Всякий раз, когда мы считаем, что все уже решено и остается только дождаться развязки, в дело вступает то, что мы вечно забываем, — рыночная стихия.
За кулисами
Еще неделю назад большинство аналитиков почти открыто говорили, что, видимо, после скандала с министром экономики Алексеем Улюкаевым никакой приватизации пакета в 19,5% акций «Роснефти» не будет.
5 декабря, когда «Роснефть» совершенно неожиданно заняла на рынке за полчаса (то есть на самом деле сделала вид, что заняла) 600 млрд руб., все так же были уверены, что «Роснефть», как все и ожидали, выкупит пакет у материнской компании — и таким образом менеджмент «Роснефти» во главе с Игорем Сечиным сохранит абсолютный контроль над госкомпанией, откупившись от бюджета — с учетом платежа за «Башнефть» — круглой суммой в триллион рублей.
6 декабря все так же были уверены в том, что и с этой сделкой все не понятно, поскольку совет директоров «Роснефти» для ее одобрения никто не спешит собирать.
Однако 7 декабря скептики оказались посрамлены, а оптимисты озадачены. «Роснефть» действительно продана, да еще и за круглую сумму в €10,5 млрд, то есть по рыночной цене и вовсе не Игорю Сечину и компании, а реально существующим инвесторам — компании Glencore и суверенному фонду Катара QIA.
На встрече в Кремле Владимир Путин поздравлял невозмутимого Игоря Сечина с таким видом, с каким обычно дрессировщик хвалит тигра, после долгих щелканий бичом и уговоров все же прыгнувшего с тумбы на тумбу, хотя ему это совершенно не хотелось.
Кто и сколько
То, что продажа «Роснефти» частным иностранным инвесторам реальна, не поколебали даже объяснения Glencore 8 декабря о том, что на самом деле она ничего пока не купила, только присматривается, да и вообще ее доля в этих €10,5 млрд — 300 млн. Остальное из доли Glencore, как выясняется, представил в кредит некий европейский банк (по всеобщему убеждению — Intesa SanPaolo).
Доля Glencore только присматривается, да и вообще ее доля в этих €10,5 млрд — 300 млн. Остальное из доли Glencore — итальянского Intesa SanPaolo. Доля катарского QIA в сделке — вторая половина
Доля катарского QIA в сделке — вторая половина, и хотя то, что молодой катарский эмир бин Халифа санкционировал вложения в русскую нефть, верится легко, QIA на всякий случай ничего не подтверждает и не опровергает. Однако есть на свете и тайные сведения, и они разлетаются быстрее официальных версий: подпольный чиновный телеграф с 7 декабря повсюду рассылал сообщения: сделка настоящая, Игорь Иванович Сечин — молодец, все сделал, как указано, хотя и не так, как хотел. Да и сделка-то ему выгодна. Или не выгодна? Тут сообщения подпольного телеграфа расходятся — вроде бы Сечин и выиграл, и проиграл одновременно.
Как такое может быть? Попробуем пояснить, как, с нашей точки зрения, выглядит сама партия и при чем тут свободный рынок.
Прикуп
Начать, пожалуй, стоит с продаваемого актива — почему так важна продажа 19,5% акций «Роснефти», если государство все равно оставляет за собой 51%, которым владеет через компанию «Роснефтегаз» и управляет, по существу, посредством Игоря Сечина?
После поглощения ТНК-ВР в «Роснефти» 19,75% акций владеет британская компания BP. Наличие такого акционера ограничивает возможности менеджмента «Роснефти», заставляя ее соответствовать хотя бы формально стандартам крупной мировой нефтяной компании — что происходит с нефтяными госкомпаниями, у которых нет такого ограничителя, можно видеть на примере венесуэльской PdVSA. Но, в сущности, иностранный дух в «Роснефти» не слишком силен: BP может претендовать на уважение, дивиденды, места в совете директоров, но никак не более того. Продажа же 5–7% за пределы Родины меняет ситуацию радикально — блокирующий пакет в 25% в руках иностранцев позволяет надежно испортить жизнь команде Игоря Сечина, поскольку на собрании акционеров таким пакетом можно довольно просто заблокировать любое решение.
