10 мая, на 70-м году жизни ушел известный социолог, философ, киновед Даниил Дондурей. Это интервью с ним было записано несколько лет назад, но по разным причинам так и не было напечатано. Его важно опубликовать — это диагноз нашей общественной жизни, и кинопроцессу – как ее составной части
О ЦЕНЗУРЕ
Проблема цензуры невероятно сложна. На первый взгляд, она — зло, проявление политического или бизнес-насилия. Существует свободное творчество художника, и на это творчество накладывается жесткая внешняя сила, некая рамка. Часто она — цензура — ломает творческого человека, привносит внешние ограничения по контенту, по эстетическим принципам, личному авантюризму. В таком положении вещей чаще всего нет ничего хорошего. Хотя можно сказать, что в советское время у неотвратимого контроля были не только насильственные, но и культуротворные функции. Авторы учились изощренным эзоповским языком говорить о том, что их волновало, но было под запретом. Скажем, Любимов, Товстоногов, Эфрос и другие лучшие советские режиссеры, избегая цензуры, искали тонкие, сложные формы иносказания, уникальные решения для того, чтобы транслировать обществу свои художественные идеи. У цензуры, конечно, могут быть разные, не только надзорные функции.
Существуют автоматически действующие социально-психологические механизмы, согласно которым высшие ценности управляют низшими. Например, у человека есть естественные приоритеты, связанные с гуманитарной составляющей нашего существования, — «не навреди» или «говори правду». Но они — эти ценности — подчас вступают в конфликт с другими убеждениями человека. Скажем, надо хорошо продать свое произведение, чтобы накормить служащих твоей компании, дать возможность талантливым людям продолжать работу, и для этого человек должен заявить, что, к примеру, олигархи — «чудные люди» или Чубайс — «враг народа». Он считает, ну, от Чубайса ведь не убудет, про него так думают миллионы, но для меня это возможность сделать так, чтобы мой фильм или книгу купили, а это важнее всего.
«Любимов, Товстоногов, Эфрос и другие лучшие советские режиссеры, избегая цензуры, искали тонкие, сложные формы иносказания, уникальные решения для того, чтобы транслировать обществу свои художественные идеи»
Так срабатывает механизм самоцензуры, он будет действовать автоматически, выстраивать вертикали, приоритеты, будет подчинять нижние, менее важные для каждого человека установки более высоким. Так всегда происходит. В противном случае начинаются внутренние конфликты, стрессы, переживания. Мы не знаем, как себя следует вести, ухудшаем свое психологическое самочувствие, имидж, бизнес. Поэтому так важны управляющие структуры мотивационной системы — разные, в большинстве случаев неосознаваемые техники невидимой самоцензуры. Они помогают данной личности выживать в любом смысловом поле. Ведь каждый из нас пребывает в собственном мире. Это только кажется, что все мы живем в одном — общем — физическом пространстве. В содержательном плане — их огромное количество. Встречаясь друг с другом, приходим из абсолютно разных семиотических потоков, объяснительных зон, контекстов, обмениваемся — временем, пространством, но, главное, смыслами.
О НЕВИДИМОМ СУСЛОВЕ
Наш бедный язык просто не в состоянии выразить все разнообразие культурных ценностей и контекстов, в которых они функционируют. Дело не в том, что есть ценности христианские, нехристианские социальной солидарности, или обязательства помощи людям. Каждая, казалось бы, неповторимая система постоянно воспроизводится, представляет собой невероятные тысячекратные вариации из разных реакций, ценностей, опыта, мотивов. И все это постоянно развивается, мутирует, трансформируется. Мы же не ощущаем, как и с какой невероятной скоростью в каждом из нас эта компьютерная машина работает. Она постоянно перестраивается, не только верхние, наиболее значимые приоритеты управляют нижними, но нижние — еще менее значимыми. Очень сложная сетевая структура. В поведенческой практике все они соподчинены, взаимодействуют, поскольку сознание человека — настоящий селекционный механизм.
