В 1917 году иностранные дипломаты, находившиеся в России, передавали друг другу слова простого солдата: «Нам нужна демократическая республика с хорошим царем!» Высказывание рассматривалось как забавный оксюморон, подтверждающий экзотичность страны пребывания. Этот анекдот использовался и для оценочного суждения: русские не готовы к демократии.
Временное правительство было весьма уязвимо с точки зрения демократических принципов легитимации: у правительства не было демократического мандата, его никто не выбирал
Упоминания о подобных высказываниях солдат и крестьян можно встретить и в других источниках, однако вряд ли это всегда свидетельствует об их тяге к монархии. В некоторых случаях «царя» желали выбирать на несколько лет — «как избирают деревенских старост». Можно предположить, что авторы подобных высказываний желали установления президентской республики, однако они не владели словарем современной политики, чтобы описать новую, не привычную для них политическую реальность и свои политические идеалы.
Причины и следствия
Владеем ли мы, потомки неграмотных и полуграмотных солдат, языком, адекватно описывающим сложнейшую картину революции 1917 года?
Нередко задают одни и те же вопросы: почему закончилась неудачей буржуазно-демократическая революция, когда была пройдена точка невозврата, когда развитие России по демократическому пути стало невозможным, кто виноват в том, что Россия не стала демократическим государством? Авторы вопросов находятся в поле влияния историософской схемы, которая предполагает, что у революции есть свои «объективные» цели и задачи, которые выполняются или не выполняются.
Разные участники Февральской революции преследовали разные цели. Кто-то хотел установления республики, кто-то предпочитал конституционную монархию, а кто-то думал о замене «слабого» царя эффективным правителем. Одни мечтали о скорейшем окончании войны, другие же полагали, что революция создаст условия для успешной борьбы с врагом. С надеждой встретили революцию и сторонники единой и неделимой России, и приверженцы идеи федеративного устройства страны, и сепаратисты, желавшие скорейшего отделения от империи. Для кого-то наиболее важными были социальные преобразования, для кого-то — права и свободы граждан. Вовсе не для всех установление демократии было приоритетной задачей.
Все же у демократии было много искренних сторонников, это находило отражение в законодательстве Временного правительства. Все основные участники политического процесса после Февраля выступали за установление республики. Революция декларировала демократические права и свободы, были проведены выборы в органы местного самоуправления, готовились выборы в Учредительное собрание. Лозунги демократии были очень популярны: даже солдаты, только начинавшие осваивать язык современной политики, знали термин «демократическая республика», хотя понимали его своеобразно.
Однако для реализации демократического проекта недостаточно иметь людей, готовых бороться с противниками демократии, и законодателей, принимающих соответствующие акты. Нужно, чтобы это законодательство эффективно применялось. И во власти, и за ее пределами должны солидарно действовать люди, обученные практикам демократии, способные управлять, реализовывать свои цели с помощью демократических процедур. И активисты демократии должны понимать демократию схожим образом.
Наши предки, которые были в среднем менее образованны и более агрессивны, чем мы, проявили довольно хорошие навыки самоорганизации в условиях революции, во многих отношениях они действовали даже более успешно, чем мы (убеждаюсь в этом всякий раз, посещая собрания товарищества собственников жилья и сходы садоводов). Опираясь на имевшиеся структуры гражданского общества, сторонники революции после падения монархии создавали комитеты общественной безопасности. В течение одного дня радикальные интеллигенты и рабочие активисты создали Петроградский совет, который был достаточно авторитетен, чтобы выступать в роли центра власти. Активисты украинского национального движения в Киеве в короткий срок создали Центральную раду, которая довольно быстро получила поддержку части украинских солдат.
Организаторы этих структур использовали язык демократии, что способствовало ее популярности, однако их действия далеко не всегда способствовали утверждению общенационального демократического проекта.
