О властных группировках внутри Кремля, противостоянии чекистов и технократов, борьбе за место премьера, интригах вокруг выборов президента и признаках нового политического кризиса The New Times говорил с доктором исторических наук, автором книги «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху», профессором Валерием Соловьем
Все зависит от того, ответ на какой вопрос мы ищем. В каждом конкретном случае образуется коалиция нескольких игроков, которые решают определенную задачу. И надо учитывать, входят ли эти игроки в ближний круг президента Владимира Путина и насколько он им доверяет. Но и здесь бывают парадоксальные ситуации — даже те, кто могут с полным правом считаться друзьями президента, не всегда могут влиять на принятие решений. Насколько я знаю, например, решение по Крыму принималось без участия ближнего круга за единственным исключением — к нему причастен глава Совбеза Николай Патрушев. Ближний круг — это те, кого называют «путинским политбюро». Это неформальный консультативный орган. Но в некоторых случаях он очень существенно влиял на экономическую, и не только на экономическую, но и на политическую стратегию Российской Федерации.
ДОВЕРЕННЫЕ ЛИЦА
NT: Кто входит в ближний круг?
Игорь Сечин, Аркадий Ротенберг, ну и Борис (Ротенберг) тоже, Ковальчуки, особенно Юрий, Геннадий Тимченко, Сергей Чемезов, Виктор Золотов, Николай Патрушев, Дмитрий Медведев, а также Герман Греф. Это может показаться странным, но Греф входит в этот ближний круг или, точнее, имеет к нему доступ. Когда весной 2014 года бизнесмены, входящие в ближний круг, решили, что «пора бы прекратить безобразия», парламентером к Путину они послали именно Грефа, потому что Путин к нему прислушивается. Но в тот раз Владимир Владимирович не захотел слушать. После Грефа пытался пойти Тимченко, у которого тоже ничего не получилось.
NT: Под «безобразиями» вы имеете в виду украинские дела?
Да. Они просили не доводить до конфронтации с Западом, избежать углубления конфликта и эскалации.
NT: Союзы внутри ближнего круга всегда ситуативны, или мы можем выделить какие-то устойчивые группы?
Есть устойчивые группы — это финансово-политические кланы, которые формируются вокруг Игоря Сечина, вокруг Ротенбергов, вокруг Ковальчуков. Сейчас, например, образовались две большие коалиции. Одна — это Ковальчуки и примкнувший к ним Сечин — лоббируют на пост премьера Сергея Кириенко, и якобы ему этот пост уже обещан. Сечин и сам хотел бы стать премьером, но, полагая, что у него шансов нет, он примкнул к «кириенковской» коалиции. Вторая коалиция лоббирует на пост премьера Антона Вайно — это Ротенберги и Чемезов. И есть третья большая коалиция — вокруг действующего премьера Дмитрия Медведева. В нее входят Аркадий Дворкович, Игорь Шувалов, которому дали понять, что сам он потерял шансы стать премьером, и министры финансово-экономического блока. Противостояние этих коалиций сейчас — стержень внутреннего политико-бюрократического и экономического процессов.
«Одна группа — это Ковальчуки и примкнувший к ним Сечин — лоббируют на пост премьера Сергея Кириенко, и якобы ему этот пост уже обещан. вторая коалиция лоббирует на пост премьера антона вайно — это ротенберги и чемезов»
NT: А по политическим взглядам членов ближнего круга можно как-то ранжировать, или там кроме денег нет интересов?
Я бы их делил на условно чекистов, или силовиков, и на технократов.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЧЕКИЗМ
NT: То есть чекисты — это такая своеобразная политическая позиция?
Это корпоративная позиция и специфическая групповая психология, которая характеризуется, во-первых, страхом внешнего вмешательства. Это общая черта всех разведчиков мира, но Россия, наверное, единственная страна, где у кормила власти находятся разведчики и контрразведчики. Во-вторых, они стремятся все контролировать. Но, поскольку им легче контролировать крупный бизнес, они пренебрегают малым и средним, который считают не стоящим внимания или враждебным. В-третьих, они лояльны только в рамках своего круга. Их особая корпоративная верность работает только в рамках чекистского братства. Все, кто находятся за рамками их круга, для них чужаки и податное сословие.
NT: Значит, Медведев для них чужак?
