Евдокия Михайловна и Степан Михайлович Тумановы. Бабушка и дедушка, родители моей мамы. Дед воевал в 76-й морской стрелковой бригаде в звании старший политрук. В марте 1942 года бригада приняла участие в наступательной операции с целью освобождения Таганрога и понесла большие потери. Только 8 марта 1942 года в бою за высоту 101 (Волкова гора), вблизи посёлка Матвеев-Курган, бригада потеряла 1312 человек убитыми и ранеными. Дед умер от ран 8 марта 1942 года, ему было 37 лет. О месте захоронения семья узнала из документального советско-американского фильма «Неизвестная война», совершенно случайно увидев обелиск с именем деда. Похоронен в Ростовской области, Матвеево-Курганского района, в селе Матвеев-Курган.
Любовь Антоненко, бильд-редактор
Я называл его «дедом», он сам так просил, хотя на самом деле был он мужем моей тетушки, стало быть, приходился мне дядей: война началась для него с обороны Севастополя, а закончилась освобождением Риги, она забрала у него молодость и здоровье, но взамен подарила любовь: в 1944-м в Москве гвардии старший лейтенант Кирилл Федорович Попандопуло, симферопольский грек по рождению, познакомился с Марией Борисовной Юнановой и влюбился в нее без памяти. Свадьбу сыграли скромно, без шампанского, на шампанское жених смотреть не мог — с тех самых пор, как в 1942-м в Севастополе закончились запасы пресной воды и защитникам города начали давать «Крымское» со складов винзавода… Севастополь пришлось сдать, путь для отступления был один — море. 20-летний матрос Черноморского флота Попандопуло (на фото слева, сделанном в Севастополе в 1942-м) поплыл к нашим кораблям, которые подбирали тех, кто сумеет доплыть, — корабли стояли в полутора километрах от берега… Потом — училище бронетанковых войск в Ташкенте, в 1943-м командир взвода танкового десанта Попандопуло форсировал Днепр и освобождал Киев. После второго ранения он получил направление на работу в комендатуру, неподалеку от Крутицкого монастыря в Москве. Пожалел на работе нескольких молодых солдат — отпустил их в отпуск, а они сбежали. Он пошел под трибунал. Разрешили искупить вину кровью — отправили в штрафбат, из которого на фронте живыми не возвращались. Но он, снова раненый и тяжело контуженный под Ригой, вернулся. (На фото справа — уже старший лейтенант Кирилл Попандопуло (в центре) с молодой женой и однополчанином, Москва, 1944 год). 30 лет спустя в московском троллейбусе, по дороге на работу в обувные мастерские Большого театра, он встретил того майора, который его судил, — узнал сразу. Пожилой мужчина отчитывал молодую парочку за то, что целовались «при всех». Дед подошел к нему: «Ты как тогда людей судил ни за что, так и сейчас судишь». Майор вгляделся в него, побледнел и быстро вышел из троллейбуса. Умер дед от рака в 1991-м, не дожив до 70 лет и так и не получив от государства столько раз обещанной квартиры.
Борис Юнанов, первый заместитель главного редактора
22 июня 1941 года Ляля, Елена Владимировна Измайловская, сыграла свой дипломный спектакль и через несколько месяцев в составе Третьего фронтового театра ушла на фронт: мама играла под Смоленском, на Волховском фронте, с передовыми частями вошла в Сталинград: на фото она справа на фюзеляже сбитого немецкого бомбардировщика. Концерт они давали на улице, где брали в плен Паулюса. Сценой служил грузовик. Мама рассказывала: «Я вышла и увидела перед собой море лиц — солдаты и офицеры. Кругом были фасады домов, а за фасадами — ничего. И надпись углем: «Мама, ищи нас, мы живы». Я стояла в своем длинном бархатном платье с голой спиной и ревела».
Отец, Марк Ефремович Альбац, на фото справа ему 21 год, это июль сорок первого, он — еще вчера третьекурсник инженерного вуза и спортсмен — радист, уже выпускник двухнедельных разведывательных курсов ГРУ РККА: 5 сентября 1941 года его, по легенде, грузина Георгия Басилия, парашютировали на оккупированную немцами Украину: явка его была в Николаеве. По-грузински он знал одно слово — «ара» — «нет». Несколько раз с разведданными он переходил фронт, был тяжело ранен и комиссован в сорок третьем.
