Референдум 16 апреля расколол Турцию на два равновеликих лагеря: против переформатирования страны из парламентской республики в президентскую — теперь Эрдоган сможет сам распускать парламент, планировать бюджет и предлагать законы — выступили около 49% избирателей, за — чуть более 51%. Перевес составил чуть менее 1,5 млн голосов, что для почти 80-миллионной страны — мизер*. Оппозиция потребовала пересчета 60% голосов из-за нарушений, включая сообщения о том, что незадолго до закрытия участков якобы были вброшены непроштампованные бюллетени. Иностранные наблюдатели сделали несколько замечаний к ходу голосования, сетуя на его «недостаточную непрозрачность», но при этом не выдвинули обвинений в фальсификации итогов референдума.
Против конституционных реформ Эрдогана голосовали жители мегаполисов: Стамбула (52,82% из 9 207 590 избирателей), курортного Измира, населенного потомками православных греков и армян (69,27% из 2 790 403 человек). Для них концентрация власти в руках Эрдогана на долгие годы означает исламизацию Турции. А вот в Анкаре, где крепки позиции Республиканской партии, отстаивающей светский характер государства, противники реформ Эрдогана набрали всего 39,24% из 3 415 697 голосов — для многих иностранных наблюдателей это стало сюрпризом.
Эрдогана давно называют то султаном, то диктатором, однако на протяжении всех 14 лет, что он возглавляет Турцию, его положение было весьма уязвимым и шатким
Еще одна любопытная деталь: сторонников реформы конституции оказалось больше не в самой Турции, а среди турецкой диаспоры в Европе — там добро Эрдогану дал максимальный процент избирателей. Как, впрочем, и турецкая глубинка. Для жителей провинции исламизация — своего рода реванш за прошлые обиды. Они помнят времена, когда любой намек на приверженность исламу мог поставить крест на скромной карьере, а то и привести в тюрьму. В 1990-е даже главный сегодняшний исламист Эрдоган отсидел небольшой срок за публично прочитанное стихотворение про штыки–минареты, казармы-мечети и бойцов-мусульман. В той светской и демократичной Турции стих сочли экстремизмом. Пять лет спустя «экстремист» Эрдоган стал сначала премьер-министром, а потом и президентом Турции. Маятник качнулся в другую сторону.
ДУРНОЙ ПРИМЕР
Отчасти нынешний турецкий раскол напоминает российскую ситуацию 2011–2012 годов, когда общество разделилось на белоленточный «креативный класс» и сплошной «Уралвагонзавод», начинающийся сразу за границей крупных городов. И это не единственное сходство.
В 1993 году первый президент демократической России Борис Ельцин тоже трансформировал страну из парламентской в президентскую, расстреляв из танков непокорный парламент.
Срок полномочий депутатов турецкого парламента после 16 апреля увеличился с четырех до пяти лет. Знакомо?
Президент Турции получил право назначать и увольнять министров и вице-президентов. В России тоже все руководители силовых ведомств подчиняются главе государства, а не правительства и тем более не парламенту.
Эрдоган стал верховным главнокомандующим (ранее эта функция была частью обязанностей главы генштаба). В России так было всегда, к тому же Федеральное Собрание наделило Владимира Путина правом начинать войну в любой момент.
Четверо из тринадцати верховных судей Турции теперь назначаются президентом. В России все судьи Верховного и Конституционного судов занимают свои кресла по представлению президента.
Президент Турции отныне не обязан покидать ряды своей политической партии и может совмещать партийную и государственную деятельность. Путин, напомним, в свое время был объявлен лидером «Единой России», даже не вступив в партию.
Аналогии можно продолжать довольно долго, и чем дальше, тем понятней: Реджеп Тайип Эрдоган 16 апреля добился того, чем Владимир Путин пользуется уже давно.
Но налицо и принципиальная разница: в России присвоение президентом дополнительных полномочий не встречало серьезного сопротивления. В Турции почти половина населения выступает против.
БОРЬБА СО СЛАБОСТЬЮ
Про исламизацию страны, которую предрекают противники эрдогановских реформ, в 18 принятых на референдуме поправках к конституции нет ни слова. Все опасения связаны с личностью турецкого президента.
С юридической (но не с фактической) точки зрения Эрдоган до поры до времени имел совсем немного (по российским меркам) полномочий. Став главой правительства в 2003 году, он первым делом столкнулся с тем досадным фактом, что при всем желании не мог разрешить транзит американских военных, которые направлялись на войну в Ирак. Тогда ему пришлось отступить. (Сравните с российской ситуацией, когда в Кремле просто не обратили внимания на звучавшие в обществе возражения против обустройства в Ульяновске перевалочной американской базы для снабжения военного контингента США в Афганистане.)
Поначалу относительно молодой Эрдоган был вынужден маневрировать между военными (угроза армейского мятежа в Турции была всегда актуальна), республиканцами — своими главными противниками в парламенте, националистами, которые мало-помалу превращались из политиков в мафиози, и сетью основателя общественного движения «Хизмет» Фетхуллаха Гюлена.
Еще более сильный «удар в спину» Эрдоган получил при попытке в 2000-е закрыть «курдский вопрос». Часть силового блока и националисты встретили в штыки его курс на разрядку напряженности и введение элементов культурной автономии в курдских районах. Чем закончилось это противостояние, сегодня хорошо известно.
