Российскому инвестиционному климату опять «повезло». Только-только инвесторы начали хотя бы немного забывать дело экс-министра экономики Алексея Улюкаева (еще не дошедшее до суда), как «Роснефть», добившаяся на прошлой неделе ареста части активов АФК «Система», напомнила всем, каково это — делать бизнес в России. Напомним: компания «Роснефть» и ее дочка «Башнефть» решили взыскать с бывшего хозяина «Башнефти» — АФК «Система» (Владимир Евтушенков) — 170 млрд руб., для чего подала в башкирский арбитраж ходатайство в обеспечение иска. Арбитраж, понятное дело, иск удовлетворил, в результате чего, если не последует иного судебного решения, будут арестованы активы АФК «Система» — 31,7% акций мобильного оператора МТС, 100% медицинской «Медси», 90,4% Башкирской электросетевой компании, плюс пристав ограничил право «Системы» получать дивиденды от арестованных активов. Успехи компании Игоря Сечина налицо, хотя они и мало что нового могут рассказать о самой «Роснефти» и идеологии ее руководителя. Зато они могут быть полезны всем, кто по сей день ищет ответ на вопрос, какими соображениями руководствуется в своих решениях президент Владимир Путин.
Не бей лежачего
У потенциальных инвесторов в экономику РФ, не исключая и иностранных, есть все причины не вычеркивать страну из списка потенциальных объектов вложений: в их глазах Россия — страна с удивительно сильной для ее обстоятельств экономикой, бóльшая часть проблем которой создается иррациональными причинами. Всякий раз, когда в этой юрисдикции в сроки, сравнимые с горизонтом планирования инвестиций, не случается таких иррациональностей несколько месяцев, она выглядит умеренно хорошо — во всяком случае, интереснее Бразилии, Индии или ЮАР. В марте-апреле 2017 года, когда ключевые игроки правительства РФ лениво спорили друг с другом о том, почему это российский рубль укрепляется, хотя по всем признакам должен слабеть, и хорошо ли это для русской промышленности, иностранцы уже в довольно больших объемах скупали российский госдолг, а в апреле 2017 года даже начали интересоваться российскими корпоративными облигациями, которых раньше серьезно опасались.
Успехи компании Игоря Сечина налицо, хотя они и мало что нового могут рассказать о самой «Роснефти» и идеологии ее руководителя. Зато они могут быть полезны всем, кто по сей день ищет ответ на вопрос, какими соображениями руководствуется в своих решениях президент Владимир Путин
2 мая 2017 года в суды в Москве и в Уфе компания «Роснефть» подала два иска (к рассмотрению принят был один, в Уфе) против бывших акционеров НК «Башнефть» о причинении ущерба на сумму 108 млрд руб. Поначалу не было оснований считать, что Игорь Сечин действительно вырыл топор войны и возобновил боевые действия против крупнейшего акционера АФК «Система» Владимира Евтушенкова — ну, так, еще один ритуальный взмах кулаками после многолетней драки, с кем не бывает.
Но уже в июне, после публичной встречи Владимира Путина с Игорем Сечиным (на которой «Роснефти», кстати, было предложено подумать о выплате не 35%, а 50% прибылей за 2016 год акционерам, то есть в основной бюджет, на чем настаивает правительство), выяснилось, что речь не идет о ритуалах по понятиям, столь дорогих сердцу каждого крупного российского предпринимателя. Все стало очень серьезно . Достаточно только сказать, что потери акционеров в капитализации МТС превысили 100 млрд руб., а «Роснефть» увеличила сумму иска до 170 млрд руб., чтобы всем спокойнее жилось. Ну, а Игорь Сечин 22 июня заявил: по его мнению, такого рода иски инвестклимат только улучшают.
Ну, а то, что такое улучшение инвестклимата кому-то не нравится — так что же, у России много врагов. В логике главы «Роснефти» на самом деле нет изъянов — никакого «инвестклимата вообще» не существует, а невозможность инвестировать для одного игрока обычно означает улучшение возможностей для инвестиций другого. Вопрос лишь, на чьей вы стороне.
Ужин оставь на завтрак
В сентябре 2016 года, когда Игорь Сечин убедил Владимира Путина в том, что башкирская нефтяная компания должна присоединиться к главной нефтяной госкомпании страны, а та заплатит в бюджет за «Башнефть» деньгами, которые она и так должна была бы перечислить в бюджет, всех интересовал один вопрос — кого будет дальше атаковать Сечин.