Евгения Альбац, главный редактор
Моего отца, Долбина Николая Агеевича (1906–1978), вместе с братом мобилизовали в Красную армию сразу как началась война: всю войну отец прошагал в пехоте и закончил войну в Дрездене. Участвовал в обороне Сталинграда, там же, в Сталинграде, вступил в партию. Неоднократно приказом Верховного Главнокомандующего Советского Союза объявлялась благодарность за отличные боевые действия: в составе войск 57-й армии в августе 1943 года за освобождение Харькова, в составе 2-го Украинского фронта — за освобождение Польши, Чехословакии, Германии. Награжден пятью медалями, включая медалью «За отвагу». Очень любил петь, у него был красивый голос, знал много песен, особенно фронтовых. Шесть раз был ранен, с осколком в ноге прожил всю жизнь. А вот брат его Тимофей дошел до Праги и погиб на второй день после объявления победы над Германией, 10 мая 1945 года, от рук власовцев, которых он с однополчанином конвоировал в штаб. Похоронен на военном кладбище в Праге.
Лариса Долбина, старший корректор
Мой отец, Кошкин Владимир Иванович, ушел на фронт сразу после окончания артиллеристской школы в 1941-м. Служил командиром взвода огневой артиллеристской разведки. Награжден медалью «За отвагу» и орденом «Красной звезды». Летом 1942-го во время боев за Закавказье получил тяжелое ранение и долго лечился. Мальчишкой я с удивлением рассматривал его боевые шрамы и все допытывался, сколько же немцев он убил. Но он только отмалчивался или уходил курить и ничего, совсем ничего, никогда не рассказывал. На дух не переносил фильмов про войну. В 1943-м вернулся в строй и до 1955-го (года моего рождения) служил в Грузии. Фотография датирована 1946 годом. Неподвластное хирургам немецкое железо унес в могилу в 1983-м.
Александр Кошкин, препресс-специалист
Мой дед по отцу (выше) — народный художник Белоруссии Эраст Яковлевич Карпович, закончил войну старшим лейтенантом ракетных войск, фото сделано накануне войны в Москве.
Фото ниже (Нижний Тагил, 1944 год) — мой дед по матери, начальник танкового сборочного цеха Уралвагонзавода Михаил Федорович Сердюк (в центре), его дочка Алла (8 лет), моя тетя, его жена и моя бабушка Анна Наумовна и моя мама — Нинель (5 лет).
Мама рассказывала: «В 41-м из Харькова уезжали последними. Но никакой паники не было. В вагоне ехали четыре семьи — и у всех дети. Единственное, чего мы не знали, что путь до Урала займет 39 дней, которые нужно будет прожить на мешочке сухарей и воды из придорожных луж».
На место они приехали в ноябре: на Урале уже стояла зима. Пока ждали очередь на комнату в землянке, спали на стульях в заводском клубе. В землянке было холодно и сыро, на полу всегда стояла вода. Топить буржуйку приходилось постоянно, а значит, нужны были дрова. Дед, как вспоминет мама, уходил на завод в шесть утра, и дети провожали его, стоя на коленях у окошка, едва выглядывавшего из-под земли. В семь к бараку подъезжал грузовик. Грузили умерших за ночь рабочих. «Смотри, сколько покойников!» — кричала младшая Неля. «Сегодня двенадцать», — уточняла старшая Алла. Она уже умела считать.
Светлана Карпович, отдел распространения
На обратной стороне фотографии (вверху) написано рукой моего прадеда: «Ленинград, ЭГ-928, 7 ноября 1942 г.». ЭГ — это эвакогоспиталь Ленинградского фронта. Там Александр Осипович Долин был начальником медицинской части на протяжении всей блокады. К моменту начала войны ему было 44 года. Известный нейрофизиолог, верный ученик и участник семинара академика Павлова, он учился на медицинском факультете МГУ в 1920-х. А до того успел повоевать в Гражданскую с Котовским — был пулеметчиком в его отряде. О прадеде, специалисте, в частности по физиологии сна и гипноза, в семье ходили легенды. Например, о том, что во время «дела врачей» в 1953-м он несколько раз уходил из дома, никому не сообщая куда, а его приходили арестовывать — и уходили ни с чем. Для меня он был всегда героем то ли «Хрусталев, машину!» Алексея Германа, то ли «Полковника медицинской службы» Юрия Германа. Сам я его не знал — он умер в 1969 году.
