Практически все экономические прогнозы, в том числе и прогноз The New Times в конце 2015 года, сопровождаются оговоркой: «Будет так, если не случится еще что-нибудь». 6 января 2016 года главный экономист Всемирного банка Каушик Басу представил обновленный полугодовой доклад о перспективах развития мировой экономики в начавшемся году. Его главным тезисом было: «Будет так, если не случится еще что-нибудь в России». Проблемы (и не только в связи с падающей нефтью) не только у нас: из пяти крупных развивающихся рынков мира (Китай, Индия, Бразилия, ЮАР, Россия) проблемы с экономическим ростом у четырех (ЮАР пока держится). Но в России, по оценке Всемирного банка, ситуация угрожает финансовым кризисом, особенно если цены на нефть не стабилизируются быстро. А они, судя по всему, пока не стабилизируются.
ПРОКЛЯТИЕ ЧЕРНОГО ЗОЛОТА
Год начался с очередного снижения главной цены в экономике России — барреля Brent, к которой привязаны цены основного экспортного товара РФ — нефти Urals. В начале 2016 года Urals стоит около $30 за баррель, то есть российский бюджет в виде экспортной пошлины получает с него около $7. При цене нефти $50 за баррель это вдвое больше, а при цене нефти $20 за баррель — около $2.
Уже в ближайшие недели экономика России может официально избавиться от нефтяной зависимости. Хотя постоянная цена барреля ниже $20 в качестве равновесной на мировых рынках по-прежнему выглядит маловероятной, цены на Urals около $20–25 могут держаться недели и даже месяцы.
Совершенно неважно, сколько будет стоить при этом рубль по отношению к доллару. Нет, несомненно, важно — например, для фармрынка, для компаний, не имеющих ресурсов на обслуживание снижавшегося весь 2015 год валютного долга, для рынка недвижимости. Но дело не в этом. Экономика России, не получающая от экспорта нефти и газа практически ничего, — это, хотя бы на время, совершенно новая история. Можно понять Каушика Басу, который ждет от такого развития событий в России больших неприятностей, значимых в масштабе всего мира. Тем не менее представим себе на время — например, на то, что необходимо для прочтения этой статьи, — лучший вариант из худших: власти в России не делают в 2016 году никаких новых глупостей и извлекают из ситуации «нулевых нефтегазовых доходов» максимум пользы при минимуме потерь. Есть ли сценарий пусть не позитивный, но хотя бы осмысленный?
Да, разумеется, есть.
ВЫСТРЕЛ В НОГУ
В компактной открытой экономике, интегрированной в мировую систему разделения труда, внезапная потеря большей части нефтегазовых доходов не должна и не будет причиной долговременного экономического спада. Переход Банка России к плавающему курсу рубля осенью 2014 года действительно был крайне своевременным решением, смысл которого можно было оценить только в 2015 году: 3,8% падения ВВП — чрезвычайно невысокая цена при кратном спаде доходов в большей части экономики, в том числе в госсекторе. Россия именно в 2015 году стала потенциально самым интересным рынком для мировых инвестиций: это экономика, сохранившая 90% — если считать только рубли — доходов образованного и квалифицированного (в сравнении с Юго-Восточной Азией) населения, живущего на границе с ЕС: это важно для международного инвестора, интересующегося российским внутренним рынком. Однако труд в этой экономике после девальвации двух последних лет, которая, очевидно, продолжится, стоит примерно столько же, сколько труд рабочих в Китае, что важно для инвестора, рассматривающего Россию как площадку для развития экспорта. На практике это нередко один и тот же инвестор, причем уже имеющий в России опыт работы и способный быстро расширять свой бизнес в стране.
Россия именно в 2015 году стала потенциально самым интересным рынком для мировых инвестиций: здесь труд после девальвации двух последних лет стоит примерно столько же, сколько труд рабочих в Китае
В любой другой ситуации, кроме нынешней, стояла бы очередь из инвесторов с инвестиционными проектами в российские и иностранные банки, мечтающих только об одном: производить в России среднетехнологичные товары для экспорта их за пределы России.