Резкое похолодание американо-турецких отношений в пору президентства Барака Обамы — тоже отчасти следствие того, что Эрдогану не хватало полномочий. Самая первая черная кошка пробежала между союзниками по НАТО, когда Турция не поддалась на американские уговоры ввести войска в Сирию и двинуть регулярные части на Ракку, ставшую неофициальной столицей так называемого «Исламского государства»*. В 2013 году турецкий генштаб выступил против такого развития событий, предложив альтернативный план создания буферной зоны вдоль сирийско-турецкой границы. Строго говоря, нынешние действия Турции в Сирии — это реализация того самого плана.
ВИЗАНТИЙСКИЕ ТРАДИЦИИ
Свои проблемы исламист Эрдоган решал по-византийски. Турецкая внутренняя политика напоминала «бой бульдогов под ковром» не меньше, чем российская.
Армейскую фронду ломали руками гюленистов, которые имели сильное влияние в правоохранительной системе. За делом тайной ультра-националистической организации «Эргенекон», когда в 2007 году десятки влиятельных военных были арестованы и перестали представлять политическую угрозу для режима, Эрдоган скорее наблюдал, нежели был участником. А через пять лет он уже наблюдал за разгромом гюленистов, окопавшихся в судейском корпусе и прокуратуре.
Противники и конкуренты Эрдогана слабели, однако сам он от этого мало что приобретал в плане полномочий. К 2014 году единственным его достижением в процедурных вопросах турецкой политики были прямые президентские выборы — Эрдоган перестал зависеть от благосклонности парламента и эти выборы выиграл. Однако в следующем 2015 году его Партия справедливости и развития (ПСР) утратила парламентское большинство и не смогла договориться о коалиции с политическими конкурентами. Вернуть партийные позиции удалось только через полгода путем перевыборов в парламент.
А летом 2016 года случился военный путч, который был быстро подавлен и развязал Эрдогану руки. Пролитая путчистами кровь дала ему повод попытаться взять под контроль все политические институты в стране, что и было сделано.
В российских СМИ Эрдогана давно называют то султаном, то диктатором, однако в реальности на протяжении всех 14 лет, что он возглавляет Турцию, его положение было весьма уязвимым и шатким. Премьеру, а затем президенту чаще приходилось отступать, нежели настаивать на своих решениях. И если считать Эрдогана исламистом, толкнувшим Турцию на недемократический путь, то надо признать: в этом у него есть сподвижники — армейские секуляристы, которые попытались совершить военный переворот в июле прошлого года.
ПОНЯТНАЯ ДИКТАТУРА
Как это ни странно, реформы Эрдогана могут вполне устроить многих международных партнеров Турции. Уходит в прошлое непредсказуемая, не понятно как устроенная страна, где помимо государства официального было еще и так называемое глубинное государство, в котором антидемократическая часть национальной элиты и силовиков неофициально контролирует исполнительную власть. Еще относительно недавно это глубинное государство было способно саботировать любые решения властей. Теперь иностранным лидерам предстоит иметь дело только с Эрдоганом. Он тоже не самый предсказуемый человек, однако определенности в любом случае станет больше.
Вероятнее всего, теперь Турция не скоро окажется в едином европейском политическом пространстве, а Европа потеряла шанс не спеша подталкивать диковатого партнера в нужном направлении
С другой стороны, прошедший референдум сильно ударил по планам интеграции Турции в Европу. В очереди на вступление в Евросоюз Анкара простояла более полувека (Турция стала ассоциированным членом ЕС еще в 1964 году. — NT), и сам Эрдоган долго был горячим сторонником этого проекта. В 2000-е он из кожи вон лез, чтобы подогнать Турцию под евростандарты. Не получилось по-хорошему, попробовал по-плохому, шантажируя ЕС беженцами из Сирии: вы нам — безвизовый въезд в Шенгенскую зону, а мы не пустим толпы мигрантов в благополучную старушку Европу.
Сегодня перспективы евроинтеграции Турции стали весьма призрачными. Вероятнее всего, теперь эта страна не скоро окажется в едином европейском политическом пространстве, а Европа потеряла шанс не спеша подталкивать диковатого партнера в нужном направлении. Впрочем, и до референдума 16 апреля этот шанс был невелик.
Чего ждать от новой Турции российскому обывателю? Его пугают грядущим турецким исламизмом, но эта страна интересует большинство россиян только как дешевый курорт. Интерес этот обоюден: туркам тоже выгодно регулярное и гарантированное наполнение отелей туристами из России, для которых исламизм Эрдогана останется в некой параллельной реальности. Куда больше российских путешественников беспокоит отмена чартерных рейсов в Турцию, о чем снова заговорили наши СМИ, после того как Эрдоган поддержал американский удар по Сирии. Но угроза исходит не от исламистов. И не от турок вообще.
* Явка на референдуме составила 88,29%, всего в национальном голосовании имели право участвовать 55 млн из 78,9 млн турецких граждан.
* «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ) — организация, запрещенная в России как террористическая.
Фото: Adem Altan/AFP/east news, Ozan Kose/AFP/east news
