Георгий Сатаров, президент Фонда ИНДЕМ, в 1994–1997 годах — помощник президента РФ Бориса Ельцина:
Вопрос риторический, ответ очевидный: да, возникает конфликт интересов. У нас ведь не работает не только статья о конфликте интересов из Закона «О противодействии коррупции», но и множество других статей. Есть и статьи Конституции, которые не работают. Например, статья, которая должна воспрепятствовать узурпации власти в России. Есть статья о том, что наше государство называется федеративным, — и она тоже не работает.
Если сферы деятельности отца-чиновника и сына-предпринимателя не связаны, соответствующая статья Закона «О противодействии коррупции» на подобные случаи не распространяется. Однако существует такой механизм, как «обмен услугами». Представьте себе, что у министра здравоохранения есть дочка, которая окончила факультет экономики, а есть министр экономики, чей сын окончил медицинский вуз. Тогда первый может оказать неформальные услуги второму: министр здравоохранения двигает сына министра экономики, а министр экономики оказывает услугу, двигая дочку министра здравоохранения. При этом каждый из них формально абсолютно не попадает под статью, касающуюся конфликта интересов.
Такие же вещи, связанные со взаимными услугами чиновников, могут работать в совершенно других сферах, гораздо более коррупционных. Против такого рода вещей не существует законодательных преград — только преграды политические. И чтобы такого не происходило, должны быть прозрачность власти, политическая конкуренция, независимый суд и так далее. Только такого рода институциональные механизмы препятствуют проявлениям коррупции; закрыться законами от всех способов использования служебного положения невозможно.
В целом подобная ситуация приводит к снижению качества менеджмента и государственного управления — ведь продвигаются люди не по реальным своим качествам и заслугам, а по своему происхождению. Это и общее снижение качества работы любых институтов.
Тем не менее в обществе такая ситуация оказывается допустимой и терпимой. Почему? Главным образом потому, что затруднено установление непосредственной связи между этими невинными шалостями и теми потерями, которые несет каждый конкретный человек, если потери несет страна в целом. Вроде «я хороший слесарь, хороший продавец, меня это не трогает, мне платят нормальную зарплату. Ну и бог с ним».
Павел Кудюкин, доцент Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), в 1991–1993 годах — замминистра труда и занятости населения РФ:
Каждый конкретный случай надо рассматривать отдельно: если родственник высокопоставленного чиновника занимает руководящую должность в сфере, которая этому чиновнику подведомственна, тогда конфликт интересов вполне очевидный. Например, в случае сына Дмитрия Рогозина конфликт интересов просто бесспорный, поскольку Рогозин курирует военно-промышленный комплекс, а его сын возглавил «Ил», который входит в оборонный комплекс и является составляющей частью холдинга «Объединенная авиастроительная корпорация». А вот когда руководителем в сфере, которая напрямую не курируется определенным высокопоставленным чиновником, назначается его родственник, прямого конфликта интересов формально нет. Однако, как правило, такое назначение носит признаки того, что в мировой практике называется непотизмом. Выражаясь проще, это кумовство или блат. Признаки коррупции в таких случаях можно найти почти наверняка.
Пакет антикоррупционных законов, который с большим шумом принимался во второй половине 2000-х годов, по сути, остался мертворожденным. А ведь там заложено, что лица, занимающие государственные должности, госслужащие, работники госкомпаний и корпораций обязаны декларировать подозреваемый конфликт интересов, и, если таковой выявляется, то должен быть устранен, разрешен, либо должны приниматься меры по предотвращению возможных его негативных последствий. Так что тут не нужно изобретать что-то новое — нужно просто выполнять то, что уже существует. Но ни одного случая исполнения этих норм законодательства на достаточно высоком должностном уровне я припомнить не могу.
