На фабрике мягких игрушек в Ляньюнгане (провинция Цзянсу) продукция которой идет на экспорт в США и ЕС,сентябрь 2015 года
Как и положено древней, далекой, огромной и к тому же исповедующей ориентальные религии державе, Китай двоится в глазах стороннего наблюдателя, представляясь то одним, то другим своим ликом.
Можно увидеть Поднебесную восходящей звездой: скорость роста ее ВВП в процентах в 2,5 раза превышает скорость роста всего мира, а сам ВВП перевалил за $10 трлн — третье место после ЕС и США. Золотовалютные резервы — больше $3,77 трлн, то есть 32 % от общемировых. Страна — крупнейший торговый партнер США и ЕС с оборотом более чем $1,3 трлн (практически ВВП России в 2015 году), при этом ее общий товарооборот с внешним миром — более $4,5 трлн.
Но можно увидеть и нечто совсем иное. Китай, несмотря на усилия, предпринимаемые со времен реформ Дэн Сяо Пина, остается страной с низким уровнем подушевого ВВП — около $7,5 тыс. на человека в год, занимая 79 строчку в списке стран мира, — хуже Белоруссии и Азербайджана, наравне с Ботсваной. Даже высокая в процентах скорость роста подушевого ВВП в долларах оказывается скромной и не растет уже несколько лет — чуть более $500 на человека в год, у США этот показатель в 2 раза выше. Половина населения Китая все еще живет на доход менее $4 в день — в России таких менее 5 %. Хотя Китай экономически превышает Россию в 8 раз, в подушевом исчислении — все еще беднее в 1,5 раза. Да, Китай накопил $3,7 трлн валютных резервов, но долг центрального правительства Китая превышает $6 трлн, а общий долг всех субъектов страны составляет 282 % ВВП — около $30 трлн.
Оба взгляда верны и адекватно описывают страну, которая за счет реформ 1980-х годов сумела, грамотно используя наличие огромного объема очень дешевой рабочей силы, рвануть вперед с «низкой базы» и вырасти настолько, насколько это было вообще возможно при наличии столь мощных ограничителей, как недиверсифицированные источники внешних доходов, централизованное планирование и административное управление экономикой.
Рекорды с вопросами
Когда-то скромное изобретение американского инженера — система креплений для морских контейнеров — позволило Китаю за счет резкого удешевления морских и железнодорожных перевозок стать мировой производственной платформой, прежде всего в производстве дешевой одежды и обуви (США по сей день покупают у Китая обувь на десятки миллиардов долларов в год). Политика централизованного стимулирования новых производств и предпринимательства дала возможность расширить экспорт: сегодня те же США закупают в Китае во много раз больше машин, оборудования и электроники, чем одежды, а дефицит торгового баланса США в операциях с КНР составил $382 млрд (на 20 % больше, чем в 2008 году).
Впрочем, с самого начала для китайского руководства была очевидна внутренняя противоречивость такой экономической модели. Главное конкурентное преимущество Китая — дешевая рабочая сила — по мере наращивания объемов экспорта становилась все дороже, нивелируя другие конкурентные преимущества и позволяя соседям — Индии, Таиланду, Вьетнаму, Малайзии и другим — отбирать у Китая его долю рынка. Поэтому приоритетом экономической политики стало сдерживание роста стоимости труда с одновременным перераспределением получаемых от экспорта доходов между индустриями и регионами страны (до последнего времени все экспортные производства располагались в прибрежной полосе вдоль Восточно-Китайского моря). На случай неудачи придумали альтернативный вариант — активизировать развитие внутреннего рынка, дабы растущие доходы населения реинвестировались в производство для внутреннего потребления, делая Китай менее зависимым от внешних экономических связей.
Все эти годы Китай сохранял жесткую структуру управления экономикой: крупнейшие компании по-прежнему принадлежат государству, четыре крупнейших госбанка контролируют все крупное кредитование, доля заемных средств в балансах бизнесов существенно выше среднемировой, так что акционерный капитал имеет не слишком большое значение. Такой контроль позволял властям манипулировать экономикой.