Более того, в сознании каждого из нас существуют еще так называемые — референтные группы. К ним относятся люди, с которыми я нахожусь в прямой или косвенной коммуникации. Соответственно я работаю с экспектациями — собственными ожиданиями по поводу их возможного поведения в той или иной ситуации. Глядя на человека, — его возраст, образ, манеру говорить — я, основываясь на собственных установках, своих ощущениях, строю свое поведение таким образом, чтобы представителям моей референтной группы понравиться. Исходя из этого, определяю всю коммуникационную линейку — свои действия, выбор аргументов и так далее. У каждого из нас — множество таких виртуальных референтных группы. Например, я общаюсь с тетей своей жены. Было бы смешно спрашивать у нее — хорош или плох фильм Сергея Лозницы «Счастье мое». Но когда она, выдающийся домашний кулинар, приходит к нам в гости и рассказывает, как приготовлен борщ, оценивает приготовленный мной суп — для меня нет более значимого эксперта. Она своего рода мой личный Леонардо да Винчи в этой области. Пикассо первых блюд.
У каждого человека в его сознании и даже подсознании имеются невидимые группы людей, которые в сотне разных дел или обстоятельств являются для него настоящими авторитетами. Делая что-то, оценивая, вы невольно ориентируетесь именно на них, их взгляды и оценки, при этом они друг с другом — члены этого сообщества — чаще всего даже не знакомы. И это невидимое сообщество авторитетов — также один из цензурных комитетов, поскольку вы хотите им понравиться, получить их одобрение. И все они — также строители и пограничники вашего и моего поведения. Я под них заочно подстраиваюсь, сверяю свои мотивы и действия. Это мои цензоры, которых я сам набираю на работу, практически так же, как в армии набирают рекрутов. Тем самым я строю свой мир, свою жизнь. И там находится место и условной тете Лизе, и условному режиссеру Сергею Лознице. Они абсолютно не подозревают, не могут догадываться о существовании друг друга, но в моем сознании именно они исполняют роль великого советского цензора, грозу всех строк жизни брежневского времени — Андрей Суслова.
«У каждого из нас — множество таких виртуальных референтных группы. Например, я общаюсь с тетей своей жены. Было бы смешно спрашивать у нее — хорош или плох фильм Сергея Лозницы «Счастье мое». Но когда она, выдающийся домашний кулинар, приходит к нам в гости и рассказывает, как приготовлен борщ, оценивает приготовленный мной суп — для меня нет более значимого эксперта»
О ПРАВДЕ ЖИЗНИ
Культура, на самом деле, заполняет абсолютно все смысловое поле нашей жизни. Часто мы слышим разговоры о том, что ее место уменьшается, что у нас мало качественной культуры. Это все правильно, но, если исходить только из специальных критериев. На самом деле она всепроникающа и повсеместна, люди просто не могут без нее существовать. И тот человек, который сморкается на пол, и тот, кто матом объясняет политическую концепцию или занимается рейдерством, — тоже руководствуется ее предписаниями. Культура — это образцы поведения, запреты, стереотипы, мифы, ценности, руководство к действию — те рельсы, по которым на самом деле все движется. Она, безусловно, касается и той особой деятельности, которая связана с функционированием художественных артефактов. Это тоже, конечно, культура, но узкая, специализированная. Для кого-то телесериалы и даже ситкомы — высшее ее проявление. Я помню, как в конце 1980-х меня вез таксист от Дома Кино. На мой вопрос, смотрит ли он фильмы, водитель ответил: да, и очень много. Но больше всего ему нравятся индийские картины. Когда я спросил его, почему, он объяснил, что только в них показана настоящая правда жизни. Человек, привыкший в то время стоять в огромных очередях за бутылкой водки, сахаром, хлебом и двумя сортами колбасы, находил объяснение сути с ним происходящего в наивных мелодраматических историях Калькутты и Бомбея.
