Католический приход, окна которого смотрят на общежитие беженцев. Всю войну священнослужители этой церкви прятали у себя еврейскую семью с детьми и люди были спасены
Общежитие беженцев, построенное на футбольном поле
Беженцы из воюющей или поствоенной (точно пока никто не знает, как будет правильнее сказать) Украины — капля в море беженцев из Сирии, Пакистана, Афганистана и других стран. Но тем не менее в Германии украинские беженцы тоже есть, и они тоже с надеждой и тревогой ждут решения своей судьбы.
Красивый совсем игрушечный городок Фридберг расположен практически внутри крепости на высокой горе. Основан он был еще в девятом веке, чтобы держать оборону при нашествии венгров.
Во Фридберге в отличие от большинства немецких городов почти нет иммигрантов. Но в начале этого года здесь «чужестранцы» все же поселились: несколько семей из Косово, Боснии-Герцоговины, Афганистана и Украины. Для их временного пребывания власти Фридберга отвели большую поляну рядом с католической церковью, быстро построили на ней сборный дом, обнесли местность изгородью. Дети пошли в школу и детский сад, родители на курсы немецкого при этой же самой католической церкви. И все это в ожидании интервью, по результатам которого специальный департамент по делам беженцев вынесет судьбоносное решение: кому можно остаться жить в Германии, а кому в статусе беженца отказать.
Общий коридор. За каждой дверью — свой язык
Наверное, такой тип одноэтажного общежития с коридорной системой, общей кухней, туалетами и душевыми, а также комнатой для игр детворы принято называть бараком. На каждую семью одна большая, больше двадцати метров комната. Стол, холодильник, двухъярусные кровати, шкафы для одежды, книжные полки. Если не отсутствие на стенах фотографий любимых рок-групп, то обстановка напоминала бы студенческое общежитие. И даже по сути — некоторое сходство тоже есть, так как каждый, за исключением самых маленьких обитателей этого дома, пребывает тут в постоянном ожидании новой, «уже настоящей» жизни.
Марина
В одной из комнат живет Марина, беженка из Славянска с двумя маленькими детьми. Марина по образованию юрист, на Украине работала в адвокатской конторе.
— Как удалось приехать в Германию? — спрашиваю собеседницу.
— Выехала под обстрелами из Славянска. Жить с детишками становилось день ото дня все невозможней. Гуманитарная помощь, которая доставлялась караванами, теми самыми, о которых было так много шума, населению вообще не раздавалась. Я потом услышала от друзей, оставшихся в Славянске, что уже после освобождения города от сепаратистов были найдены тайники, в которых оказались спрятанными тонны продуктов, одежда, медикаменты, памперсы… Скорее всего, их планировалось потом продавать через супермаркеты.
С сепаратистами существовать было невозможно. Там анархия, беспредел. Я своими ушами слышала, как сепаратисты, изображая новый «революционный порядок», орали на улице, что, если женщина после десяти вечера выйдет из дому, ее можно насиловать, «правильные женщины», как стемнеет, дома должны сидеть. Среди бела дня сепаратисты грабили магазины, все подряд грузилось на фуры и увозилось непонятно куда. Люди думают, что в Россию. Владельцев машин заставляли в «добровольно-принудительном» порядке переписывать свои авто на «ополченцев», помогать «фронту».
Детская комната Марины
Марина говорит об этом на первый взгляд неестественно спокойно, во всяком случае без слез и ужаса в глазах. И тут я понимаю, что вот это спокойствие и отстраненность от того, о чем она повествует, посттравматическая, реакция трудного восстановления контуженной войной души.
Когда Марина с двумя маленькими детьми выбралась из этого заповедника анархии и очутилась в конце концов в Киеве, то здесь к своему ужасу осознала, что в глазах украинцев она — чуть ли не сепаратистка, раз приехала из Славенска, с оккупированной врагом территории.
Ни денег, ни жилья, никакой материальной помощи добиться нигде не могла. Промучившись полгода, устав от мытарств и бесправия, решила во что бы то ни стало уехать в Европу. «Стало» это Марине в 5 тысяч евро. Ровно столько она заплатила фирме, которая (слава богу, что не обманула!) оформила все необходимые документы, сделала визы и вывезла ее и детей на автомобиле в Германию.
