Процессы над «ревизионистами» устраивали на стадионах и транслировали по телевидению, Харбин, 1966 год
Для русского уха название газеты звучит забавно, как и название пьесы — «Разжалование Хай Жуя». Но китайцам сделалось не до смеха. Раскритикованная историческая драма рассказывала о чиновнике, который пострадал за свою честность и доброту. Подозрительный Мао Цзэдун, председатель Китайской компартии, решил, что У Хань намекает на его недавний конфликт с бывшим соратником маршалом Пэн Дэхуаем, который за несколько лет до этого выступил с осуждением безумной политики «большого скачка», проводимой великим кормчим. Обозленный Мао разжаловал и сослал незадачливого маршала.
«Большой скачок» 1958–1960 годов запомнился самодельными доменными печами, в которых китайцы выплавляли никуда не годный чугун, и народными коммунами, где от голода погибли насильно согнанные в них миллионы крестьян. Комической же вершиной «скачка» стала победоносная битва китайского народа с «четырьмя поганцами» — воробьями, крысами, комарами и мухами.
Пятым «поганцем» была названа интеллигенция. К середине 1960-х дошла очередь и до нее.
Сезон убийств
Яо Вэньюань, автор публикации, положившей начало травле интеллигенции и гонениям на культуру, был науськан лично великим кормчим. Сам Мао считал день публикации статьи началом «культурной революции». Кровавая драма развернулась после тщательной подготовки.
Истребление морали, культуры и свободной мысли началось с университетов. 25 мая 1966 года в Пекинском университете вывесили дацзыбао — газету больших иероглифов, или проще — прокламацию. Дацзыбао вышло небывалое: в нем разоблачалось не что-нибудь, а партком университета, проводящий, по мнению авторов, «черную контрреволюционную линию». В этот же день открылся сезон преследований и убийств миллионов китайских граждан, обвиненных в пособничестве «черной банде ревизионистов», и родилось движение студентов-хунвейбинов — красных стражей революции, на деле — варваров и насильников. Хунвейбины выводили на всеобщее обозрение партийное руководство, комсомольцев, преподавателей, хозяйственников, плевали на них, избивали, обряжали в клоунские плащи и колпаки, заставляли каяться в мнимых преступлениях.
У Лю Шаоци и Дэн Сяопина были свои взгляды на государственное управление, и они их высказывали. Этого было достаточно, чтобы вызвать ненависть Мао Цзэдуна
Вина преподавателей, например, заключалась в распространении «буржуазной и феодальной культуры», тогда как единственным источником знаний о мире — и эту светлую идею студенты подхватили с восторгом — должна была стать маленькая красная книжечка с цитатами из Мао. Среди хунвейбинов было много малограмотных крестьянских детей, которым с огромным трудом давалась учеба и которые никогда бы не догнали своих сверстников из города: выучить наизусть изречения Мао и на том окончить образование — задача куда как проще.
Студентов-хунвейбинов поддержали школьники: они проводили суды над учителями, унижали их, избивали. В одной школе даже затоптали насмерть женщину-директора.
Совсем маленькие дети, у которых еще не было сил ни бить, ни убивать людей, устраивали суды над кошками. Кошек называли бандитами, идущими буржуазным путем, расшибали им головы и вешали на деревьях.
Огонь по штабам
Однако в те смутные годы «буржуазным путем» шли не только кошки. Когда Мао выдвинул свой знаменитый лозунг «Огонь по штабам!», он имел в виду в первую очередь своих ближайших товарищей-коммунистов, в первую очередь тогдашнего председателя КНР Лю Шаоци и Дэн Сяопина*. Их он называл нечистью и руководителями, идущими капиталистическим путем.
На самом деле они лишь пытались смягчить экономический радикализм Мао. В Китае сохранялось частное предпринимательство. От китайца до сих пор можно услышать: «У нас один бог — деньги». Полностью уничтожить служителей этого бога не мог даже великий кормчий: у Лю Шаоци и Дэн Сяопина были свои взгляды на государственное управление, не всегда совпадавшие со взглядами Мао. Причем оба не просто открыто высказывали свою позицию, но подчас и оказывали Мао сопротивление в реализации его планов. Этого было достаточно, чтобы вызвать ненависть Мао Цзэдуна и навлечь на себя вал откровенной клеветы.