Но Владимира Евтушенкова, у которого «Башнефть» отобрали в 2015 году (уголовное дело против него самого закрыто в 2016 году), в качестве мишени называли редко. Известно было, что операционная деятельность «Башнефти» во времена Евтушенкова была в значительной степени партнерством с региональными подразделениями крупнейшей частной нефтяной компании «Лукойл», и пари среди мелких клерков Белого дома заключались на то, начнет ли сначала «Роснефть» на всякий случай сажать бывший менеджмент «Башнефти» или сразу начнет предъявлять претензии структурам Вагита Алекперова, пропуская промежуточные стадии. С одной стороны, успехи в спасении «Башнефти» требуют констатации ее предыдущего разорения, а с другой — нефть-то у «Лукойла», зачем терять время на мелочи?
Пари среди мелких клерков Белого дома заключались на то, начнет ли сначала «Роснефть» на всякий случай сажать бывший менеджмент «Башнефти» или сразу начнет предъявлять претензии структурам Вагита Алекперова, пропуская промежуточные стадии
Но осень 2016 года менеджмент «Роснефти» провел совсем в других заботах. Сильнейшим образом обеспокоенные активностью Игоря Сечина члены правительства, обычно имеющие более стандартные взгляды на инвестклимат в России, по сути, в ультимативной форме (в той мере, в которой в этой системе вообще может существовать институт ультиматума) потребовали от Владимира Путина исполнения ранее принятого им же и объявленного им же решения о продаже блок-пакета акций самой «Роснефти» — было очевидно, что Сечин не считает приватизацию необходимой, а на мнение правительства по этому вопросу плевать хотел. В итоге Сечину и его подчиненным пришлось потратить месяц на жизнь в самолетах, самостоятельно, по указанию Путина, отыскивая устраивающих «Роснефть» покупателей на свои же акции. Нашли: на годовом собрании акционеров в июне 2017 года чествовали новых совладельцев из Glencore и суверенного катарского фонда QIA. Попутно уголовным обвинением и отставкой Алексея Улюкаева дали понять правительству, чтобы не умничали.
Лишь к маю стало понятно, что воевать с «Лукойлом» «Роснефть» сейчас не готова. Но появился иск не к менеджменту, а к бывшим акционерам «Башнефти».
АФК «Систему» и ее структуры обвиняют в публичных действиях по консолидации акций «Башнефти» в 2013–2014 годах (поддержанных 99% акционеров), в результате которых компания, по версии ее нового владельца, понесла ущерб. Обыденной логики здесь искать не надо. Если вы глава «Роснефти», да еще и с новыми акционерами из Великобритании и Катара, то вам достаточно сказать: если я могу выбить из Евтушенкова 170 млрд руб., то я обязан это сделать. Это азы менеджмента — управляющий должен всеми законными путями увеличивать стоимость активов для собственника. А кто скажет, что иск в суд — это незаконно? И кто скажет, что стремление решать такие вопросы правовым путем, не улучшает инвестклимат?
Теория инвестклимата по Сечину
Конечно, есть некоторые издержки. Например, кругом говорят, что увлечение Владимира Путина цифровой экономикой не прошло мимо внимания Игоря Сечина — а что еще нужно для цифровой экономики, как не МТС? А нефть — что нефть? Дело наживное. А то, что из-за этой истории, которая весьма похожа на классические «наезды олигархов друг на друга» начала 2000-х годов (тоже если кто забыл, эпоха Путина), кто-то из иностранцев откажется строить в России новый завод — ну так, и Бог с ним.
Во-первых, завод построят те, кому близка логика «Роснефти», без конкуренции с иностранцами. Национальный капитал следует поддерживать, а государственный он или частный — какая разница?
Во-вторых, зачем нам иностранцы, которые не понимают нашей логики? Нам нужны иностранцы, которые нашу логику понимают — например, Айван Глазенберг из Glencore или эмир Катара, нам нужны BASF и Siemens, нам нужны Mars и Coca-Cola, французы из Auсhan и вообще те, кто не требует «хорошего инвестклимата вообще», а требует хорошего инвестклимата для себя и готов за это платить.
Инвесторы — это абстракция, а помочь выйти на рынок РФ одной компании, которая хотела бы преимущества перед другой компанией, — это конкретика. Нет смысла помогать тем, кто неблагодарен.
В-третьих, конкурировать нужно не внутри России, где для этого вообще мало что приспособлено, а на мировых рынках. «Роснефть» должна любой ценой стать игроком мирового класса и сражаться на полях геоэкономических битв с ExxonMobil, CNPC, Shell, а там, глядишь, и до Apple и Amazon доберемся.
