25 августа глава Сбербанка Герман Греф заявил о наличии признаков стабилизации российской экономики. А еще через день Минэкономразвития РФ сообщило: в июле 2016 года ВВП с учетом сезонности сократился к июню на 0,1%. Что происходит?
Лето на исходе, а никаких значимых изменений в состоянии российской экономики не видно. Да, спад, вызванный экстремальными шоками — резким снижением цены нефти и возникшим у страны стремлением к автаркии, замыканию, изъятию себя из глобальной экономики и политики, — в целом завершился. Но никакого роста нет. И не предвидится. Экономика может еще «спать» довольно долго.
ВВП за январь — июль 2016-го, по данным того же МЭР, ниже прошлогоднего на 0,9% (и это после спада на 3,7% в 2015 году). Минус один или плюс один — неважно: все эти околонулевые колебания в реальной жизни совершенно не ощутимы. Россия — не Европа: и компании, и домохозяйства, разумеется, чувствуют переход от 7-процентного роста к 2-процентному росту или 5-процентному спаду. А небольшие колебания, тем более около нуля, находятся «за гранью чувствительности». Они должны волновать только чиновников — им приятнее отчитываться перед президентом Путиным об 1-процентном росте, чем признавать 1-процентный спад. Больше никаких различий нет.
После кризиса 1998 года снижение издержек внутри страны дало мощный импульс и экспортерам, и производителям, соперничающим с импортом на внутреннем рынке. Сейчас подобного эффекта не наблюдается
Двукратная девальвация рубля должна была бы сделать отечественную экономику более здоровой и конкурентоспособной. Вспомним: после кризиса 1998 года снижение издержек внутри страны дало мощный импульс и экспортерам, и производителям, соперничающим с импортом на внутреннем рынке. Сейчас подобного эффекта не наблюдается.
Значительный рост сейчас наблюдается только в химической отрасли и аграрно-продовольственном секторе. Последний растет на 5–7%, и это закономерно, ведь контрсанкции резко снизили объем импорта, а есть мы меньше не стали. Но специалисты сетуют, что цена этого роста — потеря качества. Конкуренты с рынка выведены, поэтому аграрии и пищепром стали свободнее в наращивании прибыли и за счет повышения цен, и за счет экономии на издержках, ухудшающих качество товара. Импорта нет — ешьте, что дают.
По-прежнему снижается инвестиционная активность. На это влияет неопределенность — инвесторы не знают, сколько будет стоить нефть и какой будет даже через два-три года российская экономическая политика: что будет можно, а что уже нельзя.
Десять лет — с 2008-го по 2017 год включительно — могут оказаться для российской экономики потерянными: скорее всего, размер нашего ВВП в будущем году лишь на 1% превзойдет уровень 10-летней давности. Это очень плохой предвыборный лозунг для кампании–2018, и это совершенно закономерный результат.
В начале 2000-х годов целью экономической политики было стимулирование роста всей экономики. Тогда правительство снижало налоги и упрощало систему регулирования, то есть сокращало поборы с бизнеса. В середине 2000-х годов государство перестало стимулировать рост экономики и начало заботиться о росте самого себя — о госкомпаниях, госкорпорациях, размере бюджетного пирога. Резко вырос госзаказ, сформировался целый сегмент экономики, обслуживающий государство и принадлежащий ему бизнес. Вот они и есть главные бенефициары последнего десятилетия.