Военные моряки штудируют «Цитатник» Мао, Китай, март 1968 года
Иногда спрашивают: а зачем понадобилась такая хитроумная кампания, ведь великий вождь мог расправиться с врагами и проще. Но во-первых, тогда в его руках еще не было абсолютной власти, оппозиция имела огромный вес в партии, а Лю Шаоци так и вовсе считался официальным преемником Мао, всюду висели их парные портреты. Во-вторых, Мао было мало уничтожить кого-то конкретно — он питал удивительную страсть к разрушению вообще. Известно, что он мечтал о ядерной войне, в которой погибнет половина человечества, зато оставшиеся в живых пойдут верным «революционным» путем. (У него было ядерное оружие, но, по счастью, не было ракетных носителей.) И наконец, все это нужно было провернуть, по возможности, не запачкав рук. Потому-то и был избран «гибридный» путь самодеятельной ярости масс. А к ярости этой лучше всего оказалось готово студенчество, в котором уже не один год насаждался культ личности Мао. (В этом контексте знаменательно смотрится наша собственная новость — недавно подписанный Владимиром Путиным указ о создании Российского движения школьников.)
Погром
Постепенно хунвейбины вышли из университетов в город. Они громили магазины книг и грампластинок. В старых книгах и песнях не было ни слова о Мао Цзэдуне — значит, они были «плохими». Под раздачу попали и парикмахерские — как рассадники буржуазного образа жизни. Запрещено было носить длинные волосы, взбивать кок, зачесывать волосы назад, разделять их на пробор. Тех, у кого были не те прически, точнее, тех, у кого просто были прически, — ловили на улицах, били, насильно выбривали половину головы: чтобы впредь было неповадно.
Через три дня после ареста Оуян Сяня выкинут с третьего этажа, Харбин, 30 ноября 1968 года
У жителей конфисковывали «лишнюю» мебель, предметы роскоши и драгоценности. Отнимались дома и квартиры, людей выгоняли на улицы, отправляли на «перевоспитание» в деревню, где и сами-то крестьяне жили впроголодь. Из деревень в города шли встречные потоки, городской цивилизованный быт заменялся архаическим деревенским.
Китайские крестьяне читают «Цитатник» Мао рядом с портретом вождя, уезд Хуньчунь, май 1969 года
Хунвейбины ходили по домам заслуженных деятелей культуры, выволакивали их на улицы, били, срамили, требовали покаяния. Среди жертв хунвейбинов оказался и знаменитый китайский писатель Лао Шэ. Его библиотеку сожгли, самого выволокли на улицу, избили до полусмерти. Старый писатель не выдержал издевательств и утопился.
Под раздачу попали даже парикмахерские — как рассадники буржуазного образа жизни. Запрещено было носить длинные волосы, взбивать кок, зачесывать волосы назад, разделять их на пробор
Вообще в те дни было очень много самоубийств: понапрасну обвиненные, люди не выдерживали страха, позора и боли. Выпрыгнул из окна и сын Дэн Сяопина, студент Дэн Пуфан, но не умер, а сломал позвоночник и остался инвалидом на всю жизнь.
Китайские студенты читают дацзыбао с лозунгами «Великой пролетарской культурной революции», Пекин, август 1966 года
Хунвейбины надевали на своих жертв шутовские колпаки и унижали перед толпой, Пекин, конец 1960-х годов
Партийное руководство, оппозиционное Мао Цзэдуну, пыталось смягчить вред от деятельности хунвейбинов. Из райкомов посылались в университеты так называемые рабочие группы по «культурной революции». Однако многие хунвейбины встречали их в штыки: им не нравился миролюбивый настрой рабочих групп. Они вступали с ними в драку, говорили, что подчиняются только высочайшим указаниям — словам Мао. Одно из них — не пресекать насилия — было им дано армии и полиции.
Ближайший помощник Мао маршал Линь Бяо говорил тогда: «Ну убивали людей в Синьцзяне: за дело убили или по ошибке — все равно не так уж много. Еще убивали в Нанкине и других местах, но все равно в целом погибло меньше, чем погибает в одной битве…» Это звучит шокирующе, однако сам Мао еще в 1957 году в Москве публично заявил, что для победы революции готов пожертвовать тремястами миллионов китайцев.