Временное правительство состояло из людей, исповедующих либеральные и (или) демократические взгляды. Однако оно было весьма уязвимо с точки зрения демократических принципов легитимации: у правительства не было демократического мандата, его никто не выбирал. Правда, на выборах в местные органы власти летом 1917 года убедительную победу одержала партия социалистов-революционеров (эсеры), а ее представители входили в правительство. Но не они определяли политику, и многие члены этой партии критиковали эту власть. Можно предположить, что если бы эсеры взяли на себя ответственность по формированию правительства, то база поддержки власти была бы более широкой. Однако о развитии такого сценария революции можно только гадать.
Демократия «от противного»
Сказывалось и разное понимание феномена демократии. Исторически «демократия» нередко противопоставлялась «монархии», противопоставлялась и противопоставляется «диктатуре». Между тем источники 1917 года свидетельствуют о том, что тогда использовалось противопоставление «демократия» — «буржуазия», такую трактовку термина можно встретить в различных «политических словарях», которые знакомили политизирующиеся массы с языком современной политики. О распространенности подобной трактовки свидетельствует и то, что ее использовали и «буржуазные» газеты, и иностранные дипломаты, анализирующие ситуацию в России. Хотя Февраль 1917 года называли (и называют) революцией «буржуазной», «буржуазно-демократической», социалистическая политическая культура обладала в ней почти полной гегемонией. Это создавало благоприятные возможности для радикальных социалистов, прежде всего для большевиков, которые использовали язык демократии для борьбы с «буржуазией».
Между тем Россия в 1917 году стремилась стать не просто демократической страной, но и самой передовой демократией мира — подобные заявления можно встретить в речах Александра Керенского, наиболее популярного лидера Февраля. Это проявлялось и в законодательстве Временного правительства. Так, в выборах в Учредительное собрание участвовали мужчины и женщины, достигшие 20 лет, а военнослужащие могли голосовать с 18 лет. Большинство стран, имевших традицию демократического управления, ввели столь широкое избирательное право значительно позже. Российский демократический эксперимент представлял собою своеобразный «большой скачок».
И современники, и историки задним числом преувеличили значение Октября и роль Ленина: еще до того, как пало Временное правительство, гражданская война стала фактически неизбежной
Важной чертой общественно-политической жизни был и демократический утопизм. Демократия считалась универсальным средством решения чуть ли не всех проблем. «Демократизировать» стремились все — школу и театр, церковь и вооруженные силы. Разумеется, многие эти эксперименты, начатые с большим энтузиазмом, закончились неудачей, что дискредитировало идею демократии. Но и там, где демократия, казалось бы, должна была работать, деятельность демократов вызывала разочарование. Умеренные социалисты, победившие на выборах в местные органы власти, большими успехами похвастаться не могли: сказалось и ухудшение экономической и социальной ситуации, и отсутствие практического опыта у новых администраторов. Демократия не могла предъявить убедительных свидетельств своей эффективности, поэтому первоначальный энтузиазм многих ее сторонников сменился разочарованием. Это проявлялось и в радикализации части активистов революции, и в нарастании аполитичности многих граждан новой России.
Из войны в войну
Как видим, даже многие действия искренних демократов создавали проблемы для демократического развития. Неудачу демократического эксперимента нельзя объяснить только действиями разномастных противников демократии.
Но и сама природа революции объективно затрудняла утверждение демократии. Революция ликвидировала монополию власти на использование насилия и на законотворчество. Выстраивать демократические институты в таких условиях было необычайно сложно.
К тому же для многих людей, страдавших от продолжавшейся войны, расстройства продовольственного снабжения, топливного кризиса и роста преступности, демократия не стала главным приоритетом. После «дела Корнилова» страна начала скатываться к гражданской войне. И современники, и историки задним числом преувеличили значение Октября и роль Ленина: еще до того как пало Временное правительство, гражданская война стала фактически неизбежной.
Разумеется, большевики и их союзники не боялись гражданской войны. Однако вряд ли неудачи демократии в революционной России следует объяснять только деятельностью радикальных социалистов. К этому времени соглашение между умеренными социалистами, с одной стороны, и либералами, прогрессивными предпринимателями и авторитетными генералами, с другой, было уже настолько слабым, что предотвратить соскальзывание к гражданской войне они не могли (а порой и не хотели).
А гражданская война — не лучшая среда для утверждения демократии.