Медведев для них, безусловно, чужой. Да, он питерский, и кое-кто из них с ним работал в Питере, но тем не менее он для них все равно был чужим. И дело здесь не в том, что якобы он либерал, там либералов на самом деле нет. Силовикам противостоит клан, который можно назвать технократическим. Это люди, которые нацелены на решение каких-то экономических задач, у которых чаще всего нет собственной политической повестки. У Медведева, допустим, она есть, но вот у Вайно уже проблема с повесткой, у него нет автономной повестки. У Кириенко нет автономной повестки. Они никакие не либералы — либеральные ценности они рассматривают инструментально. Хороший пример — Алексей Кудрин. Он воплощение инструментального подхода: «нам нужен свободный рынок, нам необходимо независимое правосудие». Но не потому, что это субстанциальные ценности, а потому, что это способствует экономическому развитию.
Не исключаю, что в начале 1990-х нынешние «системные либералы» были настоящими либералами. Но обстоятельства их изменили. У них был выбор: или оставаться в системе, но превратиться в инструменты, то есть использовать то, что можно, или просто уйти из системы и встать в оппозицию к ней, как Борис Немцов.
Есть ли среди этих людей либералы сегодня? Да, Дворкович и, скажем, Греф — они либералы по своим убеждениям. Но Греф — либерал в понимании XIX века. Он воспринимает либерализм, причем именно в России, как привилегию и как возможность для небольшой группы людей. Он считает, что российское общество просто не доросло до либеральных идеалов и ценностей. Это их рационализация, самооправдание: «мы стали инструменталистами потому, что масса в России не готова к либерализму». Они воспринимают себя представителями привилегированного меньшинства. И ведут себя соответственно.
NT: А внутри группы технократов есть единство?
Те, у кого было что-то общее с либерализмом, вынуждены держаться вместе, потому что понимают: иначе их сожрут. Их поддерживает необходимость противостояния оппонентам.
ОТТЕПЕЛЬ БЕЗ ОТТЕПЕЛИ
NT: Вы называете Кириенко одним из претендентов на пост премьер-министра. От него многого ждали, много говорили об оттепели. Но похоже, что ему пока не удалось отстроить систему управления внутренней политикой, и все, что он делает, довольно хаотично.
Давайте сначала попробуем с «оттепелью» разобраться. «Оттепель» была не курсом, не политикой, а стремлением избавиться от наиболее вопиющих язв, от того, что будоражило общественное мнение. И эти наиболее вопиющие случаи были просто изъяты из общественной повестки. Да, они перестали привлекать внимание, но это не означало изменений в политике.
Теперь о позиции Кириенко. Мне кажется, он столкнулся с сильным сопротивлением внутри администрации. Не секрет, что он даже не смог назначить своего начальника Управления внутренней политики. Ему навязали кандидатуру Андрея Ярина. Но сейчас ему удалось отчасти нейтрализовать Ярина, поставив своих заместителей в это управление.
NT: Кто навязал?
Видимо, те, с кем у него если не конфликт, то напряженность внутри администрации. С другим первым заместителем главы АП Алексеем Громовым. Есть еще и Вайно, который тоже надеется на пост премьер-министра. А злые языки уверяют, что Владимир Владимирович, как это ему свойственно, дал намеки и тому и другому.
NT: Вайно самостоятельный игрок?
Вайно не самостоятельный игрок. Вайно — это тоже инструментальная фигура. Но инструментальная фигура, у которой в руках сосредоточен большой функционал и за которой стоят мощные группы. Это братья Ротенберги и Чемезов. Еще у Кириенко есть такой недоброжелатель, как спикер Госдумы Вячеслав Володин.
NT: Как вы думаете, у Володина есть шанс сохранить влияние, потеряв пост в администрации?
Ему кое-что удается, это чистая правда, но удается, видимо, потому что Кириенко дает слабину. Ресурсы, находящиеся в руках у Кириенко, значительно превосходят, по крайней мере номинально, ресурсы Володина. Это не только администрация, это еще и «Росатом». За Володиным же не стоит такой экономической мощи. Все люди, знающие Кириенко, утверждают, что он прекрасный администратор, мастер выстраивания коммуникаций, человек с хорошим чувством юмора. Он входит в число людей, которым Путин доверяет. Здесь надо провести различие. Скажем, Путин пользуется Володиным, но, как говорят, Володину не вполне доверяет. Это очень важно, учитывая персоналистский характер режима. Путин использует Володина как нужный и эффективный инструмент, но не доверяет ему из-за его амбиций. А Кириенко он доверяет давно и прочно. Думаю, именно поэтому он назначил его куратором внутренней политики и ответственным за проведение президентских выборов. Точно так же Путин доверяет и Вайно, несмотря на известную ему, естественно, информацию о связях Вайно с Чемезовым.