Поэтому, когда еще в январе 2016 года зашел предметный разговор о приватизации 19,5% акций «Роснефти», речь шла даже не о том, что надо срочно закрыть дефицит бюджета (700 млрд руб. — крупная сумма, которая, впрочем, решит проблемы правительства России с дефицитом бюджета примерно на три месяца 2017 года и не более того), а о том, что неплохо было бы найти главной государственной нефтяной компании России какой-нибудь укорот. Парадокс ситуации в том, что совет директоров «Роснефти» состоит сплошь из видных государственных деятелей России, которые, по идее, и без всякой приватизации должны были служить ограничителем для Игоря Сечина. Но по известным причинам таковыми не являются. Сделать так, чтобы менеджмент «Роснефти» ограничивался интересами западных компаний,— в правительстве сочли более надежным решением. О том же примерно с января говорил и Владимир Путин, в целом не чуждый идей регулярного корпоративного управления, когда они не мешают более серьезным делам. Да и деньги, в самом деле, нужны — средства от приватизации «Роснефти» позволят бюджету закрыть, например, проблемы с кредитами прошлых лет военно-промышленному комплексу, из-за которых дефицит бюджета в 2016 году пришлось увеличивать с 3,4% до 3,7%.
«Роснефть» vs правительство
«Роснефти» идея приватизации не нравилась совершенно — это никогда не скрывалось. В августе, когда правительство намеревалось сначала продать «Роснефть» и лишь потом «Башнефть», Игорь Сечин легко добился у Владимира Путина сначала изменения порядка продаж — сначала «Башнефть», а потом «Роснефть», после чего не менее легко продавил и неконкретную покупку «Башнефти», ранее отобранной у Владимира Евтушенкова. Сразу по итогам этой октябрьской «сделки» вероятность того, что никакой приватизации «Роснефти» не будет, многократно выросла. Затем в октябре как основная версия возникла идея о будущем «самовыкупе» «Роснефти» — компания занимает на рынке около 600 млрд руб. (около 200 млрд руб. вроде бы уже есть на балансе «Роснефтегаза»), получает в распоряжение собственные акции и будет неспешно искать, как бы передать их с выгодой какому-нибудь новому владельцу. Именно поэтому после явно сдирижированного «Роснефтью» скандала с отстранением министра экономики Улюкаева версия о том, что акции «Роснефть», может, и получит, а вот деньги от самовыкупа под каким-нибудь предлогом платить бюджету не будет, стала преобладающей.
И даже когда «Роснефть» 5 декабря заняла на рынке 600 млрд руб., немедленно вспомнили о том, что ровно два года назад Центральный банк под давлением Кремля по довольно простой схеме уже помогал «Роснефти» с долгами — и, скорее всего, спокойствие команды Игоря Сечина будет оплачено, предполагали эксперты, в декабре 2016 года эмиссией ЦБ на круглую сумму.
С мира по миллиарду
Но все пошло не так. С середины ноября, по нашим сведениям, менеджмент «Роснефти» стал обнаруживаться в самых разных точках планеты. О чем и с кем команда Сечина вела переговоры — ходили самые фантастические слухи. Например, о мирном договоре с Японией в обмен на приобретение крупной доли в «Роснефти» японскими Mitsui и Mitsubishi, акционерах сахалинских проектов «Газпрома». Или об обмене акциями с индийской ONGC. Или о новом контракте с китайской CNPC. Не говорилось только о сделках с компаниями ЕС и США — разумеется, из-за санкций, которые прямо не запрещают в случае, например, с европейскими компаниями приобретение доли в капитале «Роснефти», но создают большие проблемы с такими покупками, которых нет у японцев, индийцев, китайцев — и, как выяснилось, у Катара тоже. То, что госинвестфонд QIA готов вложить в Россию миллиарды долларов, тоже было известно довольно давно — Катар, заклятый друг и вечный оппонент России на мировом газовом рынке в 2000-х, давно заинтересован в диверсификации активов. Но в семействе бин Халифа умеют считать риски — без специальных договоренностей и хорошего партнера QIA в Россию не вложила бы ничего. Но откуда взять такого партнера?
Перелеты менеджмента по мировым финансовым центрам начались после того, как Владимир Путин однозначно сообщил менеджменту «Роснефти», что продавать ее пакет, причем по-настоящему, все же придется
Между тем, по информации того же подпольного административного телеграфа, перелеты менеджмента по мировым финансовым центрам начались после того, как Владимир Путин однозначно сообщил менеджменту «Роснефти», что продавать ее пакет, причем по-настоящему, все же придется, и это не обсуждается. Скорее всего, причиной такого решения стал, как ни странно, Алексей Улюкаев. Увы, но хитроумная комбинация СК, ФСБ и службы безопасности «Роснефти» хотя и заставила президента утратить к министру доверие, но и только. В Белом доме и Кремле нам не удалось найти человека, который бы всерьез верил в то, что Улюкаев попался на взятке. Зато число топ-менеджеров правительства, уверенных в том, что таким образом «Роснефть» пытается расстроить собственную приватизацию, видимо, составляет как минимум арифметическое большинство. Владимиру Путину ничего не оставалось, кроме как заставить «Роснефть» готовить продажу самой себе — но не самой себе, а кому-нибудь другому. То есть выходить на рынок.