«Человек, привыкший в то время стоять в огромных очередях за бутылкой водки, сахаром, хлебом и двумя сортами колбасы, находил объяснение сути с ним происходящего в наивных мелодраматических историях Калькутты и Бомбея»
О ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТИ И ПОНИМАНИИ
Конечно, культура описывается в таких понятиях, как «пространство смыслов», «мотивация деятельности», «платформа существования». Но у человечества есть специальные группы и когорты людей, которые создают разного рода образцы этой деятельности и существования. В частности — художники, среди них — талантливые, а среди талантливых — гении. Человечество ведь очень заинтересовано в том, чтобы люди продвигались по дорогам и критериям интеллектуальной и эмоциональной развитости, приобретали способность считывать все более и более сложные тексты и контексты. Одно дело — смотреть на «Бурлаков на Волге» Репина, другое — понимать значение «Черного квадрата» Малевича. Многие говорят: «Как можно платить миллионы долларов за это полотно? Так любой ребенок нарисует». И для того чтобы понимать, что речь идет о выдающемся — этапном произведении искусства XX века, нужно очень хорошо разбираться в современном изобразительном искусстве.
«Человечество очень заинтересовано в том, чтобы люди продвигались по дорогам и критериям интеллектуальной и эмоциональной развитости»
ВИДЕОКАМЕРА, А НЕ ШТАНГЕНЦИРКУЛЬ
Наука — это уникальное знание, которое не всегда нужно для развития каждой личности. Достаточно того, что в топографической алгебре разбираются пятнадцать-двадцать человек во всем мире. Этого достаточно, потому что возможности ее приложения понимает уже тысяча человек, которые делают разработки для того, чтобы на заводах создавали нечто полезное, а затем сотни миллионов этим пользовались. Культура — необходима, потому что напрямую связана с моделированием жизни. Чем занимается художник? — в сущности, малым, он предугадывает и проектирует будущее. Только не в технологических формах, а в формах образов поведения, создания новых «картин мира», стилей, способов видения. Сначала появляется Леонардо да Винчи, затем наступает эпоха Нового времени. Возникает кино от братьев Люмьер, а затем целый ряд вещей, связанных с визуальными картинками, иным типом переживания, современным искусством, цифровыми технологиями, будущими фильмами, демонстрируемыми в телефонах.
«Культура — необходима, потому что напрямую связана с моделированием жизни»
О ПОЕЗДЕ, КОТОРОГО МЫ НЕ ЖДАЛИ
Современное кино адекватно своему времени, зрителям, подготовленности основных элит. Здесь ключевое слово — время. У каждого периода истории есть свои формы, одежды, текстуры, условия существования. Но помимо этого есть, конечно же, еще и очень важные продукты — вопросы времени, — которые не решены. Часть их являются наиболее актуальными и не имеют ответов. Что такое кино после Тарантино, Джармуша и братьев Коэнов? Мы видим в современном массовом кино, как современность устроена, — это поезд, которого мы ждем. Но актуальное в авторском кино — поезд, которого мы не ждали. Хотя знаем, что нам нужно сесть в него. В этот поезд и в этот вагон.
В России, например, сегодня есть целый ряд довольно трагических моральных кризисов. Это отсутствие солидарности у людей — в масштабах всей страны. Люди не доверяют друг другу, по опросам — 59% людей не доверяют никому, кроме собственной семьи. Вообще никому. И это свидетельство невероятного и очень опасного кризиса.
Российское общество также беспрецедентно терпимо к насилию. Нечто похожее было только в эпоху гражданской войны, на рубеже 1920-х годов. Сегодня существует удивительная толерантность к насилию. «Вторая реальность», создаваемая уже пятнадцать лет, предлагает своим зрителям на экранах телевидения насилие, криминал, положение жертвы. Это кажется таким естественным, что работодатель что-то у тебя отнимет, нанятый работник тебя обманет. Эта тема при всей своей актуальности не связана только с современностью, хотя, естественно, должна быть осмыслена соответствующим языком. В России практически нет политического кино, эта тема — невероятно острая. У режиссера в голове сразу же начинает работать невидимый Суслов, и все на этом заканчивается.
