Считается, что голосование по открепительным удостоверениям — масштабный ресурс для фальсификаций. Нет, не такой уж масштабный. Такие ресурсы, как голосование на дому (переносные урны) и досрочное голосование, дают манипуляторам больше.
ФАЛЬСИФИКАТОРСКИЕ ТРАДИЦИИ
На президентских выборах 2012 года максимальную поддержку Владимира Путина в Центральном федеральном округе показала Тамбовская область — 72%. Но 20% голосующих зафиксировали свое волеизъявление на дому. Что технически невозможно, потому что на участках Тамбовской области в среднем проголосовали по 670 человек; 20% от этого числа — 134. Такое число избирателей, значит, должно было в среднем проголосовать на дому.
Участковая комиссия имеет право формировать только одну группу для объезда «надомников». В нормальных условиях этого вполне достаточно, потому что обычно число голосующих вне избирательных участков не превышает 2%; для Тамбовщины — 15 человек на участок. А тут почти в 10 раз больше.
Считаем на пальцах. Если выездная группа встала на вахту ровно в 8 часов утра и закончила в 8 вечера (по закону дольше нельзя), то, чтобы за 12 часов (720 минут) посетить 134 адреса, на один адрес у выездной группы выходит 5,4 минуты. На самом деле меньше, потому что после открытия участка каждая комиссия тратит какое-то время на формирование выездной бригады (обсуждение, голосование, протокол…), проверку переносной урны, ознакомление с реестром желающих голосовать дома. Обычно на это уходит не менее получаса. Итого остается лишь 5 минут, чтобы залезть в машину, найти в мартовской Тамбовской области нужный адрес, подняться по лестнице, позвонить, представиться, проверить документ, осуществить процесс. И так 12 часов подряд без единого перерыва.
Естественно, те, кто умеет пользоваться калькулятором, возмутились. Ну и что? За образцовую организацию голосования в поддержку действующего президента председатель Тамбовской областной избирательной комиссии Алексей Пучнин был с повышением переведен в начальники городской избирательной комиссии Санкт-Петербурга. Откуда затем его не без скандала выковыривали уже в эпоху Эллы Памфиловой.
Голосование на дому невозможно проконтролировать: отъехал за угол, напихал в урну 150 бюллетеней — и порядок. Обычно, впрочем, даже не
отъезжают — процедуру приписки легче провести виртуально — в целях экономии общенародного бензина и рабочего времени. Но важно даже не это, а два других обстоятельства. Во-первых, чтобы добиться значимых результатов, манипулировать надо десятками процентов. Иначе не видать вам переходящего вымпела и карьерного роста за рекордные результаты. Действительно, не будь на Тамбовщине этих 20% «на дому», явка и итог для Путина были бы значительно скромнее. Во-вторых, в комиссиях, в прессе и в судах должна быть особая обстановка: все знают, но молчат. А это уже проблема не столько фальсификаторов, сколько устройства всего гражданского общества.
В других регионах вместо «надом-ников» используется аналогичный, по сути, ресурс «досрочного голосования», причем обычно региональная избирательная комиссия эксплуатирует либо то, либо это. Систему фальсификата довольно трудно выстроить, поэтому, раз отладив, местное начальство от добра добра не ищет и пользуется тем, чему кадры уже обучены и к чему привычны. В Чечне, например, вообще не требуется ни того ни другого. «На дому» голосует не более 1%, а «досрочно» и того меньше. Зачем, если и так весь народ, как один человек, сплоченными рядами, плечом к плечу поддерживает и одобряет единственно верный курс партии и правительства? Там никому даже не надо ничего объяснять, все и так прекрасно знают, какие цифры должны быть в протоколах. И что станет с членами избирательной комиссии, если нужных цифр не получится? В 2012 году там при явке в 99,6% Путина поддержали 99,9% избирателей. Куда там тамбовским товарищам.
Голосование на дому невозможно проконтролировать: отъехал за угол, напихал в урну 150 бюллетеней — и порядок. Обычно, впрочем, даже не отъезжают — процедуру приписки легче провести виртуально
ЦЕНА ВОПРОСА
В 2016 году на выборах в Госдуму из 110 млн зарегистрированных избирателей в голосовании приняли участие 52,6 млн — менее половины. Это вместе с приписками в чеченском, дагестанском, кабардино-балкарском, кемеровском и прочих электоральных султанатах, а также вместе с «досрочниками», «домушниками» и пр. (см. NT № 35 от 24 октября 2016 года). На круг «Единой России» было приписано не больше обычного — 10–12 млн голосов — как всегда, главным образом за счет султанатов. Но поскольку на этот раз в конкурентном кластере (это вся страна за вычетом султанатов) активность заметно упала (явка порядка 35–40%) и фальсификата стало немного меньше, итоговый результат получился удивительный: «Единая Россия» (ЕР) собрала 28,5 млн голосов (на 3,9 млн меньше, чем в 2011 году), но при этом получила 54,2% (почти на 5% больше, чем в 2011-м).