— Но уже под Нюрнбергом, когда я зашла с детьми в туалет, мои благодетели уехали. Спасибо, что чемоданы из машины на тротуар выставили. Там же «в чистом поле» нас вскоре подобрали незнакомые люди и привезли в лагерь для беженцев.
Я не исключаю, что в рассказе моей собеседницы не все детали волшебного приезда в Германию в точности соответствуют действительности. Но я не следователь, и, если даже какие-то частности не вполне совпадают с тем, как все было на самом деле, то понятно, что это уж точно в буквальном смысле неточности «во спасение».
В Германии Марина живет уже десять месяцев. Помимо того, что ей оплачивают жилье, медицинскую страховку на нее и детей, она еженедельно получает продуктовый набор: сахар, мука, хлеб, макароны, картошку, колбасу, сосиски, йогурты и даже шоколад. Когда они только приехали, незнакомые «бюргеры» и благотворительные организации завалили детей подарками, принесли все необходимое — посуду, постельное белье, детскую одежду.
Дети ходят в детский сад и дополнительно на бесплатные детские курсы немецкого языка.
В коридоре, как в магазине детской обуви
Но самое главное, что пятилетнему сынишке Леше провели серьезную диагностику и сняли диагноз эпилепсия, поставленный (после уплаты баснословной суммы) киевским врачом. Немецкий врач говорит, что то, что без компьютерной томографии мальчика его украинский коллега принял за эпилепсию, было просто реакцией нервной системы нормального ребенка на ужасы взрослой войны. Марина рассказывает, что когда в Германии она в первый раз зашла с сынишкой в русский магазин и он услышал, как покупатели и продавцы разговаривают по-русски, он спросил: «Мама, мы что обратно вернулись»? И расплакался…
Вова
В соседней комнате живет семья беженцев с западной Украины. Глава семьи представился Вовой. Фамилию ни он, ни Марина, просили в газете не называть, даже лица на снимках не показывать. И если у Марины страх, скорее, иррационального свойства (вряд ли кому на Украине небезразлична ее судьба и ее воспоминания), то Вова, похоже, что неслучайно опасается за себя и своих детей, самый маленький из которых появился на свет на свет в июле. Все расходы, связанные с пребыванием в роддоме и наблюдением у врача, оплатила больничная касса. Правда, свидетельство о рождении ребенка уже немецкого образца, не дает родителям права автоматически получить вид на жительство.
История Вовы совершенно из другой, даже можно сказать, отнюдь не военной оперы:
— Около пяти лет назад меня безвинно осудили за убийство, к которому я был совершенно непричастен, — рассказывает мой второй собеседник. — Меня приговорили к 13 годам. Я отсидел четыре года и был оправдан. После выхода на свободу я обратился в Европейский суд по правам человека с иском против Украины с требованием компенсации за нанесение морального и материального ущерба. Сейчас мое дело находится на рассмотрении в Страсбурге. Но люди, сфальсифицировавшие мое дело и упрятавшие меня за решетку, стали требовать отозвать документы из Европейского суда, угрожать убийством мне и моей семье. Я знал, что это «серьезные люди», поэтому купил для всех нас туристическую путевку и улетел в Грецию, затем оттуда перебрался в Германию.
До ареста тридцатипятилетний мужчина был успешным предпринимателем, владел строительной фирмой. Сейчас у него нет ни дома, ни фирмы — ничего, кроме жажды справедливости и безопасности для своей семьи.
Вова «западенец», и соответственно его взгляд на происходящее в Украине еще более жесткий и «национально-окрашенный»:
— Русские и украинцы, что ни говорите, два разных народа. Если, к примеру, у украинца забор упадет, он на последние деньги его восстановит, русский палкой подопрет и ладно. Сепаратисты, извините меня, падаль — другого слова не подобрать. Они ставили орудия во дворах школ, детских садов, у людей в огородах, и украинцам ничего не оставалось, как бить по этим позициям. Ведь огневую точку надо уничтожить. А потом крик поднимется, что силовики стреляли по мирным объектам. Сепаратисты, или кто там ими руководит, заводы грабили, оборудование вывозили в Россию. Знакомая одна рассказывала, как она разговаривала с чеченским боевиком, который воевал на стороне ДНР. Он ей сказал: «Мать, я много войн прошел, но такой войны еще не видел. Сначала мы бьем по силовикам, потом разворачиваем орудия и бьем по своим и по гражданским объектам, якобы это силовики лупят». Мирные люди жили по подвалам месяцами. Но, знаете, те, кто остался, не уехал, они, как правило, за Россию и за сепаратистов.