«Российское общество беспрецедентно терпимо к насилию. Нечто похожее было только в эпоху гражданской войны, на рубеже 1920-х годов»
Актуальное — это острая, наболевшая часть современного, то, что нельзя отложить. Только кажется, что ты не дождешься этого поезда. Но если не дождешься, то и на других не уедешь. Можно, конечно, поехать куда угодно, поразвлекаться, съездить в Египет или Париж. Но свой поезд объяснений происходящего не узнаешь, останешься просто в современности, а скорее всего — в прошлом.
О САМОИНДЕНТИФИКАЦИИ
Документальное кино — намного более художественное, сложное для восприятия, чем игровое. Там нет сценариев, придуманных историй, поэтому практически в нашей стране оно не востребовано. Вообще в искусстве во всем мире понимают только 3% людей. Остальные либо думают, либо уверены в том, что понимают, либо не понимают вовсе. Голливуд же не считает, что он создает или придумывает сюжеты. Человеку легче идентифицироваться с придуманным героем, независимо от его социального положения, — президент это, мошенник или нищий — чем с Ивановым из соседней квартиры. Человек жаждет не обыденной, а художественной реальности, в которой он может ничего не понимать. Он всегда хочет обработанного мифа, а не прямого, потому что в прямом надо разбираться, для этого обладать интеллектуальными и эмоциональными ресурсами. В школе, вузе этому не учат, родители или друзья также могут не передать нам эти навыки. Мы часто не подозреваем, что внутренне уже готовы к «встрече с прекрасным», с миром большого художника, но свои культурные потребности и тревоги часто реализуем в ресторане, вместо того, чтобы пойти посмотреть чудесный фильм Коэнов «Серьезный человек». Нам просто никто не сказал, где и как это можно сделать. Никто не заботится, чтобы, скажем, в восемь вечера в специальной передаче на Первом канале Андрей Плахов рассказал, направил, объяснил то, что нужно объяснить.
«В искусстве во всем мире понимают только 3% людей. Остальные либо думают, либо уверены в том, что понимают, либо не понимают вовсе»
О КУЛЬТУРНОМ ЗАРАЖЕНИИ
Очень много людей имеют разного рода средневековые рвы и крепости, выстроенные у них в сознании. Конечно же, самый страшный твой противник, цензор и тормоз — это ты сам. Твои стереотипы и мифы. Проблема в том, что часто человек смотрит фильм, к которому личностно не готов, воспринимает его как полную ерунду. А есть ведь довольно простые фильмы — ну, скажем, Вуди Аллена, воспринимать которые не стоит особого труда. Другому человеку нужно что-то еще более простое. Все мы — жертвы своего внутреннего Суслова, просто этого не осознаем. Телеканалы занимаются благородной миссией гуманизации общества только по ночам, когда им не надо зарабатывать деньги. А вечером — надо, и поэтому вместо «Пусть говорят» или программы «Максимум» не покажут качественный теле— или кинопродукт, на примере которого можно объяснить, что надо быть толерантным, терпимым по отношению к культуре другого этноса, иной философии или традиции. Обычно люди, которые начинают задумываться, сомневаться, переживать, становятся, если они верят в себя, бизнесменами, профессорами, работодателями. Иногда даже придумывают графен и получают за это Нобелевскую премию. Именно они впоследствии будут заказчиками работы для того миллиона, который поначалу ничего не понял. Усложнение взгляда видения жизни — это поток, невидимое культурное заражение, в увеличении которого так нуждается наша страна. А пока у нас происходит невидимая культурная радиация. Обезвоживание. Образ тюрьмы понемногу проникает в общенациональное сознание — тюремный сленг, насилие, жизнь «по понятиям». Человек соответствующим образом травится, становится своего рода культурным наркоманом отклоняющегося поведения. Но мы не видим, чтобы наше общество боялось этого.
