Дело Варвары Карауловой несомненно войдет в учебники истории российского судебного права как дело, в котором политическая конъюнктура победила закон.
Знатоки возразят, что такое случается в каждом политически мотивированном деле, и случай студентки философского факультета МГУ, влюбившейся по интернет-переписке в последователя ИГИЛ* и убежавшей из дома замуж с купальником и кружевными трусами в чемодане, — это просто очередное дело, когда поступок несоразмерен наказанию, вынесенному судом.
И все-таки… 21-летнюю девушку без доказательств посадили на четыре с половиной года за то, что она переписывалась с человеком, которого спецслужбы считают террористом, посадили на четыре с половиной года за то, что она предположительно могла поехать в Сирию и гипотетически стать смертницей.
И это при том, что, вернувшись в Россию из Турции, она сотрудничала с ФСБ, под контролем сотрудников переписывалась с потенциальным вербовщиком террористов, рассказала все, что знала, и предоставила все «явки и пароли». А как только она решила начать новую жизнь, поменяла имя и фамилию, перестала сотрудничать с ФСБ и прекратила общение с женихом, ее арестовали.
Сама она и ее родители восприняли арест как нарушение договоренностей. «Когда я вернул ее из Турцию в Москву, мне обещали, что дочь не посадят», — возмущался отец. «Мы доверяли им, а они нас обманули», — недоумевала мать. Варя же оказалась в руках следователя ФСБ и фээсбэшного адвоката, которые, угрожая ей тюремным сроком, заставили признаться в том, чего она не совершала. Им были нужны ее показания о том, что она собиралась «примкнуть к запрещенной организации ИГИЛ*». И, если бы ее мама достаточно быстро не поменяла адвоката и Караулова не отказалась от признаний, она все равно получила бы тюремный срок, быть может, чуть меньший, но осталась бы навсегда с клеймом террористки.
Сейчас Варя говорит близким, что рада, что смогла устоять и не сломалась. За полтора года она очень изменилась. Это уже не та запуганная девочка, которую злые дяди увезли в страшную Лефортовскую тюрьму, где сидят государственные преступники, где приходится стирать одежду хозяйственным мылом в ледяной воде, потому что в этой тюрьме нет горячей.
Варю посадили к той самой тюремной «наседке», которая раньше сидела со Светланой Давыдовой — многодетной матерью, обвиненной в госизмене. В первые дни в тюрьме Варя читала только фэнтези и просила, чтобы ей передали Толкиена на английском языке. А следователь продолжал требовать от нее признаний, обещая взамен разрешить поговорить с мамой по телефону. Но она справилась, и спустя год эта прежде не уверенная в себе и одинокая девочка-интроверт поняла очень многое о том, как устроен мир, узнала цену родительской любви, цену предательства, научилась сохранять достоинство в нечеловеческих условиях. Теперь она читает Карамзина и учит иврит.
Она больше не прячет лицо от журналистов на заседаниях суда. Она смело и искренне отвечала судье и прокурору, которые расспрашивали о подробностях ее интернет-романа. Она заплакала в суде только однажды — когда гособвинитель усомнился в том, что можно влюбиться по переписке.
Впереди еще три года колонии общего режима. Это жестокий мир женской зоны, и те следователи, прокуроры и судьи, которые обрекли ее на такую участь, заведомо зная, что глупость, которую она совершила, ни в коей мере не тянет на преступление, — они преступили пусть не уголовный, но человеческий закон. Нельзя бороться с малыми детьми, это вернется бумерангом.
А история Варвары Карауловой когда-нибудь обязательно станет сюжетом фильма. И я очень надеюсь, что у фильма будет хеппи-энд.
* ИГИЛ («Исламское государство», ИГ) — организация, запрещенная в России как террористическая.