лавным итогом минувшего 2015 года является констатация того, что «шоковая терапия» — девальвация рубля вкупе с жесткими протекционистскими мерами — пресловутыми «антисанкциями» — не сработала. Энергичного восстановления, которое продемонстрировала российская экономика через год после острой фазы кризисов 1998 и (в меньшей степени) 2008 годов, не случилось. Начиная с мая едва ли не каждый месяц представители правительства пытались убедить себя и окружающих в том, что «дно» кризиса пройдено и экономика вот-вот начнет восстанавливаться, назло всем мрачным прогнозам и санкциям. Но ставка на импортозамещение себя не оправдала. Причина лежит на поверхности: для того чтобы стимулировать внутреннее производство, недостаточно закрыть рынок и вдвое девальвировать национальную валюту. Необходимы еще два слагаемых: сохранение платежеспособного спроса и инвестиции в производство. Без этого импортозамещение, как было в начале 1990-х, выливается в переход изрядной доли населения к полунатуральному хозяйству на своих приусадебных участках.
Еще один итог — консенсус в экспертном сообществе, что кризис в отличие от 1998-го и 2008-го будет длительным, поскольку носит структурный характер. Член наблюдательного совета ВТБ Сергей Дубинин отмечает, что замедление и фактическая остановка российской экономики начались еще в 2012–2013 годах, до падения цен на нефть, санкций и прочего, что лишь ускорило движение по наклонной доске вниз. А Игорь Николаев, директор института стратегического анализа компании ФБК и вовсе склонен сравнивать нынешнюю ситуацию со структурным кризисом начала 1990-х. О структурном кризисе говорят и советник президента Сергей Глазьев, и председатель правительства Дмитрий Медведев. Всем, похоже, очевидно: без изменения структуры экономики даже умеренный восстановительный рост сегодня выглядит весьма проблематичным.
За кризис платит население
Тезис о возврате к полунатуральному хозяйству образца начала 1990-х, каким бы диким он ни выглядел на первый взгляд, вовсе не фигура речи. Сравнение с началом 90-х уместно еще и потому, что основная тяжесть нынешнего кризиса, как и тогда, легла на плечи населения, причем наиболее незащищенных его слоев. Так, по озвученной в первой декаде декабря оценке Минэкономразвития, сокращение ВВП в этом году составит порядка 3,7%. Со схожим прогнозом выступила и глава Банка России Эльвира Набиуллина, заявившая в первой половине декабря, что российская экономика потеряет 3,7–3,9%. В то же время реальные — с поправкой на инфляцию — заработные платы, по оценке главы Сбербанка Германа Грефа, в 2015 году рухнули более чем на 10%. Эту оценку подтверждает и официальная статистика. Самые свежие данные были опубликованы по результатам октября: реальная зарплата в среднем по стране упала на 10,9 % к октябрю 2014 года. Инфляция — «налог на бедных» — превысит верхнюю границу, которую поставил себе ЦБ на уровне 13 %. По оценкам Банка России (на 7 декабря), годовой темп прироста потребительских цен составил 14,8%.
Наконец, уровень бедности — число людей, чьи доходы не дотягивают до прожиточного минимума, второй год подряд растет, причем процесс в этом году ускорился. Если исключить сезонные факторы, то в среднем по месяцам число оказавшихся за чертой бедности россиян выросло на 3 млн человек и прочно закрепилось выше 20 млн.
Реальные — с поправкой на инфляцию — заработные платы в 2015 году рухнули более чем на 10%. По оценкам Банка России, годовой темп прироста потребительских цен составил 14,8%
Одна из причин — смена приоритетов российских властей. Если в ходе предыдущего кризиса 2008–2009 годов правительство предпринимало усилия к тому, чтобы стимулировать экономику через ускоренное повышение пенсий, социальных пособий и зарплат бюджетников, нередко искусственно поддерживая платежеспособный спрос, теперь основная установка на экономию, причем именно на социальной части бюджета. Расходы на силовые структуры, непомерно раздутый гос-
аппарат, военный бюджет (в 2015 году он составил 3,12 трлн руб. — это в 30 раз больше, чем в 2000 году, а в 2016-м военные расходы вырастут еще на 24 млрд) — все это ревизии не подлежит, для Минфина это запретная территория. Поэтому приходится экономить на образовании, здравоохранении и пенсионной системе, которая для финансового ведомства оказалась настоящей золотой жилой. Тут есть где развернуться — от конфискации пенсионных накоплений и повышения пенсионного возраста до отказа от выплаты пенсий работающим пенсионерам и уменьшения размеров индексации всем остальным. Часть непопулярных решений правительство приняло в 2015 году, часть отнесена на 2016-й.
Довершает картину тот факт, что в конце 2014 года изрядная часть населения лишилась накоплений, сделанных еще в «тучные годы» на волне панической девальвации рубля и последовавшего за ней потребительского взрыва, позволившего ретейлерам и автодилерам ликвидировать многомесячные запасы. Зато уже в марте продажи новых автомобилей в России рухнули на 42,5%, заставив уйти с рынка сначала General Motors со своими Chevrolet и Opel, а потом ряд других мировых производителей, включая китайскую Great Wall. Ситуация к концу года так и не выправилась. По оценке экспертов «Автостат Инфо» (их данные основаны на статистике регистрации новых автомобилей), за первые 11 месяцев года продажи автомобилей упали в среднем на 43,9%, а только ноябрьское падение составило 57,1% к ноябрю прошлого года.
