У нашего журнала много родителей. В генезисе — даже тов. Сталин, по чьему распоряжению в июне 1943 года начал выходить праотец под логотипом «Война и рабочий класс», а с 1945 года журнал получил название «Новое Время» и вскоре стал издаваться на восьми языках. Журнал был частью структуры, именовавшейся АПН — Агентство печати «Новости», которое если и производило новости, то в виде активных мероприятий и служило «крышей» КГБ СССР.
Когда советская власть закончилась, а с ней и синекура государственной пропаганды, журнал «Новое Время» ушел в свободное плаванье — стал площадкой для демократических публицистов — таких как великая Лера Новодворская, которая была штатным колумнистом и в новой инкарнации журнала — The New Times / Новое Время — с первого номера и до своей смерти в июле 2014 года. В старом «Новом Времени» работала и Любовь Цуканова — она и сейчас работает, хотя и удаленно.
К осени 2006 года журнал был уже практически банкротом. 7 октября убили Анну Политковскую — собственно, Аня своей смертью и дала жизнь новому журналу: основатели REN TV, мать и сын, Ирена и Дмитрий Лесневские, выкупили бренд «Новое Время»: «Нам всем нужна кислородная подушка», — сказала тогда Лесневская на похоронах Политковской.
Перезапуск, а, по сути, стартап нового издания — с новым логотипом (тогда в моду вошли логотипы на английском), новым макетом, новой командой журналистов делал Раф Шакиров — в прошлом главный редактор «Коммерсанта» и «Известий» — он ушел спустя полгода.
Первый номер нового издания вышел с агентом 007 на обложке и выносом главной темы: «Кто и зачем убил Литвиненко». Спустя полтора месяца после выхода шестого номера, в котором речь шла о боевых отрядах Кремля, которые АП создавала для борьбы с оранжевой угрозой на улицах Москвы, Лесневской позвонили из Кремля: говорят, она отправила звонившего по известному адресу из трех букв. Больше не звонили никогда.
Дальше было расследование об отмывке денег через десятки ведущих российских и австрийских банков — бизнес «финансистов» в погонах, «Черная касса Кремля», депортация из России лучшего расследователя журнала Натальи Морарь — нам удалось ее вернуть в Москву через 4 года и 3 месяца, после личного вмешательства тогдашнего президента Дмитрия Медведева, за что я всегда ему буду благодарна; были рабы ОМОНа и «Михаила Ивановича», «Их дом — Россия» о кланах, контролирующих ЗАО «Российская Федерация», и «Все лучшее — детям» об их подросших детишках. Были обыски, суды, слежки, взрывное устройство под бензобаком машины главного редактора, были предупреждения Роскомнадзора — были и есть, в России жить, а тем более работать журналистами в независимом, не подцензурном издании — не скучно.
Независимые СМИ — это норма, а в наших условиях — и антитеза страху. Потому the new times и приходит к вам каждую неделю
Все эти 10 лет нас бесконечно закрывали: сначала каждый месяц, потом каждые полгода, потом каждый новый год — одно время предсказывать, когда закроется The New Times, было специализацией известного ныне колумниста и борца с режимом. Мы пережили «гребаную цепь», закрытие конкурентов из богатых издательских домов, расставание с нашим издателем Иреной Лесневской, которая шесть лет — за что мы ей всегда обязаны — вкладывала деньги в заведомо убыточное издание. Реклама побежала из журнала после истории с Наташей Морарь и так никогда толком и не вернулась: «Дать вам рекламу — значит спонсировать оппозицию Путину», — эту фразу повторяли и продолжают повторять рекламные агентства и владельцы не самых последних российских и зарубежных компаний. При этом, по данным управления делами президента РФ, администрация президента выписывает 15 экземпляров журнала, два — канцелярия президента, правительство — 13 экземпляров, а лучшие наши продажи — до того, как в этом январе мы вынуждены были уйти из розницы, — всегда были на Рублевке.
Все эти 10 лет нам постоянно рассказывали, что за нами стоит таинственный некто — то называли автора мема про «чекисткий крюк» Виктора Черкесова, то Дмитрия Медведева, то американский Госдеп и британский Форин-офис… Все проще: никогда и ни одна государственная или аффилированная с государством, родным или чужим, структура не перевела нам ни рубля и ни цента, а мы бы и не взяли. После расставания с нашим издателем нам на помощь пришли многие люди, и прежде всего Дмитрий и Борис Зимины — без них мы бы не выжили. Сотни людей переводят нам деньги — от 2 тыс. до полумиллиона. Иногда мы знаем их имена — например, в этом году спонсором журнала стал известный телеведущий, когда-то писавший для нас колонки под псевдонимом «Вольтер», Владимир Познер, а иногда — не можем узнать: «я лишь выполняю поручение», говорит человек, осуществивший крайне серьезный перевод. Мы благодарны всем. И нашим подписчикам прежде всего — без вас нас бы уже давно не было.
«Этот журнал запрещен правительством» — то ли по собственному почину врут, то ли по указанию сверху киоскеры в Санкт-Петербурге, и не в одном киоске, и не в двух, сообщают нам читатели. «Не оставляйте у консьержки — я не хочу, чтобы кто-то знал, что я выписываю The New Times», — просит очевидно небедный подписчик. «Так ФСБ вычисляет противников режима», — извещает нас третий.
Страх — главная беда и главная проблема российского общества, страх всегда был и остается и главным оружием нашей репрессивной системы. Независимые СМИ — это норма, а в наших условиях — и антитеза страху. Потому The New Times и приходит к вам каждую неделю. И будет приходить.
