27 июня Урицкий районный суд Орловской области отказал Олегу Навальному в условно-досрочном освобождении. Олег остается зэка, читает письма с воли и рассуждает об их роли в тюрьме
Так выглядит ИК-5, где отбывает свой срок Олег Навальный
Я нахожу весьма ироничным тот факт, что за 8 лет моей работы в подразделениях «Почты России» я не отправил ни одного письма, зато теперь получаю несколько писем в день и примерно столько же отправляю, и это в определенной степени связано с тем, что я работал в этой организации. Письма — это на самом деле очень круто, и хоть прогресс в сфере передачи информации существенно снизил их роль (в том числе и для зэков), получать их до одури приятно: поступление почты затмевает любой процесс, откладываются все дела, чтобы посмотреть, а что же там, в конверте?
После перевода на строгие условия содержания, где запрещены телефонные переговоры, письма стали для меня единственным каналом двусторонней связи, а с учетом того, что содержусь я в одиночной камере, — монопольной формой общения с человеческими существами вообще. Кто мне пишет? Домохозяйки, нефтяники, программисты, адвокаты, работники театра и кино, пенсионеры, студенты, военные, бывшие з/к, з/к из других мест заключения, а иногда и других стран; те, кому, судя по всему, еще придется примерить тюремную робу, логисты, математики, частные предприниматели, журналисты, психологи, медики, политические активисты, те, кто разочаровался в протестном движении, жертвы репрессий 30-х, участники революций 90-х, сотрудники ФБК(!!!), победители программы «Умники и Умницы»(!!!!!), учителя, ветераны ВОВ, писатели, дауншифтеры, эмигранты, возвращенцы, селебрити, социологи, художники, музыканты, люди неопределенной профессиональной принадлежности, друзья, родные, жена (от нее самые ожидаемые письма).
Кто-то пишет без обратного адреса, а с иными я переписываюсь больше года и взаправду подружился. Что же мне пишут? Пишут про себя, про погоду, про детей, кошек и собак, высылают анекдоты, новости, исторические заметки, сказки, стихи и рассказы, объясняют сложные технологические процессы, дают советы по йоге, спорту, питанию, медитации, обучают языкам и искусству жонглирования, рассказывают о путешествиях, забавных жизненных ситуациях, приглашают в гости (и я соглашаюсь), шлют загадки, фоточки, иконки, открытки всех форм и размеров, рисунки своих детей, гербарии, голографические линейки, а иногда даже телеграммы, призывают держаться и не унывать.
После перевода на строгие условия содержания, где запрещены телефонные переговоры, письма стали для меня единственным каналом двусторонней связи
В каком-то смысле мне повезло с цензорами: они пропускают все письма по закону, а вот, например, как мне пишут, цензор в колонии Олега Сенцова не пропускает напечатанные письма, видимо, полагая, что их можно писать только гусиным пером при свете лучины. Испытывая радость от получения каждого письма, я чувствую угрызения совести за то, что, находясь на свободе, я так и не сподобился написать ни одного письма «болотникам» — не знал, что им сказать. Надо было так: «Привет, меня зовут Олег, бывший почтальон, у меня жена и двое детей (жена и старший передают тебе привет, младший кивает и говорит «да!»). Вот прикольная история, как я добирался из Парижа до Нюрнберга электричками… История так себе, поэтому я вкладываю в конверт смешной рассказ Войновича — повыдергал его для тебя из книжки, ну и пару открыток с видами Елабуги и Выдропужска — вдруг кому отправить захочешь. Если чем надо помочь тебе или родным — пиши, сам не унывай и держись».
Поэтому я испытываю искреннее уважение к людям, которые решились написать — это вроде несложно, но ни фига не просто: мало того, что непонятно о чем, так еще и на лету надо идти и каменеть там под ледяным взглядом оператора связи, робко получая марки на конверт. А ведь есть еще межгалактические герои, высылающие мне книги наложенным платежом, — им пришлось отправить денежный перевод (минус 5 лет жизни, плюс 100 к карме). Сейчас я готовлю к сдаче на склад ИК-5 зэковский мешок с полученными письмами и открытками — это всего около четверти центнера веса, содержащего около 1400 письменных сообщений. В среднем, потратив на прочтение — ответ каждого по 30 минут, из 17 месяцев моего заточения в тюрьме почти один месяц я в ней не сидел, а общался с умными, интересными, веселыми и добрыми людьми, а эта роскошь доступна далеко не каждому свободному человеку. Эта математика будет работать для любого политзэка, и если вы пока не решились разрушить конституционный строй, чтобы вытащить его из тюрьмы, просто напишите ему письмо.