пытается курить. Так, Игорь Сечин с легкостью убедил президента в том, что компанию «Башнефть» лучше не продавать, а отдать «Роснефти», которую он возглавляет; приватизировать же саму «Роснефть» следует только так, как это представляет Сечин. «Роснефть» в итоге все равно пришлось продать (даже несмотря на то, что компания смогла отправить под следствие и в отставку главу Минэкономразвития Алексея Улюкаева, не приветствовавшего идеи Сечина). Впрочем, хотя бюджет в итоге и получил доходы от ее приватизации, до сих пор не понятно, кто заплатил за 19,5% акций свыше 700 млрд руб. Во всяком случае итальянский банк Intesa, который в «Роснефти» называют главным кредитором состоявшейся сделки, на прошлой неделе глубокомысленно оповестил прессу, что все еще раздумывает о выдаче кредита покупателям российских акций — трейдеру Glencore и катарскому госфонду QIA.
Такого рода небрежность с деньгами бюджета бывает только тогда, когда с бюджетом все более или менее нормально.
Да и Росгвардия, и Алексей Кудрин, которые своими успехами в начале 2016 года во многом обязаны ужасам власти перед $30 за баррель, пока не совершили никаких переворотов в гос-устройстве. Вместо этого в Кремле было решено, что все важные вопросы, которые могли быть при дешевой нефти разрешены уже сейчас, на деле будут решаться в 2017 году.
Потерянный год
В 2016 год экономика России вошла в состоянии крайне неприятном. Это не было неконтролируемое падение: заслуга в том, как и в 2014 году, в основном Центрального банка, который поднял в январе ключевую ставку и стоически удерживает ее по сей день на довольно высоком уровне в 10% годовых, заодно и решая проблему инфляции, которая к концу 2017 года практически гарантированно снизится до 4% годовых — самый низкий ее уровень в истории страны. Но было и падение — и ВВП, и промпроизводства, и ожиданий, и курса рубля, и инвестиций, и расходов домохозяйств. Ожидания от 2016 года (даже при стабилизировавшейся цене нефти) были крайне негативными. Тем более что российская экономика находится в режиме инвестиционной блокады из-за Крыма и Донбасса (не будь ее, в страну с двукратно подешевевшей рабочей силой и сохранившимся промышленным потенциалом уже хлынули бы иностранные деньги). Совершенно не вовремя начавшаяся кампания деоффшоризации выдавила из России многих представителей крупного бизнеса и тем самым снизила объемы потенциального реинвестирования. Наконец, риски дополнила сирийская война. В 2016 году дело спасения экономики России от дальнейшего обвала было только в ее руках — помогать никто не собирался.
При среднегодовой цене нефти в $43 за баррель ВВП страны, как и промышленное производство, к третьему кварталу стабилизировались. С обвалом инвестиций сложнее — по итогам года будет зафиксирован спад, в вялотекущей форме он, видимо, продолжится и в 2017-м. Однако говорить об инвестиционной катастрофе не приходится: во втором полугодии 2016 года инвестиционный импорт в России даже вырос. Это неудивительно — даже в отсутствие иностранных инвестиций привлекательность внутреннего рынка для вложений в агропром и химическую промышленность, а в некоторых случаях и в другие производства (например, автокомпонентов) все равно выросла; в эти отрасли вкладывались в основном российские инвесторы. Но поскольку в России почти не выпускают ни современные производственные линии, ни промышленное оборудование, эти страшно подорожавшие в рублях средства производства в 2016 году приходилось импортировать из ЕС и Китая.
