Учитывая, что сам Путин не далее как в мае этого года летал в Пекин, июльский визит китайского лидера можно с полным правом считать данью вежливости, хотя хозяин Кремля и назвал ее «ключевой» для Москвы и Пекина. Вообще, в российско-китайской дружбе все больше вежливости и все меньше содержания. Китай оказался для России слишком рыночным и слишком западным: русские мечтают въехать в Нью-Йорк на танке, китайцы — его купить, и вторая стратегия с первой несовместима.
Очередной визит Си Цзиньпина в Россию уже мало кого интересует, кроме МИДа России и МИДа Китая. На недосягаемой риторической высоте российско-китайские отношения находятся уже около пяти лет, и, в сущности, уже нет возможности всерьез говорить, что потенциал экономического, политического, культурного, спортивного и любого другого сотрудничества двух стран все продолжает и продолжает расширяться. Наверное, с потенциалом все так и происходит. Вопрос, почему по прошествии целой пятилетки российско-китайская дружба не привела ни к чему такому, что можно потрогать, пощупать или оценить другим способом, не удобен ни одной из сторон. Никто не виноват — так получилось. То есть, в сущности, почти ничего толком не получилось.
Мы где-то уже встречались
В середине мая Владимир Путин в очередной раз слетал в Пекин, как это заведено в последние годы, едва ли не с половиной министров российского правительства, торжественно выступил (первым среди 29 других дорогих гостей) на форуме «Один (шелковый) пояс, один путь», договорился о визите Си в Москву в июле, о возможной встрече с ним в сентябре на саммите БРИКС в китайском Сямыне и о возможности еще одной встречи на саммите АТЭС во Вьетнаме, о будущем визите премьер-министра Дмитрия Медведева в Китай во второй половине года (там состоится двадцать вторая встреча премьер-министров России и КНР, перед которой пройдут заседания четырех регулярных межправительственных подкомиссий, не говоря уже о совместных рабочих группах, — числа их теперь и царь Соломон не сочтет). Итог визита, по крайней мере объявленный, — туманное объяснение Путина, что Китай, возможно, будет закупать российские космические двигатели. Учитывая, что Россия раньше Китаю эти двигатели отказывалась продавать — звучит, как очередное приглашение за что-нибудь опять поторговаться, только не понятно — за что.
Как выглядит настоящая дружба с Китаем, в России со времен песни «Москва — Пекин» еще не забыли — то, что происходит сейчас, похоже на что угодно, только не на это. Все это больше напоминает отношения двух симпатичных друг другу людей, которые через некоторое время уже поняли, что друг с другом каши не сваришь, но и особенных причин обижать друг друга нет.
Для Китая это, возможно, и неважно, но для России несостоявшийся, по сути, «поворот на Восток» грозит серьезным ударом по национальным чувствам. Тем более если вспомнить, что «большая сделка» между Россией и КНР объявлялась не больше и не меньше как создание альянса двух стран, готовых вместе завоевывать мировую экономику. Стартовым взносом России в этот альянс были поставки «Роснефтью» в Китай нефти и три газпромовских газопровода «Сила Сибири», способных закрыть потребности соседа в газе. Ответный вклад Китая — деньги для проектов «Газпрома», «Роснефти» и «Транснефти» и вообще инвестиции в российскую экономику в приоритетном режиме. Это — первый этап. Далее все еще могучая российская наука и растущая мощь китайской промышленности должны были найти друг друга и выработать технологический ответ Западу на вызовы «промышленной революции». Совокупная геополитическая гармония двух сверхдержав должна была обеспечить этому альянсу возможность теснить на мировой арене пусть не США (в китайско-американские отношения Китай кого-либо третьего традиционно впускать не готов), но хотя бы Европу, постоянно попрекающую и Китай, и Россию примерно одними и теми же мелочами, вроде прав человека, политических репрессий, свободы СМИ и т.д. и т.п. Ну, а дальше... Нет, так далеко загадывать никто не был готов ни в Москве, ни тем более в Пекине.
Для России несостоявшийся, по сути, «поворот на Восток», грозит серьезным ударом по национальным чувствам. Тем более если вспомнить, что «большая сделка» между Россией и КНР объявлялась не больше и не меньше, как создание альянса двух стран, готовых вместе завоевывать мировую экономику
Alibaba и сорок чиновников
Нельзя сказать, чтобы стороны как-то спустя рукава относились к процессу налаживания отношений друг с другом. Так, одним из немногих успехов российской пропагандистской машины, работающей на внутренний рынок, стал практический уход из российского коллективного бессознательного мифологемы о «китайской угрозе захвата Сибири». Российские компании честно пытались осваивать возможности китайского и гонконгского фондовых рынков, вице-премьер Юрий Трутнев не оставляет надежды завлечь китайского инвестора в приморские «территории опережающего развития», все еще теплится проект совместного китайско-российского среднемагистрального авиалайнера, обсуждаются десятки и сотни других многообещающих проектов.