Мой дед (фото справа), Аркадий Яковлевич Фишер, совсем мальчиком, с первого курса МАИ, ушел на войну: ему было 17 лет. Сначала учился в Кзыл-Ординском авиаучилище, вышел оттуда стрелком. На протяжении всей войны он воевал на истребителе. Он никогда не рассказывал о войне. Когда мне в школе давали задание привести родственника-ветерана с рассказами на 9 Мая, он неизменно отказывался: «Ничего там не было хорошего, рассказывать нечего». В секретере у бабушки хранились дедушкины боевые награды и ордена. Я видел их пару раз — он их никогда не доставал и не надевал. Человек неизменного юмора и оптимизма, всю послевоенную жизнь он отдал работе в НПО им. Лавочкина — был инженером. В частности, принимал участие в разработке аппаратов по исследованию Марса и Венеры. Мне кажется, именно дед первым сводил меня в кино: хорошо помню, как вместе мы смотрели «Сказку странствий» и «Спартака».
Антон Долин, редактор раздела «Сюжеты»
Мой дед, Кузьмин Василий Иванович, был призван в первые дни войны и всю ее прошел связистом. Ни разу не был ранен до апреля 1945 года, хотя неоднократно приходилось под обстрелом прокладывать или восстанавливать телефонный кабель. В ходе Венской наступательной операции в составе войск 3-го Украинского фронта был контужен и комиссован.
Однажды дед рассказывал о физическом ужасе, охватившем его, когда он был вынужден сутки просидеть в окопе под сплошным минометным огнем. Все последующие годы войну вспоминал с неохотой, часто повторял, что стрелять в немца для него было испытанием. Второй мой дед, Туляков Лев Дмитриевич, был инженером на Кировском заводе в Ленинграде, когда началась война. Завод был эвакуирован в Свердловск — туда отправился и дед вместе с семьей. В годы войны на этом заводе выпускали танки.
Марина Карышева, корректор
Мой дедушка, Андрей Сергеевич Мартынов, в годы войны служил на одной из расположенных в Москве стационарных ремонтных баз, занимавшихся восстановлением танков. Дед запомнил запах горелого человеческого мяса, который совершенно невозможно было устранить — результат попадания «термитных» (так он называл кумулятивные снаряды), выжигавших внутренности танка.
Из военных воспоминаний Андрея Сергеевича хочу привести следующее.
В связи с приближением фронта, в рамках постановления Государственного комитета обороны № 801 от 15.10.1941 («Об эвакуации столицы СССР Москвы»), было решено перенести ремонтную базу, если не ошибаюсь, в Ульяновск. В этой связи Андрея Сергеевича послали с инспекторской поездкой на место предполагаемой эвакуации (которая так и не состоялась). Он выехал после начала паники 15–17 октября, охватившей Москву. «Если бы тогда высадилась рота немцев, то они захватили бы весь город», — говорил он позднее. Двигался Андрей Сергеевич в плотном транспортном потоке из эвакуируемых и простых беженцев. После краткой инспекции он поехал обратно. «Я не сразу понял, что меня удивляет. Потом догодался — я единственный, кто ехал в Москву». Правда, удивился не только Андрей Сергеевич. Его останавливали на каждом блокпосту сотрудники НКВД. «Они были уверены, что Москву сдадут, а потому в нее мог ехать только сумасшедший или вредитель». Впрочем, документы были в порядке и никаких проблем (кроме частых остановок) не возникало.
Интересно, что по пути из Москвы и обратно Андрею Сергеевичу не встретилось никаких армейских частей, направленных на защиту столицы.
За годы войны Андрей Сергеевич был награжден медалями «За оборону Москвы» и «За победу над Германией». После войны отказывался от полагавшихся ему юбилейных медалей в честь Победы, а также ордена Отечественной войны в 1985 году.
Андрей Мартынов, бюро проверки
Мой дед, Георгий Федорович Александров, во время Великой Отечественной войны возглавлял Управление агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). Получив в 1943 году за научный труд «История философии» Сталинскую премию первой степени, он вместе с соавторами передал ее в Фонд обороны. Несмотря на высокий пост, дед много раз выезжал на фронт и лично вел пропаганду среди солдат прямо на переднем крае, порой попадая под обстрелы. Однако боевое ранение он умудрился получить в Москве. В октябре 1941 года во время авианалета одна из мощных бомб попала в здание ЦК на площади Ногина (Старая пл.). Сорвавшийся со стены портрет Ленина в тяжелой раме упал дедушке прямо на голову и контузил его.