Не коммунистический, но интернационал у входной двери в совместное общежитие.
На востоке Украины людям вдалбливают, что все замутили американцы. Но пусть покажут хоть одного американского солдата. Американцам оно нафиг не надо.
А что стало с мозгами у людей? У меня тетя, например, родом с западной Украины, живет в России, с ней говорить невозможно сейчас. Одно твердит: «У вас там фашисты». Я ей говорю: «Тетя, ты чего? Ты же приезжала чуть не каждый год к нам. Тебе что кто-то по-русски говорить не давал? Ты хоть одного фашиста видела живого?» В общем каша полная и в головах, и «на суше».
Вова уже закончил курсы немецкого, хотя немецкий дается тяжело. Но он скачал себе программу на телефон и учит гранит немецкого чуть не каждую свободную минуту.
Устроился на работу по специальности, социального пособия не получает, а получает нормальную зарплату. Счастлив несказанно, так как чувствует себя у немецкого государства не нахлебником. О том, что будет, если в разрешении на проживание в Германии откажут, не хочет думать. По его словам возвращение в Украину, для него и его семьи «смерти подобно» в самом буквальном, что ни наесть, смысле.
Тетя Лена
Так называют ее украинские соседи по «хайму». Женщине на вид чуть больше шестидесяти, родом тоже с Западной Украины.
С Мариной и ее детишками тетя Лена живет в одной комнате за перегородкой. Отношения ровные, без вспышек недовольства и взаимной неприязни. И это при двух маленьких детях, которые хочешь не хочешь, а на нервы все равно действуют. Но все же более свои для тети Лены — это Вова и его семья, потому что Марина мало того, что русская, да к тому же еще и с Востока. Вербально это никак не выражается, но в мелочах чувствуется постоянно.
У тети Лены — в Германии дочка замужем за немцем. Приехала к ней в гости тетя Лена, да так тут и осталась. Но чтобы получить официальный вид на жительство, надо было обратиться в полицию и попросить политического убежища. А затем на общих основаниях долгие месяцы ждать интервью.
Дети резвятся на кухне. Знают ли они о проблемах взрослых?
— У нас там жить опасно, бандитов теперь много. Мой дом ограбили, в любой момент могут снова залезть, — рассказывает она.
У тети Лены даже есть справка из украинской милиции о том, что «да», было на самом деле такого-то числа такое-то ограбление. Она показывает справку мне, хочет, настоятельно хочет, чтобы я удостоверилась. Наверное, думает, что я имею какое-то тайное влияния на органы, вершащие судьбами беженцев. Увы, не имею…
P.S. Согласно статистике, за время конфликта на востоке Украины родные места были вынуждены покинуть около 2 млн. человек. Из этого числа 1,2 млн. в настоящее время размещены в украинских регионах, 800 тыс. — за границей. В нескольких интервью для прессы Манфред Шмидт, возглавляющий расположенное в Нюрнберге Федеральное ведомство по делам миграции, не раз заявлял, что шансы получить убежище в Германии у украинских беженцев невелики. И тем не менее число ходатайств от украинских граждан о предоставлении политического убежища в Германии все возрастает. Если в 2013 году их было 141, то в 2014 году уже — 2657. Большинство ходатайств — из Донецкой и Луганской областей, где идет война. Но есть также претенденты на получение статуса беженца от жителей Крыма, не желающими становиться гражданами России. Согласно официальным данным от людей, бежавших с Украины в Германию, удовлетворяется всего лишь каждое девятое ходатайство.
Наверное, поэтому евангелический пастор Дитер Бёкемайер, уполномоченный своей епархии по делам беженцев, как-то остроумно заметил, что Мария и Иосиф, тоже будучи беженцами, в наши дни скорее всего не получили бы политического убежища в ФРГ, так как не смогли бы доказать немецким чиновникам, что их сыну Иисусу грозит смерть по приказу царя Ирода.
Фото: Адель Калиниченко