И на рынке немедленно обнаружились силы, с которыми придется играть по правилам, которые в России не очень любят. Катарский QIA появился мгновенно, как будто ждал этого момента много лет, тут же на горизонте появился глава Glencore Иван Гляйзенберг, и тут же появился некий европейский банк, страшно похожий на Intesa. И они в рекордные сроки сделали команде Игоря Сечина предложение, от которого он не только не мог отказаться — а не имел права отказаться в сложившихся обстоятельствах.
Вообще, есть что-то мистическое в том, насколько история России связана с миром большого сырьевого трейдинга. Нет, разумеется, само по себе это понятно: Россия интересна миру нефтью, а где нефть, там и нефтетрейдер. Но то, что всю коммерческую историю страны можно объяснять как эпизод в длинной истории нефтетрейдера Марка Рича, в 1980-е попытавшегося вытеснить с мировых рынков commodities мирового лидера, американского трейдера Vitol, — это поразительно. Империя Рича распалась в 1990-х, ее унаследовали люди, построившие на ее руинах компании Trafigura и Glencore. Сейчас это третий и второй в мире сырьевые трейдеры — и именно с главой Glencore, прилетевшему в Москву не в первый в своей карьере, не в пятый и даже не в двадцатый раз, Сечину все же пришлось решать свою судьбу.
Впрочем, и два других партнера по сделке — не сахар. QIA и его хозяева из Катара уже ощутимо щелкали по носу «Газпром», в 2008 году элегантно перехватив у него контроль за проектом «газового ОПЕК» (тут нечего обижаться, «Газпром» идею перехватил у Ирана). Если же европейский банк, кредитующий сделку, — действительно Intesa, то «Роснефть» не может не учитывать, что итальянская банковская группа уже давно по уши в российском нефтегазовом бизнесе, она активнейшим образом кредитует не только «Газпром», но и НОВАТЭК, и «Ямал СПГ».
У новых партнеров Сечина — своя игра. И даже если предположить, что консорциум трех новых акционеров «Роснефти» имеет собственные договоренности с менеджментом российской госкомпании, то это чисто рыночные договоренности. Они изменят смысл в тот момент, когда это перестанет быть выгодно.
Сечин: плюсы и минусы
Как менеджер «Роснефти», одной из крупнейших мировых компаний, Игорь Сечин объективно выиграл. «Роснефть» избавилась от необходимости снижать свою капитализацию «самовыкупом» с последующим неопределенным исходом, получила новых, вполне интересных с точки зрения бизнеса акционеров, помогла, наконец, российскому бюджету. Но у Сечина, топ-менеджера «Роснефти», бастиона российского госкапитализма, дела не очень. Целый год и невероятное количество усилий потрачены на то, чтобы оставить все как есть и ничего не менять — все и так устраивает много лет.
На этой шахматной доске есть все: и фигура Дональда Трампа, и конь Сноуден, и запертый слон Виктор Бут, и королева Ангела Меркель, и украинские пешки, и арабские ладьи, и венесуэльцы, и покойный Кастро, и идеи чучхе, и Ротшильды, и Рокфеллеры, и, может быть, даже инопланетяне
Впрочем, есть и третий Сечин, о котором мы знаем довольно мало. Это глава «Роснефти», лидер той группы товарищей, которые уже много лет в одной команде с Владимиром Путиным ведут сложнейшую геополитическую игру со всем миром на великой шахматной доске, придуманной Збигневым Бжезинским ради удобства изложения собственных мыслей и понятой в России буквально. В этом воображаемом пространстве есть все — и фигура Дональда Трампа, и конь Сноуден, и запертый слон Виктор Бут, и королева Ангела Меркель, и украинские пешки, и арабские ладьи, и венесуэльцы, и покойный Кастро, и идеи чучхе, и Ротшильды, и Рокфеллеры, и, может быть, даже инопланетяне — во всяком случае, освоение Марса там точно есть. Страшно даже подумать, какое значение игроки в этой игре придают происходящей приватизации «Роснефти». Это ведь нам кажется, что все дело в корпоративном управлении госкомпанией и в общих правилах игры. А что кажется им — откуда нам знать?
И именно поэтому предсказать, что выйдет из приватизации «Роснефти» на самом деле, мы точно не можем. Мы не играем в эту игру. Доля государства в «Роснефти» уменьшилась до 50%, иностранцев — выросла минимум выше 40%, бюджет получит от этого 700 млрд руб., «Роснефть» станет немного более прозрачной и предсказуемой. Хорошо ли это для Игоря Сечина — об этом никто, кроме него самого, знать не может.