Впрочем, десятки других такого же рода проектов, в общем, уже не обсуждаются. Даже отставка Владимира Якунина не помогла продвинуть проект строительства китайцами высокоскоростной железной дороги из Казани в Москву — китайские скоростные магистрали до сих пор являются предметом острой зависти российских чиновников. В никуда ушли и планы сотрудничества в области станкостроения, робототехники, металлургии. Не случилось экспансии китайского автопрома в России — вместо нее в Подмосковье будут собирать «мерседесы», как более национальный вид транспорта. Китайские компании так и не допущены на российский строительный рынок, китайские инвесторы так пока и не стали вкладывать большие деньги в агробизнес в России. Даже с переходом к взаиморасчетам во взаимной торговле от долларов к юаням и рублям все идет ни шатко ни валко — уровень в 10% расчетов в нацвалютах от общего объема поставок оказался недостижимым. Китайские банки не видят причин резко увеличивать присутствие на российском рынке (российские банки, поначалу интересовавшиеся такими перспективами, сейчас, кажется, вообще забыли о том, что у них были ответные планы).
Видимо, единственным успехом в российско-китайских отношениях стало невероятное развитие бизнеса Alibaba к северу от Пекина. Российский гражданин, идущий в отделение «Почты России» за посылкой из Китая с какой-нибудь копеечной электронной или текстильной ерундой, купленной на Alibaba, — в последние годы неотъемлемая часть российского быта. В Китае, в свою очередь, покупают по интернету из России шоколадки «Аленка» и, что совсем удивительно, российское мороженое — в сущности, их можно понять, все остальное в Китае и так есть без русских.
Что же помешало или по крайней мере мешает и «повороту на Восток», и российско-китайским планам по совместному захвату экономических высот? На этот вопрос есть сразу несколько ответов.
Гопники против прагматиков
Поскольку на старте сотрудничество рассматривалось как в основном энергетическое, злым гением дружбы стал глава «Роснефти» Игорь Сечин. О способности китайцев торговаться действительно ходят легенды, но довести взаимоотношения крупнейшей китайской госкомпании CNPC с «Роснефтью» и «Транснефтью» до обсуждения подачи иска против китайцев в международный арбитраж — это нужно было постараться. Вы будете смеяться, но арбитраж, по старинному русскому обычаю, предполагался Лондонский. В свою очередь, «Газпром», еще пять лет назад громогласно объявлявший, что «Сила Сибири» позволит ему без большого ущерба для себя оставить Европу без газового попечения, до сих пор говорит, что первый маршрут поставок в Китай газа будет открыт «в промежутке между 2019 и 2021 годами». То, что эти поставки состоятся, совершенно точно, хотя два года с учетом нынешней скорости развития событий на энергорынках — это большой срок. Но вот уверенности в том, что Россия будет поставлять в Китай обещанные 100 млрд кубометров газа в год и более (половина экспорта в Европу), уже нет. Хорошо, если половину или того меньше, и то не сразу.
Довести взаимоотношения крупнейшей китайской госкомпании CNPC с «Роснефтью» и «Транснефтью» до обсуждения подачи иска против китайцев в международный арбитраж — это нужно было постараться
Второй ответ лежит в плоскости геополитики или, точнее, кардинальной разнице в представлении о том, как можно и нужно действовать в мировых отношениях.
За все годы постоянно развивающейся китайско-российской словесной дружбы Китай практически ни разу не позволил себе поступить эмоционально: Россию соседи поддерживали только тогда, когда видели в этом непосредственный и практический смысл для себя. Модель внешней политики в России тем временем построена преимущественно на попытках эмоционального вовлечения партнеров в какой-нибудь конфликт по схеме дворовой драки. Китайцам это вообще неинтересно, и к телевизионным победам над Ангелой Меркель или Петром Порошенко они относятся весьма прохладно — у них свое телевидение. Без этого для властей России союз с Китаем теряет смысл — вера в то, что международные дела вершатся тем, что в социальных сетях именуется термином «троллинг», в Кремле в последние годы абсолютна и в чем-то даже религиозна.
Третий возможной ответ тривиален: вслед за освоением Россией во внешней политике гопнического стиля, выдаваемого за «новую искренность», случились 2014 год и девальвация рубля.