Иными словами, фальсификационный вклад (главным образом со стороны электоральных султанатов) в общем итоге ЕР впервые составил значительно более трети: 10–12 млн из общего числа в 28,5 млн. Парадокс: там, где процедуру голосования удалось взять под наблюдение и почистить, — налицо снижение цифр явки, цифр поддержки ЕР и традиционных количественных признаков фальсификата. Но зато увеличился относительный вклад регионов, где ни наблюдателей, ни даже представителей ЦИК РФ к подсчету голосов не подпускают на пушечный выстрел. Это наша Родина, сынок: в Чечне (да и в других суверенных султанатах тоже) ничего не могут сделать даже федеральные силовики, если их деятельность не нравится местному руководству. Что уж говорить про электоральных контролеров.
Тогда зачем перед очередными президентскими выборами шумная кампания по отмене открепительных талонов? Вопрос не такой простой. В 2016 году ЦИК РФ получила 3,5 млн открепительных удостоверений. Из них 0,6 млн не понадобились и были сразу погашены. Избирательным комиссиям нижестоящих уровней было роздано 2,9 млн открепительных удостоверений. Из них, в свою очередь, на уровне округов не понадобились и были погашены 0,4 млн, дальше вниз по иерархии пошло 2,5 млн талонов.
Теперь самое удивительное. На участках по открепительным удостоверениям проголосовали 0,8 млн избирателей. Еще 0,9 млн талонов не понадобились и были погашены. В сумме 1,7 млн. А еще около 0,8 млн без вести пропали. Во всяком случае, из итоговых протоколов их судьба не ясна. Очевидно, немалое число людей, сначала получив открепительный талон, потом на выборы все-таки не смогли или не захотели прийти. В итоге талон не зафиксирован ни среди проголосовавших, ни среди погашенных. То ли остался на руках в качестве сувенира, то ли был просто выброшен.
Итак, из 3,5 млн первоначально напечатанных открепительных талонов в реальном голосовании на участках было использовано лишь 0,8 млн. И примерно столько же сгинуло в нетях. При официально погашенных на разных уровнях 1,8 млн. Недоиспользованный ресурс? Да, конечно. И в доброкачественном смысле — заметная часть нашего довольно мобильного населения хотела бы голосовать и даже потратила время на обращение за талоном. А потом не смогла/не захотела использовать его по назначению. Было бы правильно таким людям помочь. Но есть и недоб-
рокачественный потенциал — впрочем, довольно скромный. Едва ли здесь можно выдоить более 1–2 млн лишних голосов «за кого надо».
Для сравнения: «на дому» в 2016 году проголосовали 3,5 млн человек — более 6% от всех принявших участие в выборах и в два-три раза больше обычной статистической нормы. Передовой тамбовский опыт дает себя знать — и это будет продолжаться, пока судьба и карьера региональных начальников прямо зависит от его способности показать нужный результат вне зависимости от способа его получения.
В Чечне ничего не могут сделать даже федеральные силовики, если их деятельность не нравится местному руководству. Что уж говорить про электоральных контролеров
РЕАЛЬНАЯ УГРОЗА
Потенциал недоброкачественного использования новой системы учета и голосования для мобильного электората видится в следующем. Базовая идея состоит в том, что теперь человек вправе заявить о намерении голосовать вдали от места регистрации через интернет-портал госуслуг. Что абсолютно разумно: если система действует в здраво организованной и прозрачной правовой среде. А если речь о Чечне и других султанатах? Вроде все понимают, что десятки (если не сотни) тысяч чеченских избирателей живут и работают очень далеко от родной республики. Тем не менее нам предлагают поверить, что в день выборов они, как зайчики (ну ладно, как горные орлы), слетаются на малую родину и приходят на избирательные участки с явкой в 99,6–99,8%. Мы, конечно, верим — как же можно не верить Рамзану Кадырову?! Теперь нам будет даже проще: по новому уложению избиратели, не имеющие регистрации по месту жительства (для значительной части чеченцев или, допустим, дагестанцев, осетин, кабардинцев место жительства — это Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород и т.д.), могут быть включены в список московских, санкт-петербургских и т.д. избирателей по электронной почте. Что при минимуме координационных связей республики со своими землячествами позволяет одним и тем же людям сначала виртуально проголосовать на малой родине (и поди проверь, откуда там взялись 99,6%), а потом еще разок (при помощи землячества) уже по месту реального пребывания. С реальным паспортом и электронным открепительным талоном.
Если правильно поставить дело, электоральным султанатам вполне по силам добавить к своему традиционному вкладу в 10–12 млн «железных» голосов еще 2–3 млн столь же подконтрольных. А это уже не мелочь — до 5% от общего числа голосующих прибавляется «кому надо» сверх и так предельно консолидированного султанатского голосования. При этом организаторов практически невозможно поймать за хвост, потому что доступ на базовую территорию, откуда координируется процесс, закрыт. Остается только фиксировать статистические иррегулярности. Они бьют в глаза, но судами в качестве доказательств не принимаются.
Прелесть нынешней ситуации в том, что нормальные и вполне доброкачественные для «конкурентного кластера» инициативы легко выворачиваются наизнанку электоральными султанатами и используются в пику исходным благим намерениям. В этом чувствуется некая социокультурная обреченность.
фото: Елена Афонина/ТАСС, Донат Сорокин/ТАСС