NT: Вы, кстати, не упомянули министра обороны Сергея Шойгу, когда перечисляли людей, входящих в ближний круг. Почему?
Он не входит в ближний круг, потому что в ближний круг входят люди, пользующиеся безусловным доверием президента. А Путин не доверяет Шойгу в той же мере, что другим своим конфидентам.
Более того, по бродящим по Москве слухам, могут возникнуть серьезные проблемы у союзника Шойгу, губернатора Московской области Андрея Воробьева.
Шойгу не свой для чекистов. Плюс есть давнишний страх чекистов по отношению к армейским. Ну и тем более известно, что у Сергея Кужугетовича есть собственные амбиции и некоторые мессианские черты в характере.
ВЫБОРЫ БЕЗ КАНДИДАТА
NT: В одном из интервью вы говорили, что решения по президентским выборам нет — в том смысле, что Путин не обязательно будет баллотироваться…
Да, и я придерживаюсь этого мнения. Не исключаю, что на рубеже лета-осени нас всех ожидает очень большая неожиданность. И более того, перенос прямой линии президента с апреля на лето может быть связан именно с этим обстоятельством.
NT: Можете назвать фамилию?
Не могу, и никто пока не может. Но могу сказать, что напряжение выросло именно из-за этого, именно из-за этого обострилась борьба за то, кто станет премьером. Поэтому и повестки кампании нет: нет кандидата — нет повестки. Если кандидат Путин, это одна повестка. Если другой кандидат — повестка совершенно иная. Сейчас считается, что Путин почти наверняка пойдет на выборы. Но остается несколько процентов неопределенности… Решение остается за Путиным.
Идет закулисная борьба. Ничего содержательного, кроме идеи провести фактически референдум о доверии, так и не было озвучено. Но протесты 26 марта показали, что провести выборы по такому сценарию не получится. Пропаганда может компенсировать трудности какое-то время, но она не может компенсировать их бесконечно долго. Люди пока не возлагают ответственность на Путина, хотя положение дел для них выглядит все более нетерпимым. Снижение компенсаторной роли пропаганды заметно еще и потому, что все больше людей обращаются за информацией к социальным сетям.
Меняется политическое поведение, оно становится более динамичным и активным, и уже неважно, сколько процентов людей по-прежнему смотрит телевизор. Важны те, кто стал выходить на улицы. Очень плохой для власти признак, что люди 26 марта нарушили запрет. Власть совершила большую ошибку, запретив Навальному шествие по центру Москвы. Около 20 тыс. человек почувствовали вкус запретного плода.
«Их особая корпоративная верность работает только в рамках чекистского братства. Все, кто находятся за рамками их круга, для них чужаки и податное сословие»
NT: Среди властных группировок есть кто-то, кто готов вести диалог с несистемной оппозицией?
Да, но только в том случае, если произойдут массовые протесты, которые примут угрожающий характер. Сейчас мы наблюдаем фрагментацию во властных группировках, а в случае начала массовых протестов мы можем увидеть и раскол, появятся группы, готовые протянуть руку протестующим. Это вообще хрестоматийная логика политического кризиса: от фрагментации элит — к их расколу.
КОНТУРЫ КРИЗИСА
NT: События 26 марта — они что-то поменяли внутри властных групп?
Вызвали непонимание и озабоченность — они не ожидали такого масштаба и такой динамики. Ключевой вопрос теперь: это разово или это начало процесса? С моей точки зрения, это начало процесса.
NT: У политического протеста есть фон — рост социального протеста. Дальнобойщики, пенсионеры в Самаре, акции против ГЛОНАСС во Владивостоке…
Конечно, в новом протесте произойдет объединение локальных повесток, это уже было заметно 26 марта. Протест необязательно везде и сразу будет носить политический характер, особенно в регионах. Ударом для власти будет, когда эти протесты сольются в один поток. В любом случае осенью мы можем увидеть более решительно настроенных людей и более массовые протесты.
NT: Силовики усилились после мартовских протестов?
Они настороженно наблюдают, и пока по крайней мере никакого массированного закручивания гаек мы с вами не видим.
Фото: Мария Олендская