В результате юань остался там, где остался, рубль подешевел более чем вдвое — и в итоге заработные платы в России и Китае сравнялись. КНР пока остается «мастерской мира», но все более интересуется созданием собственной экономики, ориентированной более на внутренний рынок, а не на экспортный спрос. А вот будущая роль России в мировой экономике неочевидна, но во всяком случае нефтяного высокомерия у нее стало сильно меньше. Между тем огромная экономика Китая и средняя по мировым меркам экономика России собирались интегрироваться друг с другом более или менее на равных. После Крыма, Донбасса, международной изоляции России и прекращения экономического роста в этой юрисдикции идея «дружить на равных» с ней для Си Цзиньпина и его коллег смотрится уже немного не обоснованно.
Нет, для них пока еще есть смысл посмотреть, что будет дальше, — но пять лет отчаянных попыток России доказать всему миру, что в будущем мультиполярном мире она все равно будет полюсом первой величины, не меньше, чем Китай, всякого убедят в том, что сверхдержава будущего подозрительно много голосит и вообще какая-то нервная. Сверхдержавы обычно спокойнее.
После Крыма, Донбасса, международной изоляции России и прекращения экономического роста в этой юрисдикции идея «дружить на равных» с ней для Си Цзиньпина и его коллег смотрится уже немного не обоснованно
Новый фаворит Кремля
То, что исходно было проблемой России, которую она во многом рассчитывала решить не без помощи китайского друга, — это «несовпадение экономических траекторий». Даже при замедлении роста в Китае до 4–5% в год он останется одной из быстрорастущих экономик первой величины. Россия, размер экономики которой существенно более скромен, в лучшем случае — экономика, пытающаяся изо всех сил поддержать рост ВВП, технологическое и социальное развитие на уровне вполне официально проблемной Европы. Российско-китайский альянс для России выглядел, как способ вернуться к статусу быстрорастущей экономики. Из этого ничего не выходит — по крайней мере потому, что уровень деловой активности в Шанхае и окрестностях в самые проблемные для Китая моменты на два порядка превосходит деловую активность в Москве. Для завоевания мировых высот Россия оказалась для китайцев, у которых, несомненно, есть свои специфические большие проблемы в экономике, слишком медленной, слишком изолированной от мира и слишком провинциальной. У Москвы есть атомные бомбы, самолеты, АЭС и программисты, но она уж очень, что называется, «тормозная». Нельзя строить железнодорожный мост из Хэйхе в Благовещенск десять лет, когда он был нужен позавчера. Китай не интересуют тонкости взаимоотношений между российскими федеральными ведомствами, губернатором, полпредом, строительными компаниями и прочими влиятельными лицами, просто моста нет, русские обещают его к 2019 году и то добавляют, что «бабушка надвое сказала», непереводимое на китайский язык. И у них так устроено все.
Китай, разумеется, хочет захватить глобализованный мир — но изнутри, а не снаружи, и не политическими, а экономическими действиями: русские мечтают въехать в Нью-Йорк на танке, китайцы — его купить, и вторая стратегия с первой несовместима
И это в итоге главная проблема разваливающегося альянса — а то, что он постепенно расстраивается, очевидно хотя бы по появлению в Кремле нового фаворита в окружающем мире, индийского руководителя Нарендры Моди, которого в Пекине, мягко говоря, не очень любят. Для России Китай — слишком рыночная и слишком прагматичная сторона для союза. Китайские банки, как выясняется, ровно так же, как нью-йоркские, оценивают риски кредитов для российских компаний и так же относятся к введенным против компаний РФ санкциям. Китайские туристы в Москве, пользующиеся крепким юанем, нуждаются в хороших гостиницах и отчего-то не готовы жить в провинции РФ по советским порядкам — им подавай тот же сервис, что и шведам. Китайские компании при всех их национальных особенностях не привыкли иметь дело с проблемами, которые вызывает многомесячный запой главы российской компании-контрагента или его арест по обвинению в коррупции. В Китае тоже есть коррупция, и она велика, но она не претендует на захват государства. Китай, казавшийся властной элите России братской территорией, на поверку оказывается все больше частью уже не западного, а просто глобализованного мира. Он, разумеется, хочет захватить его — но изнутри, а не снаружи, и не политическими, а экономическими действиями: русские мечтают въехать в Нью-Йорк на танке, китайцы — его купить, и вторая стратегия с первой не совместима.
Это не повод отказывать русским, но и повод ожидать прорывов. Китайская церемониальная вежливость вместе с китайской прагматичностью не позволят Си Цзиньпину отказаться от постоянных встреч с Владимиром Путиным и сейчас, и через три года. И они всякий раз будут выводить уровень российско-китайских отношений на новую высоту.