Перечислим основные помехи этому процессу. Первая: понятие «инвестиционный климат» в любом случае включает в себя не только риски открытия бизнеса, но и риски, например, вхождения страны в войну, риски государственных переворотов, политической нестабильности, авантюр правительства, мгновенного изменения внешнеполитического курса. То есть всего того, что возникает в голове у инвесторов, как только они вспоминают заявления пресс-службы российского МИДа последних двух лет. Ну и, конечно же, — аннексию Крыма, войну на Донбассе и особо контрсанкции 2014 года и антитурецкие санкции последних месяцев. Люди, стреляющие себе в ногу (мы желаем выздоровления вице-премьеру Дмитрию Рогозину), вообще плохо воспринимаются инвесторами. От них хочется держаться подальше, даже если у них полные карманы денег.
Цена на нефть Brent в 2015 году в $ за баррель, еженедельные данные
Вторая проблема с инвестициями — демографическая: отсутствие в России достаточного количества свободного населения для работы в новых проектах. Начало экономического кризиса страна встретила практически без безработицы, она не растет и сейчас — 6% экономически активного населения, ищущего работу, никак не соотносится со спадом ВВП в районе 4%.
Впрочем, именно тут разумное правительство могло бы кое-что сделать, причем без всяких революций. Как и на Украине, в России огромный сектор скрытой безработицы, концентрирующейся на государственной службе. Простые решения в виде сокращения количества бумаг, отмены архаичной системы, в которой сохраняется бухгалтерский учет одновременно с налоговым, дерегулирование — все это высвободит не менее 1,5–2 млн новых рабочих рук, а не 10% аппарата центральных ведомств (40–50 тыс. человек, да и то скорее большая часть в виде бумажных вакансий, которые ушлые кадровики всегда держат в штатном расписании), как предполагается сейчас. Свою лепту могла бы внести и реформа высшего образования в сочетании с отказом от призывной армии: скрытая всеобщим университетским образованием молодежная безработица в России огромна.
РАЗРУХА В ГОЛОВАХ
Дальше можно не продолжать. Список общеизвестных (хотя и непопулярных) реформ давно известен. И именно сейчас, избавившись от пресловутой «нефтегазовой зависимости», казалось бы, настало время провести их хотя бы на волне всеобщего испуга. Принято считать, что основным препятствием на пути преобразований является коррупционная спайка в российской власти и сопротивление экономических агентов, интересы которых реформа потревожит. Однако на деле власть общества над подобного рода интересами очень велика. Новую Германию в 1950–1960 годах, несмотря на денацификацию, строили в значительной степени те же люди, что в тридцатых того же века с энтузиазмом строили Третий рейх. То же самое можно сказать и о Японии, и о Британии семидесятых, и о любой экономике мира. Люди пластичны и быстро меняются, новую экономику России, если и когда она будет построена, будут строить люди, построившие экономику нынешнюю.
И именно в 2016–2017 годах экономические условия для такого «мгновенного переворота», похоже, готовы. «Нефтегазовое проклятие» в прошлом, «пилить», по сути, нечего. Совокупные доходы бюджета при $30 за баррель покрывают лишь то, что в бюджетной практике последних лет считалось «несокращаемыми» расходами, сверх них дополнительных денег нет.
Конечно, такая смена модели будет выглядеть, как внезапное «прозрение», и будет знаменовать собой медленный уход со сцены наиболее выдающихся представителей коррумпированной элиты и замещение их неяркими, но компетентными профессионалами. Однако, к сожалению, сценарий этот маловероятен, поскольку во всех странах, где подобные «прозрения» случались, была работающая демократическая политическая система (даже притом что она, как в случае Германии и Японии, сопровождалась де-факто оккупацией). Кроме того, агентами таких реформ всегда выступали яркие политики, а не безликие технократы. Причем, похоже, даже не слишком важно, какая конкретно идеология меняла экономику: мотором реформ становились люди, которыми точно двигали не деньги — идеи — от царства Божьего на земле и равенства до технологического прогресса и какой-то разновидности справедливости.
