Спор между «Газпромом» и «Нафтогазом» касался так называемого контракта Путина—Тимошенко, заключенного еще в 2009 году. Конечно, сторонами соглашений выступали компании, и подписывались они их руководством. Но решение об условиях сделки принималось, как все помнят, высшим руководством стран России и Украины. Притом — буквально в прямом эфире.
Соглашение было принято «Нафтогазом» под сильнейшим политическим и экономическим давлением и содержало большое количество крайне невыгодных для него условий. Во-первых, чрезвычайно завышенную цену за поставляемый газ — $450 за 1000 м3. (Словакия, например, получала точно такой же газ по $240.) Во-вторых, заниженную стоимость транзита газпромовского газа далее в Европу. В-третьих, в договоренность был заложен принцип «бери или плати»: «Нафтогаз» обязан был оплачивать определенный минимум (52 млрд м3 в год), даже если не забирал его из трубы. Наконец, покупателю был запрещен экспорт купленного газа, то есть продавец не только продавал товар, но и распоряжался его судьбой.
Такие условия давали российской стороне в лице «Газпрома» возможность влиять на политическую и экономическую жизнь Украины в целом. В зависимости от поведения украинской стороны «Газпром» мог дать или не дать скидку на поставляемый газ, причем объем скидки бывал весьма существенным — немногим менее четверти цены. А поскольку «Газпром» был монопольным поставщиком газа, российская сторона получала эффективный рычаг влияния на внутреннюю жизнь Украины.
После событий на Майдане («революции достоинства») и начала российско-украинского конфликта ситуация существенно изменилась. Украина стала искать новых поставщиков, сокращать объемы закупок у «Газпрома», а в конце 2015 года и вовсе отказалась от поставок российского газа. Между тем контракт был заключен сроком на 10 лет, то есть до 2019 года.
Обойдясь в своем решении без жестких формулировок вроде «кабальная сделка» Стокгольмский Арбитраж признал цену на газ в $450 нерыночной и завышенной, принцип «бери или плати» — необоснованным,а запрет на экспорт — незаконным
Таким образом, возник комплекс взаимных претензий «Газпрома» и «Нафтогаза». «Газпром» требует платы за непоставленный газ по принципу «бери или плати», «Нафтогаз» же — рыночного пересчета цены поставки, транзита и компенсации за невыполнение «Газпромом» условий, касающихся транзита газа из Украины в Европу. Речь в данном случае о том, что в соглашении были предусмотрены минимальные объемы транзита, ни разу не исполненные, в том числе из-за того, что российский монополист перевел поставки на трубопровод «Северный поток», то есть в обход Украины.
В 2014 году стороны обменялись исками, а затем постепенно добавляли к ним новые претензии. К настоящему моменту объем взаимных претензий превышает $65 млрд. При этом еще при заключении контракта стороны прибегли к арбитражной оговорке — рассматривать споры в Стокгольмском арбитраже, авторитетном коммерческом арбитражном суде, которому в этом году исполнилось 100 лет.
И вот после невероятно сложного процесса (текст контрактов составляли в основном юристы «Газпрома», и они предусмотрели множество страховочных вариантов), Стокгольмский арбитраж все же вынес решение в пользу «Нафтогаза». Обойдясь в своем решении без жестких формулировок вроде «кабальная сделка» арбитраж тем не менее признал цену на газ в $450 нерыночной и завышенной, принцип «бери или плати» — необоснованным, а запрет на экспорт — незаконным.
Однако дело еще не закончено. Теперь эксперты обеих сторон должны договориться о рыночной цене, причем касательно каждых суток действия договора. Шансов, что «Газпром» и «Нафтогаз» придут к консенсусу, практически нет, и поэтому справедливую цену, скорее всего, будет вычислять сам арбитраж. Такая же процедура касается и других взаимных претензий, что займет существенное время. Кроме того, даже после принятия окончательного решения его еще надо будет исполнить, что тоже непросто при отсутствии доброй воли сторон. Так что впереди, вероятней всего, еще долгий и непростой путь со множеством юридических казусов, включая попытки ареста зарубежного имущества и счетов, поиск активов и взаимную пиар-войну. Но главное можно констатировать уже сейчас: решение 31 мая — это важный прецедент. И Москве от него не уйти.