Голодовки, марши протеста, захват заложников и другие способы человеческих реакций на «необъявленный кризис»
В Ростове голодают шахтеры. В Москве — матери из многодетных семей, стоящие в очереди на получение жилья. Фермеры Краснодарского края едут тракторным маршем на Москву; правда, далеко им уехать не удается. Предприниматель из Подмосковья записывает видеообращение к Путину, а потом захватывает заложников в московском банке — после того как его фирма разорилась. Фермер из Омска пытается отправить Путину бычка — банки несколько раз отказывали в кредите, скотину нечем кормить. Вот краткое содержание новостной ленты последних дней.
Если не вчитываться в детали, может показаться, что на дворе не сонный конец лета 2016-го с его вялотекущей предвыборной кампанией, а кризисный голодный 1989 год или там 1998-й — не хватает только шахтеров на Горбатом мосту и перекрытия федеральных трасс. Денег в бюджете все меньше, экономика застыла у дна, и как бы ни бодрился телевизор, необъявленный экономический кризис все чаще приводит к взрывам социального недовольства той или иной степени массовости. Публицист либеральных убеждений на этом месте обычно приходит к сдержанно-алармистскому выводу — мол, режим трещит по швам, самолет с обезумевшим пилотом входит в пике, долго так продолжаться не может — как не смогло продолжаться в 1989-м или 1998-м. Публицист охранительского толка видит во всем руку Госдепа и призрак Майдана — неугомонный, не дремлющий враг нарочно бередит социальные язвы, чтобы вывести людей на улицы и смести власть — как была сметена она в Грузии, Киргизстане и на Украине (дважды).
Но аналогии хромают.
Русское сознание эсхатологично — по умолчанию нам часто представляется, что нечто новое может начаться лишь тогда, когда все старое и отжившее окончательно рухнет. Как минимум со времен первого киевского Майдана и власть, и оппозиция ждут его повторения на российской почве (одни с опасением, другие с надеждой) — кажется, что как только на улицу выйдут миллион человек, все ветви нынешней власти сбегут из своих резиденций в женском платье, и увидим мы новое небо и новую землю. Соответственно, главная задача оппозиции — собрать этот миллион, основной приоритет власти — не дать ему собраться в одном месте. Но что если это не единственно возможная форма проявления протеста — и вместо одного очистительного пламени, в котором все сгорит к чертям, мы можем увидеть множество мелких очагов, которые могут тлеть бесконечно долго.
Кажется, что как только на улицу выйдут миллион человек, все ветви нынешней власти сбегут из своих резиденций в женском платье, и увидим мы новое небо и новую землю
Особенность нынешнего необъявленного кризиса — в том, что в процессе всем становится хуже, но постепенно и по-разному. Соответственно, и реакция на эти ухудшения оказывается спонтанной, неорганизованной, распределенной по стране. У этих низовых выступлений нет общего штаба и единой цели, наверное, их и не может быть, и дело здесь не только в страхе или политической несознательности — своя рубашка ближе к телу, дальнобойщики, фермеры или многодетные очередники могут позволить себе не думать про государственный строй в целом, им бы со своими проблемами разобраться. На эту мерцающую спонтанность власть тоже готова реагировать по-разному, в зависимости от местных особенностей и возможного пиарного эффекта, — на одних можно наслать ОМОН, другим подкинуть денег, у третьих подкупить лидеров или припугнуть неуверенных; впрочем, возможно, единая стратегия все же есть, как минимум в кадровой политике — и массовое назначение на губернаторские должности охранников Путина и выходцев из ФСБ связано не только с тем, что их надо куда-то пристроить, но и с тем, что в случае чего они знают, как действовать, и рука их не дрогнет.
Образ «самолета, входящего в пике» при всей эффектности не так часто реализуется на практике; по собственному опыту полетов мы знаем, что гораздо чаще самолет просто трясет. Зона турбулентности — довольно противная штука, в ней вылезают наружу все застарелые страхи и конфликты — ФСБ ест СК, одна группа приближенных к Путину валит другую, на думских выборах, кажется, никто не собирается выигрывать просто потому, что реальная и на что-то влияющая конкуренция до предела обострилась в других местах. Конструктивные особенности лайнера позволяют выдерживать это состояние довольно долго, но никогда не понятно, как долго эта турбулентность будет продолжаться и чем закончится, и скорее всего, самолет таки не упадет — но изменится.