И наконец, такие перемены обычно либо поддерживаются обществом, либо не происходят вовсе. Команда как угодно воодушевленных реформаторов, которая может быть приглашена в качестве «пожарной» в 2016 году властью, будет ничем не лучше «Единой России», если ей не будут доверять. Основная проблема 2016 года — отсутствие доверия к любым изменениям: чтобы это изменилось, нужно что-то другое. Например, чудо. Но мы уже и так пишем о чуде: поверить в то, что в наступившем году власти России будут совершать только рациональные действия, даже труднее, чем в Деда Мороза. Одно чудо или два — кто считает?
ХОРОШИЕ ПЛОХИЕ НОВОСТИ
Есть хорошие новости и для тех, кто в чудеса не верит. Остатки Резервного фонда и Фонда национального благосостояния позволяют в 2016 году обеспечить относительно мягкую «посадку» экономики в течение года или двух. Одновременно их же достаточно для того, чтобы помочь Банку России предотвратить главную опасность начала года в случае обвала нефти до $20 за баррель — краха банковской системы.
Под угрозой находятся уже крупные банки: без государственной помощи они вряд ли выживут.
Хорошие новости: остатков Резервного фонда и Фонда национального благосостояния достаточно для того, чтобы помочь Банку России предотвратить главную опасность в случае обвала нефти до $20 за баррель — краха банковской системы
Кроме того, во многом благодаря здравомыслию части российского правительства в последнее десятилетие у РФ низкий уровень государственного долга, и это тоже резерв — до 10% ВВП на несколько лет, а в экстренной ситуации — пусть не бесплатная, но возможная поддержка.
Еще одна хорошая новость — неизбежность изменений в общественном сознании. Российское предпринимательское сообщество, тесно связанное коррупционными связями с чиновной элитой, и в нынешнем, и в следующих годах будет занято обнулением ранее сделанных инвестиций в никому не нужные объекты и проекты. Нет ничего более действенного для изменения настроений и даже мировоззрения, чем подсчет убытков. С каждым закрытым убыточным проектом, с каждой брошенной никому не нужной стройкой, с каждым непогашенным из-за отсутствия прибылей кредитом будет меняться и психология, а рано или поздно — и ценности. Это небыстрый процесс, успех которого не гарантирован.
ЧУДО НА ВНЕШНЕМ КОНТУРЕ
Впрочем, сейчас не менее актуальна и другая тема: что произойдет с экономикой России при сценарии, который считается «позитивным»? Под этим обычно понимается либо быстрое снятие с экономики России санкций США и Евросоюза, либо (и) возвращение нефтяных цен к уровню $90 и выше в течение 2016 года. Первое предполагает в «дано», что власти России внезапно изменят внешнеполитическую стратегию, второе — ну, скажем, полномасштабную войну на Ближнем Востоке. По существу, оба эти варианта предполагают резкий разворот капитальных потоков в сторону России, приток капитала. Как ни странно, проблемы, которые возникнут в случае реализации этого «позитивного» сценария, ничуть не лучше, чем те, что возникают при $20 за баррель. Это мгновенное восстановление потребительского импорта, следом — дефицит торгового и платежного баланса, мгновенное сметение со стола всех имеющихся сегодня результатов импортозамещения. Добавим к этому почти неизбежный новый всплеск инфляции, бессмысленный при таком сценарии рост безработицы, а в перспективе — новый обвал курса рубля. Плюс — неизбежный рост реваншистских настроений в политической элите, восстановление госаппарата и еще больший рост военных расходов…
Нет, уж лучше помучиться с «негативным» сценарием.