Сходная картина и на рынке недвижимости. Даже на продуктах питания и товарах повседневного спроса российские граждане в минувшем году вынуждены были экономить. Оборот розничной торговли рухнул по результатам первых 10 месяцев года на 11,7%.
Три года без инвестиций
В этих обстоятельствах не приходится говорить об инвестициях в импортозамещение или в сектора, ориентированные на внутренний спрос. Даже если оставить за скобками санкции в отношении финансового сектора, плачевное состояние инвестиционного климата, зашкаливающие ставки «коррупционного налога» и неконкурентоспособный уровень ставок по кредитам в стране. Говоря об уровне ставок в стране и политике Банка России, которую он сам даже сейчас, после серии снижения ключевой ставки, признает «умеренно жесткой», сложно критиковать действия ЦБ. Российский регулятор оказался в самой неприятной для эмиссионного центра ситуации — стагфляции. Рецессия в экономике, как правило, сопровождается замедлением инфляции, а то и вовсе дефляцией. И это дает возможность Центральному банку удешевлять кредиты и применять другие меры стимулирования. При перегреве экономики инфляция обычно ускоряется, и регулятор повышает ставки. А в России обвальное падение доходов от экспорта привело к панике на валютном рынке и распродаже национальной валюты, которая немедленно отразилась на потребительских ценах, поскольку во всем, кроме нефти, зерна и оружия, Россия до сих пор серьезно зависит от импорта. Стоит ли удивляться, что в этих обстоятельствах глава ЦБ Эльвира Набиуллина большим злом сочла инфляцию и пошла в декабре 2014 года на резкое повышение ставок до 17%. Однако ставки, даже достигшие в результате, после серии снижений, 11%, большинство из тех, кто занимается прямыми инвестициями, считают запретительными. Особенно на фоне политики «нулевых» ставок, которую проводят ведущие центробанки мира. По данным Росстата, все первые три квартала инвестиции в основной капитал за первые три квартала 2015 года в годовом выражении снизились на 6,8%, причем доля банковских кредитов в общем объеме инвестиций снизилась с 10,6% до 8,7%. Банк России и сам признает, что жесткая денежно-кредитная политика не способствует инвестиционной активности, однако изменения к лучшему ожидаются только в 2017 году. В декабрьском аналитическом обзоре ЦБ прямо говорится: «Постепенное смягчение внутренних финансовых условий, снижение долговой нагрузки и улучшение деловых настроений во второй половине 2016 года создадут предпосылки для восстановления инвестиционной и производственной активности в 2017 году».
В 2015 году военный бюджет составил 3,12 трлн руб. — это в 30 раз больше, чем в 2000 году, а в 2016-м военные расходы вырастут еще на 24 млрд
Источник: Банк России
Справедливости ради следует отметить, что направленная на борьбу с инфляцией жесткая политика ЦБ, безусловно, сказалась на провале политики импортозамещения, но предотвращение коллапса на валютном рынке несколько смягчило участь тех компаний, которые в предыдущие годы модернизировали производство и закупали в кредит импортное оборудование. Кроме того, как справедливо говорит Сергей Дубинин, инвестиционный спад в России начался еще в 2012–2013 годах.
Что бы ни прогнозировал ЦБ, надежд на то, что в обозримом будущем ситуация с инвестициями изменится к лучшему, немного, какой бы ни сложилась цена на нефть. По словам руководителя экономической программы Фонда Карнеги Андрея Мовчана, любой инвестор, вкладывая деньги, оценивает потенциальную доходность и риски. И если государство, по крайней мере теоретически, на доходность сильно повлиять не может, риски оно снизить в состоянии. Однако российское государство в его нынешнем виде не только не готово снижать риски, связанные с практически полностью разрушенной системой правоприменения, но своими непредсказуемыми действиями постоянно риски для инвесторов увеличивает.
Священная корова
Относительно невысокий спад ВВП, который Минэкономразвития считает едва ли не личной своей заслугой, а также относительно пристойные цифры промышленного производства вовсе не свидетельствуют о начале выхода из кризиса. Далеко не все отрасли страдают от инвестиционного голода и обвального падения платежеспособного спроса. Главного бенефициара непредсказуемых действий властей искать долго не требуется — это оборонно-промышленный комплекс. В начале декабря вице-премьер Дмитрий Рогозин назвал оборонку локомотивом и «компенсатором кризисных тяжелых явлений в промышленности». Действительно, единственная статья расходов, не подлежащая какой-бы то ни было ревизии в российском бюджете, — военные расходы. Сбыт предприятиям ОПК гарантирован на все время ведения локальных войн и жизни во «враждебном окружении». И тут уже напрашивается прямая аналогия не с началом 1990-х, а со второй половиной 1980-х, когда Холодная война и гонка вооружений внесли свою лепту в системный кризис, накрывший народнохозяйственный комплекс СССР после падения нефтяных цен.
Фото:Artyom Korotayev/TASS, Сергей Бобылев/TASS