Везучий фламандец

Талейран с присущим ему высокомерием говорил о Бельгии как о «выдумке англичан». Именно Англия, заручившись поддержкой Франции, начала продвигать после Венского конгресса 1815 года идею бельгийской независимости от Нидерландов, с целью создать небольшое «буферное» государство на Севере Европы. Что, собственно, и случилось в 1830-м — в результате ожидавшейся Лондоном революции. Вторая бельгийская революция произошла почти 180 лет спустя. Вечером 19 ноября 2009 года за рабочим ужином в Брюсселе главы государств Евросоюза единогласно избрали Хермана Ван Ромпея, 62-летнего бельгийского премьера с дипломом экономиста, на новую должность президента ЕС. Правда, на этот раз Лондон уступил главную закулисную роль Парижу и Берлину.
19 ноября Николя Саркози и Ангела Меркель праздновали первую за всю новейшую историю общую франко-германскую победу. Гордон Браун, так и не решившийся за ужином произнести вслух давно витавшее в воздухе, но, увы, низкорейтинговое словосочетание «Энтони Блэр», демонстрировал покорность Британии общеевропейской судьбе. Глава Еврокомиссии Баррозу, который, как обычно, знал результаты голосования заранее, с почтением смотрел на Ромпея — ведь это он, а не Баррозу обладает теперь правом первой подписи и рукопожатия в брюссельском синклите. «Малый малого разумеет» — надеялись, глядя на Ромпея, лидеры восточноевропейских государств, как и Бельгия, географически скромных, но, по старой привычке, не столь простодушных.
От благоразумного фламандца и христианского демократа, на которого неожиданно свалилась зарплата в €24 тыс. в месяц чистыми, не стоит ожидать ни великих дел, ни великих потрясений, которыми, как мы хорошо знаем, вымощены все на свете «особые пути». Высокая должность не изменит его привычек. Ван Ромпей снова отправится в отпуск на автомобиле с прицепом или сочинит очередное японское трехстишие хокку на голландском языке. В своем доме, где нет ни ковров, ни дорогой мебели, он вряд ли сделает евроремонт. Неприметно, но последовательно он будет реализовывать великую европейскую идею, обозначаемую емким словом «консенсус». В этом-то и состоит парадокс: избрание Ван Ромпея меняет в жизни Евросоюза многое — и ничего. В новых конституционных рамках ЕС Ван Ромпею даны широкие полномочия. Но ему не дано скривить эти рамки.
Херман Ван Ромпей, сумевший за неполный год своего премьерства почти наполовину «скосить» бельгийский государственный долг и помирить — неужто окончательно? — фламандцев с валлонами — это скромное обаяние малых, но успешных дел. Это вежливая самостоятельность. И не случайно бельгийцы не хотели отпускать его с должности. Он уже заявил, что на новом посту будет продвигать дальнейшее расширение Евросоюза. Он будет добиваться консенсуса с грандами Старой Европы, которые дальше расширяться не хотят. Он намерен бороться и с глобальным потеплением. Но при этом, в отличие от нынешнего руководства ЕС, постарается не брать на голову ЕС завышенных обязательств, не поддерживаемых другими. А его борьба с кризисом должна начаться с попытки обуздать рост курса евро, выгодный в первую очередь доллару. Евроскептикам, самонадеянно застолбившим за ним чисто представительские функции, Ван Ромпей попытается доказать, что Лиссабонский договор, породивший на свет саму должность президента ЕС, все же не отменяет роли личности в истории.
Впрочем, все может случиться иначе. Климат, кризис и евро окажутся сильнее Ван Ромпея, а в нем самом возобладает евробюрократ. Что ж, тогда он просто уйдет — едва истечет положенный ему срок. Преемника не предвидится.