Андрею Барабанову 25 лет. На момент задержания он закончил математический колледж, подрабатывал аэрографией. 24 февраля 2014 года Замоскворецкий районный суд Москвы признал его виновным в участии в массовых беспорядках и применении насилия в отношении представителя власти. По мнению обвинения, он бил ногой сотрудников ОМОН и срывал с них шлемы. Свою вину Андрей Барабанов не признал.
Как твои первые дни на свободе?
Освобождение для меня стало шоком. Ощущение, что заново родился. Очень много эмоций. Очень много людей. Очень много нового — это будоражит. В течение долгого времени ничего не менялось, а тут мир открылся. Странно — вроде все, как и должно быть: вот, телефон лежит рядом, а непривычно. Я ко всему начинаю заново привыкать. Замечаю за собой дурацкие вещи. Например, хожу туда-сюда. Потребность в движении. Это оттуда. Места не много, и ходишь по прямой линии.
Многое изменилось за время твоего, так скажем — отсутствия?
За три года — конечно. Я даже свой район не узнал - Москва сильно перестроилась за это время. Люди изменились — повзрослели все. Те либеральные вольности, которые были, теперь под запретом. Они завели дело, а потом посыпалась череда репрессивных законов. А потом все перешло в популизм и ура-партиотизм. Сидишь за решеткой, смотришь на все это и думаешь — да ну нафиг! В какой-то момент я думал: сейчас выйду, тут будет железный занавес, меня никуда не выпустят — и вообще никого не выпускают уже в принципе. Мама рассказывает — ходила на акции в поддержку узников, разрешенные митинги. Рассказывала, как людей задерживают, что на пикеты теперь собираться страшно, что куча каких-то невменяемых персонажей ходит, готовы закидывать, да и просто бить. Раньше такого не было.
Да и протест изменился. Теперь протестуют дальнобойщики.
Я следил за развитием событий. На самом деле большая часть из них всегда поддерживала Путина и говорила, какой он молодец. До последнего момента, пока не ввели Платон. Произошла ситуация, когда наконец коснулось - «теперь я понял, сколько несправедливости бывает». А до этого по фигу было абсолютно. Хорошо, что протестуют, спору нет. Но если бы у них что-то получилось — не маленькая скидка, а конкретное дело. Это создаст прецедент.
Если бы ты знал, что так получится, вышел бы тогда, 6 мая?
Трудный вопрос. Наверное, вышел. Тогда это могло коснуться любого. Для срока было достаточно присутствия там.
Обида на государство есть?
Нет. Просто все это так мерзко - что так поступили с нами. Взять и обычных людей кинуть за решетку. Им это просто сделать. В голове не складывалось понимание — что это нормально. Принять, что никаких вариантов у тебя не остается — ты просто персонаж в этой игре. Честно говоря, для меня это ужасно. Это полностью изменило мою жизнь.
Если сейчас будут митинги, пойдешь?
В ближайшее время точно нет. Может быть, на суды приду к тем, кто сейчас преследуется по «Болотному делу». Мне нужно восстановиться. Буду отдыхать, может быть, запишусь на фитнес. Поеду куда-нибудь, новый год встречу. А дальше — учиться.
Чем теперь планируешь заниматься?
Пока не знаю. Тут кризис. Люди уже не могут зарабатывать на жизнь прежним делом. В первую очередь учеба — сидя в тюрьме много думаешь о том, что ты сделал и не сделал. Я не закончил высшее образование — в тот момент я не видел того, что мне нужно. Это же не просто корочка. Может, пойду по экономической специальности. Может, все-таки решусь и пойду на дизайн. Мне всегда было близко творчество, хоть и занимался более прикладными вещами.
Рисовать не бросил?
Я очень мало рисовал там. Я понимал, что это здорово — очень отвлекает от всего, помогает расслабиться морально и не думать. Но не шло. Правда, я много писал просто для себя, играл в шахматы, нарды, домино. Читал — от классики до нон-фикшна. Мне много книг передавали, и был подельник - Леша Полихович, которому постоянно слали книги. Мне попадалось тоже немало книг. Спортом занимался. Конечно, за исключением дней, когда были суды. Были периоды, когда бросал — болел. Там постоянная простуда была: иммунитет ослаблен — кто-нибудь кашлянет на тебя, и все.
А политические взгляды изменились?
Не изменились — как были социалистические, так и остались. Я просто думаю, что людям надо взаимодействовать грамотно между собой. Наверное, насмотрелся на общество в миниатюре: когда живешь в ограниченном социуме, то получается постоянное взаимодействие — ты чем-то делишься, с тобой чем-то делятся. Получается своего рода сотрудничество. Ведь можно построить систему, где будет социализм с человеческим лицом. А в стране нет возможности. Потому что все ограничено, все возможности для деятельности — участие в выборах разного уровня, например.
Что было самое сложное в заключении?
Сложного было очень много разного. Сложно привыкнуть полностью, что ты там живешь, и что это быстро не кончится. Вегетарианцем я перестал быть — стал есть рыбу, мясо не ел. В СИЗО питался кашами разными, но желудок этому не был рад. Ну, более-менее — язвы нету. Но желудок болел постоянно. Выбора большого нет — в баланде мясо, ешь то, что рядом лежит. Пока к вегетарианству возвращаться не планировал. Буду есть также рыбу, а мясо — нет.
Новый год как праздновали?
Заранее заказывали продукты, все для салатов, для блюд с рыбой, тортики, небольшие украшения. В лагере у нас елка стояла — покосившаяся немного, но елка, живая. Отношение под праздник другое со стороны администрации. Не ходят, не проверяют, отбой не требуют — в общем, дают спокойно отпраздновать. Мы собирались с условной «колой», чокались. Настроение чувствовалось. Подарки друг другу не дарили. Обычно на день рождения дарят. Хороший подарок — книжка, тетрадка, блокнот, карандаши, предметы гигиены.
Как планируешь встретить новый год на свободе?
Очень много приглашений разных, все куда-то зовут. Останусь в Москве встречать. С хорошими людьми. Может, и со своими подельниками.
Фото: Александрина Елагина