Культуртрегеры революции
Из Пекина хунвейбины выезжали в провинцию — «разоблачать черные парткомы» и «наводить порядок», судить и выносить приговоры местным коммунистам и деятелям культуры. Кое-где им это удавалось, кое-где — нет. Коммунисты организовывали рабочих, которые становились на их защиту, избивали, а иной раз и убивали хунвейбинов, отправляя их тела на тех же поездах, на которых они приехали. Так было в городах Хэфэй, Чанша, Сиань и других провинциальных городах. Трупы хунвейбинов часто привозили в ужасном виде: с проломленными черепами, переломанными конечностями, отрезанными ушами и выколотыми глазами. Но никого это не останавливало. Во многих городах царил хаос и безвластие, отряды хунвейбинов воевали между собой, простые обыватели оказывались между молотом и наковальней.
К хунвейбинам присоединились цзаофани — бунтари. Они занимались тем же самым, что и хунвейбины, только на заводах, предприятиях и в конторах. С каждым месяцем ситуация становилась все страшнее, управление целыми провинциями было парализовано. Наконец, армии дали приказ восстановить порядок. Часть хунвейбинов и цзаофаней вернулась в университеты и на заводы, часть не подчинилась решению Мао. Опьяненные кровью и вседозволенностью, молодые люди требовали продолжения банкета. С такими разговор был короткий: армия громила их банды, наиболее упорных публично расстреливали, остальных ссылали в труднодоступные районы.
После этого культурная революция не прекратилась, просто вошла в более спокойную фазу. Еще несколько лет из типографий выходили только книги Мао, а в число зрелищ входили только представления, разрешенные лично Цзян Цин, женой великого кормчего.
На руинах
Культурная революция, одно из самых тяжелых для Китая испытаний в XX веке, окончилась со смертью Мао в 1976 году. Ее результаты: миллион погибших, 100 млн. пострадавших, подавление науки, развал образования, невосполнимый урон культуре, актуализация худших человеческих свойств в народе. Китай был отброшен на десятилетия назад и до сих пор не оправился от удара: так называемое экономическое процветание — видимая часть айсберга, оно затронуло в основном жителей больших городов. Да, в деревнях уже не умирают от голода, но до сих пор многие люди живут в бедности: более 100 млн. человек живут менее чем на $1 в день. Свою экономику сами китайцы сравнивают со слоном на велосипеде — чтобы не рухнула, надо очень быстро крутить педали. А педали эти крутятся во многом благодаря использованию дешевого ручного труда на фабриках и заводах.
Дэн Сяопина с женой в годы «культурной революции» отправили работать на тракторный завод, провинция Цзянси, 1969 год
Мао Цзэдун (в центре) с одним из идеологов «культурной революции» Линь Бяо (слева) и со своей третьей женой Цзян Цин, которая лично организовывала отряды хунвейбинов, Пекин, апрель 1967 года
Ближайший помощник Мао маршал Линь Бяо говорил тогда: «Ну убивали людей в Синьцзяне: за дело убили или по ошибке — все равно не так уж много»
В китайском обществе традиционно уважительное отношение к образованию сменилось пренебрежительным, что чувствуется до сих пор. (Однажды в Пекине случайный прохожий спросил нас с женой, чем мы торгуем. «Ничем, — ответили мы. — Мы учителя». — «Понятно, таланта нет», — презрительно сплюнул китаец. И этот был еще из просвещенных, он знал русский язык и когда-то работал на советском заводе инженером.) Внешним миром средний китаец не только не интересуется, но и презирает его, об иностранцах в стране рассказывают дикие небылицы. Вера — будь то буддийская, даосская или любая другая — нынче понимается как простой договор с божествами: я тебе — подношения, ты мне — хорошую жизнь. Даже классическое понятие стыда — так называемая «потеря лиц» — трактуется теперь совсем иначе. Лицо теряет не тот, кто совершил что-то непристойное, а тот, кого бранят — не важно, за дело или нет.
«Очень тяжело быть китайцем», — сказал мне как-то раз, вздыхая, таксист в Пекине. Действительно тяжело. И немалую роль в этом сыграла «культурная революция», подорвавшая мировоззренческую и цивилизационную основу страны с великой древней культурой.
Алексей Винокуров — автор, писатель, телесценарист, главный редактор сайта «Весь Китай.ру».
* Дэн Сяопин (1904–1997) — политик и реформатор, деятель Компартии Китая. Не занимая руководящего государственного поста , фактически руководил КНР с конца 1970-х до начала 1990-х годов. Во время культурной революции был снят со всех постов и направлен простым рабочим на тракторный завод в провинции Цзянси.
Фото: li zhensheng/contact press images, EAST NEWS/AFP; photosales@nytimes.com, EAST NEWS; ho/AFP, xinhua/AFP
