13 октября стал известен нобелевский лауреат-2016 по литературе — основатель кантри-рока Боб Дилан. Реакция на решение Нобелевского комитета не менее интересна, чем само решение
Консенсуса по поводу литературы не бывает, тем более когда речь идет о живых авторах. Хотя за «военную литературу» Черчилль получил именно литературного Нобеля. Неудивительно, когда слегка отдышались от военных кошмаров, что было важнее свидетельств тех, кто был «у руля», знал то, чего не знали другие?
Сегодня жанровые и видовые границы литературы стали условны, потом вместо слова «литература» возникло другое — текст. Текст может выглядеть как угодно — на бумаге, на экране, в журнале, в соцсети; состоять из абзаца или миллиона знаков — быть лирикой, критикой, публицистикой, фикшн, нон-фикшн; может быть явлен как видео или аудио — большие романы теперь тоже многие не читают, а слушают в машине. Никого не удивляет, что искусство это не только картины и скульптуры, а инсталляции, акции, дизайн. Но стоит прибегнуть к слову «литература», как становится ясно, что эта территория священна и профанация ее нетерпима.
Светлана Алексиевич вызвала скандал в прошлом году («не литература»), Боб Дилан («вообще не литература») — в этом. Не заподозрить ли Нобелевский комитет в том, что «он знал, он знал»: сегодня обывателя можно заинтересовать только скандалом, волна возмущения — лучшая реклама. По крайней мере, в России. А Альфред Нобель был с ней связан, заработав здесь свои капиталы, и Боб Дилан как-никак происхождением отсюда, бабушки-дедушки из Одессы и Литвы. Так что «Нобельнаш», и реакция бурная. «Чувствую: близится исполнение нашей тайной мечты. В следующем году или через год Нобелевскую по литературе наконец получит тот, кто удержался и ничего не написал… хотя замыслы его были гениальны, талант его опережал свое время» — это молодая писательница Улья Нова.
А вот Дмитрий Кузьмин (издатель и куратор поэзии) не согласен: «Какая прекрасная ясность наступила, я гляжу, кое у кого в Стокгольме. Год назад оттуда сообщили, что нет больше никакой прозы, осталась одна журналистика. Теперь сообщают, что нету больше никакой поэзии, остались одни тексты песен».
Но «талант не спрашивает, с чем ему выходить на сцену — с гитарой или пером, — не согласен журналист Андрей Архангельский. — Для нового времени гитара или что угодно является лишь инструментом коммуникации, усилителем голоса, если хотите. Но в сути своей — в сути поэтического дара, способности выражать свою эпоху — он равноправен абсолютно с любым поэтом прошлых эпох. Барды наконец уравнены в правах. Я страшно этому рад». Его коллега Александр Баунов в этом сомневается: «Ну тогда «Большую книгу» Гребенщикову».
Я тоже могу попенять Шведской академии — за премию Элис Манро (2013). Рассказы как рассказы. А наши барды, поющие поэты, те, кого не просто слушали, а чьи песни были как воздух: Высоцкий, Галич, Окуджава? Шведская академия, я бы сказала, поздно проснулась: Бобу Дилану 75, а могли дать ему, и не только (эх, Жак Брель не дожил), гораздо раньше. Дилан, конечно, получил уже миллион музыкальных премий и всемирную славу, но это же не только музыка! Это и тексты — целых три поколения знают их наизусть.
Многие его песни (Blowin' in the Wind, The Times They Are a-Changin), как заметил известный блогер и литературовед Николай Подосокорский, стали гимнами движения за гражданские права и антивоенного движения в США. И это было важно, и снова важно, к сожалению. Как кто-то заметил: «Нобелевский комитет по литературе наконец вылез из пыльного шкафа». Не «наконец», конечно, он оттуда вылезает периодически, но последние две премии — антивоенные, антифашистские в широком смысле слова — стали громким высказыванием, учитывая нынешнюю обстановку в мире. И это тоже ответ на вопрос: почему дали не тем, на кого ставили букмекеры и кого мы, соответственно, ждали.
Будем ли мы теперь ждать премии за молчание, как тут иронизировали? Если в мире настанет гробовая тишина, может, будет и за молчание.
Надеюсь, что все же за слово.