Что для этих планов какой-то жалкий МТС?
К чему разговоры об инвестклимате ? Будут деньги — купим и инвестклимат, когда с нами будут разговаривать так, как мы того заслуживаем. А Евтушенков сам виноват. Про Лужкова вы все помните, Собянин до сих пор разгребает. И вообще, вы как хотите — а не наш он человек, Владимир Владимирович. Он не свой, чужой. Но мы не желаем его разорения. Мы просто требуем справедливости. Ее в России устанавливает суд. Наш суд, а не лондонский.
Трудности перевода
«Тактика крокодила», выбранная «Роснефтью» в ее нынешнем состоянии, то есть существенно обремененной долгами и неэффективными вложениями по всему миру, сложно признать нерациональной. В конце концов, нанимая Сечина в качестве топ-менеджера главного государственного нефтяного актива, наниматель должен был сообразить, что после ЮКОСа и десятков схожих, но менее политически засвеченных актов прожевывания очередных зазевавшихся жертв «Роснефть» и не будет развиваться иначе — а зачем?
Но было бы глупо считать, что Владимир Путин разделяет эту логику полностью. В противном случае в России уже давно бы не было правительства, в котором министр финансов Антон Силуанов вслух говорит о том, что «Роснефть» недоплачивает дивиденды в бюджет, в котором настаивают на приватизации госактивов и требуют от госкомпаний закупаться на электронных аукционах. Не было бы в России и Центробанка под руководством Эльвиры Набиуллиной. Парадокс ситуации в том, что усилия властей в России по улучшению инвестиционного климата никогда не вписывались в логику инвестклимата по Сечину. И дело не только в Сечине — «Роснефть» по стечению обстоятельств лишь самый крупный «крокодил» в этой реке, но совсем не единственный. И усилия в широком смысле правительства во главе с Путиным по некоторому приведению «крокодилов» к порядку очевидны, несмотря на то, что вся мировая общественность признает его почетным верховным Крокодилом Российской Федерации.
Мало того, на практике все еще аложнее: госкрокодилам противостоят десятки людей в разных структурах власти — в Администрации президента, в Белом доме, в Совете Федерации. Это такой наш своеобразный парламент, в котором есть свое представительно как у крокодилов, так и у остальной флоры и фауны.
Экосистема российской власти весьма сложна — иначе бы ее давно не существовало. Но в экосистемах не бывает вертикали власти, а в России она, по всем признакам, существует и, мало того, является одновременно и главной проблемой ее развития, и главным стабилизирующим элементом.
Прагматизм как идеология
Какова в этой системе роль Владимира Путина, сначала открывающего, затем закрывающего дело Евтушенкова, а затем дающего «добро» на попытку его дальнейшего ограбления? Каковы его реальные взгляды на инвестклимат, на конкуренцию и ее развитие, на цифровую экономику, на стратегию роста? Не может же он одобрять десять решений в десяти разных логиках, зная, что они неизбежно вступят друг с другом в противоречие — а именно так и происходит?
Полагаю, что предположение о том, что Путин рассматривает себя исключительно как технического арбитра всех противоборствующих сил в стране вряд ли полностью и достоверно описывает происходящее. Проще поверить в то, что Путин во всем этом просто не разбирается, и из всех стратегий для него предпочтительна стратегия на ближайшие две недели. Прагматизм как идеология почти всегда маркирует сознательный отказ от любой системы ценностей, которая диктует решения, и в этом смысле он на практике не отличим от подбрасывания монетки и даже самодурства.
И в этом предположении нет ничего избыточного — а, собственно, откуда вообще у нынешнего президента РФ должна появиться какая-то осмысленная идеология, из которой можно cформулировать устойчивые подходы, например, к инвестклимату? Из программ «Первого канала»? Из докладных записок референтов? Из творчества Ивана Ильина? Из объяснений Дмитрия Медведева, Андрея Белоусова и Германа Грефа?
Прагматизм как идеология почти всегда маркирует сознательный отказ от любой системы ценностей, которая диктует решения, и в этом смысле он на практике неотличим от подбрасывания монетки и даже самодурства
Откуда вообще взялась идея о том, что Владимир Путин в принципе имеет твердую систему понятий о том, что хорошо и что плохо. — хотя бы в сфере экономики, несмотря на то, что и в других сферах предположение о том, что она в голове главы российского государства вообще существует, не подтверждается фактами?
Шикарно, как и все на Руси.