Георгий Александров, специальный корреспондент
Мой дед, Иван Федорович Давыдов (1918–1975), летом сорок первого готовился к увольнению со срочной службы. Не сложилось. Неожиданно пришлось послужить еще три с лишним года. «На войне — с первого дня», написано в одном из наградных листов. Первое ранение — тоже в 1941-м. Только в конце 1944-го гвардии капитан Давыдов службу оставил. Был ранен в ходе Венской операции, попал в госпиталь, лечили долго — там же и встретил Победу. Награжден медалью «За боевые заслуги» (1942) и орденом Красной Звезды (1943). Орден — за то, что «в составе батальона вошел в Сталинград, проявляя при этом неоднократно мужество и отвагу». О войне, отваге и мужестве рассказывать не любил.
Иван Давыдов, заместитель главного редактора
Павел Иванович Костягин был счастливчиком — он сам так считал, Потому что в сорок первом попасть в мясорубку под Ельней, оказаться в окружении и выжить — это нужно было, чтобы кто-то за него крепко молился. Дед рассказывал, как тянули они, три оставшихся в живых командира, спички: кому поднимать людей в атаку. Дед вытащил короткую — ему. Взял автомат, побежал по полю — бежал и считал шаги: десять… двенадцать… четырнадцать — звук этих шагов он помнил до конца своих дней. На восемнадцатом шаге он услышал за собой «Ура-а!». «Иваныч, притормози», — прокричал ему денщик и тем спас жизнь: пуля снайпера попала в плечо, а не в живот, как могла, сделай он еще пару шагов: пуля была разрывная — на входе у деда на плече была точка, на выходе — большой шрам, из которого еще долго после войны выходили осколки. Он был дипломатом, объездил полмира и дожил до 81 года.
Павел Краминов, арт-директор
Мой отец Юрий Павлович Кованцев 1926 года рождения в день своего 18-летия, 20 июня 1944 года, пришел в военкомат и записался добровольцем. Окончил снайперскую школу. Затем поступил в танковое военное училище: летние лагеря училище устроило на территории Западной Украины — здесь отцу и довелось принять участие в боевых действиях. Об этом мне рассказывал очень коротко: «Поднимают ночью по тревоге. Боевая задача — занять населенный пункт N. Выдают винтовку и по два патрона на курсанта. Хочешь — пальни в белый свет, хочешь — сам застрелись. Идем цепью, из деревни строчит пулемет, ребята вокруг падают. Заходим в деревню, там ни одного человека. Боевая задача выполнена. Можно учиться дальше до следующей тревоги». После окончания училища отец продолжил службу в танковых войсках на Украине до самой демобилизации в 1954 году. Фронтовиком его не признали, никаких льгот он не имел, но юбилейные медали получал исправно.
Михаил Кованцев, выпускающий редактор
«Самым большим лакомством во время войны, просто роскошью, был посыпанный сахаром ломоть хлеба», — рассказывала моя бабушка, Словаева Клара Андреевна (1925–2005). Она была труженицей тыла, в военные годы работала обходчицей в железнодорожном депо, следила за исправностью рельсов и вагонов. Бабушка находилась вместе с другими новочеркасцами в оккупации в 1943 году, многих тогда угоняли на работы в Германию, ей удалось избежать этой участи только потому, что у нее на иждивении была больная мать. А вот дедушка моего мужа, Мальцев Михаил Александрович (1919–2000), совершил подвиг с оружием в руках. В 1941 году 2-й взвод 4-й роты Ленинградского военного училища войск НКВД сражался в районе города Сортавала (Карелия). Задачей было удержать позицию до подхода основных сил Красной Армии, но после двух дней боя командир был смертельно ранен. Тогда курсант Мальцев принял командование на себя, успешно контратаковал противника, выбил его с занятой высоты и удерживал ее до подхода подкрепления. Его мужество вдохновляло других бойцов: тяжело раненный в голову осколками разорвавшейся гранаты, он остался на поле боя и, истекая кровью, продолжил командовать взводом. Когда прибыло подкрепление, его нашли без сознания и направили на излечение в санчасть.
Наталья Козлова, ассистент главного редактора
