Помимо потребности разобраться в сложностях современного мира у читателя есть и обратная потребность: выпасть из реальности хоть ненадолго. Лучше толстой книжки человечество пока что ничего не придумало. Мы выбрали несколько произведений из иной реальности, объединенных счастливыми детскими ассоциациями (от приключений до еды), которые помогут перезарядить душевные батарейки, чтобы после праздников снова встретить реальность лицом к лицу.
Кирилл Кобрин. Шерлок Холмс и рождение современности: Деньги, девушки, денди Викторианской эпохи. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015
В детстве Конан Дойля любили все. Кирилл Кобрин пронес этот интерес через всю жизнь и сделал рассказы о Шерлоке Холмсе предметом исторического и культурологического исследования, которое он ведет, кажется, иногда почти холмсовскими методами. На основе маленьких деталей, которые мы обычно проглатываем, увлеченные детективным сюжетом, Кобрин выстраивает ту общественную, экономическую, политическую реальность викторианского Лондона, порождением которой стал великий сыщик. В «Собаке Баскервилей» автор выявляет целый отдельный сюжет о столкновении научно-позитивистского взгляда и предшествовавшего ему романтического мировоззрения; в «Знаке четырех» — колониальный подтекст; подкладкой «Союза рыжих» оказывается особое отношение к деньгам в неопротестантской этике; «Пестрая лента» и ряд других рассказов посвящены проблеме женской эмансипации. По мысли автора, именно во времена Холмса и Ватсона в общих чертах сложились тот механизм, который мы называем современностью, и структура того мировоззрения, с которым мы живем по сей день.
Гилберт Кийт Честертон. Бэзил Хоу. — Пер. с англ. Н. Эппле. — М.: АСТ: Corpus, 2015
Очередной сюрприз из сундука — недавно найденный юношеский роман Честертона «Бэзил Хоу» — в отличие от других громких литературных находок последнего времени, не просто интересен как первая проба пера будущего классика, а доставляет вечер незамутненного удовольствия. Это очень простая история любви: герой, прячущий душевное страдание под маской шута и эксцентрика, находит утешение в дружбе диковатой девочки — мотив, типичный для викторианской литературы, вспомнить хотя бы Льюиса Кэрролла. Спустя много лет героиня вырастает и сильно меняется, как будто объединив в одном лице обе противоположности из «Разума и чувств» Джейн Остин; следует преодоление препятствий, существующих исключительно в голове героя, и счастливая развязка. Как отмечает в предисловии переводчик (а Честертону в России особенно везет с переводчиками, начиная с Натальи Трауберг, и перевод Николая Эппле достойно продолжает эту традицию), это, наверное, самый «обычный» роман писателя, но это не делает его хуже. «Бэзил Хоу» имеет автобиографическую основу и уже все честертоновские черты: неподражаемый мягкий абсурдистский юмор, трезвое отношение к религии и апологию журналистики.
Филипп Майер. Сын. — Пер. с англ. М. Александровой. — М.: Фантом Пресс, 2016
История США очень невелика и спрессованна, поэтому особенно хорошо годится для насыщенной семейной саги. Роман Филиппа Майера «Сын», который критики сразу назвали шедевром и новым американским эпосом, рассказывает о шести поколениях семьи Маккалоу, воплотивших в себе историю Техаса, начиная с объявления его независимости от Мексики в 1836 году. Сын поселенца, плененный и воспитанный индейцами-команчами (зверски вырезавшими его семью), становится затем техасским рейнджером, участником Гражданской войны на стороне конфедератов, скотоводом, нефтяным магнатом. Жесткие нравы Дикого Запада, индейцы, скальпирующие бледнолицых, бледнолицые, линчующие мексиканцев, ностальгия по прериям, населенным стадами бизонов и диких мустангов, которые в течение XX века сменяются индустриальным пейзажем нефтяных вышек. Но главное, конечно, робинзонада бывшего «вождя краснокожих», который, даже вернувшись в цивилизацию, не оставил привычки время от времени снимать скальпы и в определенной мере передал ее (образно выражаясь) наиболее живучим из своих многочисленных потомков. Оторваться невозможно.
Терри Гиллиам. Гиллиамески. Предпосмертные мемуары. — Пер. с англ. Ю. Полещук. — М.: АСТ: Corpus, 2016.
Представлять автора излишне: Гиллиам, кинорежиссер, мультипликатор, художник, был одним из создателей и автором сюрреалистических анимированных заставок знаменитого телешоу «Летающий цирк Монти Пайтона», снял «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» и множество других шедевров. «Гиллиамески» — это мемуары человека, который родился и рос американцем, а потом стал англичанином по собственному выбору, и творчество его несет в себе все лучшее от обеих культур (венцом этого союза стал, на мой взгляд, его фильм «Страна приливов», объединивший в себе черты многих перечисленных выше книг, — смесь «Алисы в Стране чудес» и «Психо» Альфреда Хичкока под соусом из героина). Книга неожиданно рассказывает историю о том, как фантасмагорический, абсурдистский художественный взгляд вырос из совершенно счастливого и «обычного» детства и юности, не отмеченной бунтом.
«Гиллиамески» — история о том, как фантасмагорический, художественный взгляд вырос из совершенно счастливого
и «обычного» детства
А еще, конечно, об американской и британской контркультуре 1960–1970-х и о ее героях, среди которых «Битлз» и Фрэнк Заппа, Роберт де Ниро и Хантер С. Томпсон и многие другие. Само собой разумеется, это очень смешно и очень красиво проиллюстрировано фотографиями и рисунками автора.
Пеллегрино Артузи. Наука приготовления и искусство поглощения пищи. — Пер. с итал. Ирины Заславской — М.: Ад Маргинем Пресс, 2016
Это не просто кулинарная книга, а литературный памятник: в силу специфики жанра другого случая упомянуть о ней не представится, а умолчать невозможно. Пеллегрино Артузи (1820–1911) был писателем и кулинаром, создавшим библию итальянской национальной кухни, которой до тех пор и не существовало («Искусство» впервые вышло в 1891 году, спустя всего 30 лет после объединения Италии, и выдержало с тех пор более ста двадцати переизданий). Артузи первым собрал под одной обложкой кухню разных регионов, уравнял крестьянскую кухню с высокой — этим объясняются, вероятно, его скептические или ободряющие примечания к рецептам супа из мухоморов, пирожков с горчицей или торта из говядины с шоколадом, которые для его читателей тоже были в новинку. «Это блюдо должно вам понравиться: оно отнюдь не выглядит таким месивом, каким могло показаться по описанию». Или: «Отбивные по-крестьянски: на мой вкус, пусть это блюдо крестьяне и едят, но многим оно нравится».
«Когда торговец очищает вам лягушек, он, если не уследите, выбросит икру, а икра-то и есть самое вкусное»
Все это снабжено историческими анекдотами, страноведческими справками («Некоторые обычаи на флорентийском рынке меня совсем не устраивают. Когда торговец очищает вам лягушек, он, если не уследите, выбросит икру, а икра-то и есть самое вкусное») и литературными аллюзиями, а каждый из почти 800 рецептов автор опробовал собственноручно — скажем, пытаясь приготовить каплуна в свином мочевом пузыре, извел восемь птиц. Нам с вами благодаря изобретению кулинарного рукава так страдать не придется — был бы каплун!
Фото: shutterstock.com