ТЕНЕВОЙ РЕСУРС
Спрашивается, а откуда вдруг появились деньги, чтобы импортировать хоть что-то? Первым недооцененным ресурсом в российской экономике оказалась, как всегда, экономика теневая. При всем огосударствлении средний бизнес в России оставался почти чисто рыночным и там, где мог, не упустил расширившихся возможностей, стабилизируя ВВП всеми правдами и неправдами. Вторым ресурсом стало сокращение внутреннего потребления. Реальные располагаемые доходы населения по состоянию на ноябрь 2016 года сократились более чем на 5,6% по сравнению с ноябрем 2015-го — могло быть и больше, если бы не ЦБ, снижавший «инфляционный налог». Кстати, с ростом нормы сбережений в России связаны и основные надежды на восстановительный рост 2017 года — небольшой, но рост. Эти два фактора — «тень», более гибкая и эффективная, чем ожидалось, и оплатившие спад домохозяйства — и смягчили те большие неприятности, которые ожидали экономику к концу года.
Впрочем, всего лишь смягчили. В долгосрочной экономической перспективе 2016-й был в чистом виде потерянным годом — это время, потраченное исключительно на то, чтобы не упасть, удержать равновесие после шока. Равновесие удержано, но дорогой ценой: к концу года, например, федеральные чиновники уже открыто заговорили о проблемах здравоохранения с лечением онкобольных — средств на оплату фондом ОМС современной химиотерапии явно не хватало, и некоторым россиянам это стоило жизни. Происходящая стабилизация — сложный процесс, структурные сдвиги в экономике страны должны происходить и быстрее, и иначе. Это создает дополнительные риски на 2017 год и позже.
Выздоровление после приступа затянувшейся болезни выглядит пока довольно сомнительно. Кампания по импортозамещению была по сути подорвана контрсанкциями, поставившими российские агрокомпании в положение, в котором возможен лишь быстрый некачественный рост. Оборудование, которое промышленники начали массово закупать с лета 2016 года, в минимальной степени ориентировано на «технологические прорывы» — скорее на недорогое замещение на внутреннем рынке товаров, которые сюда и так готовы были поставлять полмира на более выгодных условиях. Единственное безусловное достижение российской экономики — это существенное снижение частного внешнего долга: компании отошли от той опасной черты тяжелой закредитованности, к которой они приближались с 2007 года.
Проблемы на 2017-й
Россия в уходящем году де-факто перестала быть «развивающимся рынком» в прямом смысле этого слова: делать здесь бизнес стало для многих предпринимателей занятием намного менее интересным и перспективным, чем ранее. Мини-ренессанс некрупного бизнеса в Москве и городах-миллионниках — от ресторанов до мастерских — в 2016-м оказался слишком вялым, чтобы говорить о нем всерьез.
Россия в уходящем году де-факто перестала быть «развивающимся рынком» в прямом смысле этого слова: делать здесь бизнес стало для многих занятием намного менее интересным и перспективным, чем ранее
Если падение доходов домохозяйств в 2017 году продолжится, даже при нефти $55 за баррель и выше это создаст вполне ощутимую угрозу стабильности следующего года — внутренний спрос, сокращавшийся в 2016 году довольно умеренно, может ускорить падение в следующем году. И чем дальше будут откладываться системные решения в области политических и экономических реформ при убаюкивающих — вроде бы немного, но и немало — объемах поступлений нефтедолларов в страну, тем больше вероятность того, что в один прекрасный момент «восстановительный» рост ВВП, который начнется уже в первом квартале 2017 года, закончится через три-четыре квартала новым спадом. Структурные проблемы в экономике лишь отчасти разрешаются сами собой, автоматическими механизмами саморегулирования. Отчасти же они имеют свойства накапливаться и мультиплицироваться — одно к одному. Не говоря уже о том, что к осени 2017 года, скорее всего, опустеет Резервный фонд, примутся и дальше дербанить Фонд национального благосостояния, который закончится в 2018-м.
Пока в Белом доме и Кремле избрали умеренно опасную тактику — пережить наступающий 2017 год так, чтобы его как бы и не было, и в 2018 году вступить в новый политический цикл с новой налоговой, финансово-бюджетной и более определенной общеэкономической конструкцией. Но кто сейчас знает, отпущен ли экономике России еще один относительно спокойный год на ожидания? Предсказуемый и неизбежный кризис она пережила — и теперь ждет возможного непредсказуемого.
Нас ждет неприятный для всех год.