«Телеканалы занимаются благородной миссией гуманизации общества только по ночам, когда им не надо зарабатывать деньги. А вечером — надо, и поэтому вместо «Пусть говорят» или программы «Максимум» не покажут качественный теле— или кинопродукт»
О МОЛОДОМ НЕУДОБНОМ КИНО
Молодые люди, особенно в последнее время, живут в условиях потенциального комфорта, разного рода удобств. Для меня в свое время было важно — для того, чтобы посмотреть фильм «Зеркало» Тарковского — приехать на окраину в какой-то маленький клуб, где не было никакой рекламы. Сейчас молодые люди воспитаны в условиях качественной жизни, когда культура становится пространством развлечения. Entertainment. Просмотр фильма идет через запятую после кофе, разговора с подругой, наряду с чудесным ирландским виски. Культура не становится предметом переживаний по поводу собственной, быть может, неправильной картины мира. Не является темой размышлений — в каком больном обществе мы живем и что с этим следует делать. Она — чаще всего сегодня элемент торговли, не случайно 80% зарабатывающих кинозалов находятся в торговых центрах.
Фильмы же молодых, часто депрессивных по мироощущению режиссеров выбивают из автоматизма комфортной жизни. Они возвращают нас куда-то в период перестройки, но далеко немногие хотят туда возвращаться. Для современного молодого зрителя оставаться один на один с размышлениями о той жизни, которую он видит или о которой знает, — неинтересно, дискомфортно. Мы и так все это наблюдаем — откаты, коррупция, несправедливость. Поэтому лучше уйти во «вторую реальность» — например, через американское кино — где многое — классно, удобно, благородно. А потом ночью включить «Камеди клаб» на ТНТ и окончательно расслабиться. Для многих сама мысль о том, чтобы засомневаться в самом себе — ужасна. Как же тогда деньги зарабатывать? Начнешь думать, что хорошо, а что нет. Что морально, а от чего надо отказываться. Молодые режиссеры как некие медиумы возвращают нас в реальность. Через язык, документальную достоверность, ритм, проблемное видение. Они смотрят на нашу жизнь без какой-либо лакировки, хотя их обличают отсутствием патриотизма и любви к Родине. Молодые режиссеры ее любят не меньше, чем авторы картин о Победе. Мировые фестивали берут в свои программы фильмы именно молодых, потому что понимают, что это теперь и есть актуальное кино. Те поезда предсказаний, которые идут во всем мире, а мы здесь в России их не видим.
«Мировые фестивали берут в свои программы фильмы именно молодых, потому что понимают, что это теперь и есть актуальное кино»
О ГЕРОЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Как-то на одном из «Кинотавров» восемь фильмов были про гастарбайтеров, хотя отбирались они по чисто эстетическим принципам. И это своего рода социологическое доказательство того, что гастарбайтер — герой нашего времени. Значит, художники понимают, что это важно, актуально. Срабатывает ресурс самозаказа. Ведь данная тема не была ни разнарядкой, ни указом свыше. Режиссеры из разных мест — из Ташкента, Екатеринбурга, Питера, Москвы — стали снимать фильмы про гастарбайтеров и милиционеров. Значит, тут что-то болит, многое их, видимо, не устраивает. И, кстати, все это имеет прямое отношение к великой традиции русской художественной культуры, благодаря которой мы завоевали авторитет ведущей художественной державы мира. Ведь Гоголь и Толстой, Достоевский и Чехов разрабатывали тему обычного человека. Великая традиция русского искусства — заботиться и заниматься попечением именно этого героя.
«Как-то на одном из «Кинотавров» восемь фильмов были про гастарбайтеров. И это своего рода социологическое доказательство того, что гастарбайтер — герой нашего времени»
Фото: Valerij Ledenev