И все же на себестоимость рабочей силы политика Компартии Китая эффективно повлиять не могла: с 5 тыс. юаней в год в 1995 году средняя зарплата в Китае поднялась до почти 57 тыс. в 2014-м. Экономическая политика свелась к всестороннему стимулированию производства, которое постепенно становилось все менее выгодным, и ускоренному созданию инфраструктуры, призванной не только ускорять операции и снижать себестоимость, но и активизировать внутренний рынок за счет перераспределения экспортных доходов (в экспортно ориентированных бизнесах занято не более 30 % трудовых ресурсов) между сотнями миллионов граждан КНР.
Год за годом Китай устанавливал рекорды по объемам инвестиций в строительство и инфраструктуру, удерживая их уровень в районе 50 % ВВП. Успехи страны в модернизации дорожной сети, коммуникаций, энергетических комплексов, урбанизации и создании производственных кластеров хорошо описаны. Но мало где можно встретить ответ (хотя бы в виде расчетов) на другой вопрос: насколько эффективны и прибыльны новые объекты? Напротив, во многих случаях их прибыльность и даже потенциальная используемость весьма сомнительны.
Китайские пузыри
Тем не менее разогнать внутренний рынок Китаю пока не удается: китайцы экономны. В результате в домохозяйствах скапливаются все бóльшие сбережения, которые практически некуда инвестировать. Банковская система, реагируя на избыточное предложение денег, платит по депозитам проценты чуть меньше уровня инфляции, собирая деньги для дешевых кредитов госкомпаниям. Частные трасты и фонды щедрее, но собранные деньги используют в непрозрачных схемах с высокими рисками.
Поэтому в последнее время одним из направлений инвестирования (и рычагов перераспределения) стал китайский фондовый рынок. Отрезанный ограничениями на движение капитала (китайцам нельзя покупать более $50 тыс. в год; всем, кроме жителей Веньчжоу, нельзя инвестировать за рубеж) и представленный в основном госкомпаниямии, торгуемая доля в которых сравнительно мала (в среднем около 40 %), фондовый рынок стал своего рода мегаказино — в первую очередь, для владельцев сотен миллионов счетов, открытых гражданами КНР, а также ареной для манипуляций в неслыханных для остального мира масштабах — чего стоит нашумевшая история Лу Ляна, несколько лет подряд зарабатывавшего на манипуляциях акциями с использованием 14 тыс. брокерских счетов* * Лу Лян, он же «Господин К» — популярный в Китае финансовый колумнист. В конце 1990-х — начале 2000 годов контролировал вместе с группой из десяти человек почти 14 тыс. брокерских «счетов-привидений», открытых на подставных лиц: агенты Лу выезжали в сельскую глубинку и переписывали паспортные данные крестьян за скромное вознаграждение. Лу Лян разгонял капитализацию компаний, в которых его группа имела существенный пакет, а затем разом сбрасывал акции. В 2001 году был осужден на длительный срок. .
Другим рычагом стал рынок жилой недвижимости: инвесторы понесли туда деньги, что привело к надуванию пузыря, рост которого государство пытается сдерживать — например, в 2013 году в стране был введен налог на пустые квартиры, чтобы остановить рост цен на инвестиционное жилье.
В 2014 году наступил черед фондового пузыря. Местные инвесторы, среди которых две трети не закончили даже школу, подняли рынок на 150 %, хотя ВВП за то же время вырос лишь на 7 %. При этом, в отличие от рынка недвижимости, фондовый рынок, даже такой как в Китае, регулировать сложно: власти не просто пропустили уровни насыщения, а напротив, через снижение ставок кредитования и официальные уверения в надежности роста, всячески способствовали надуванию пузыря. В итоге в июне 2015-го начался третий за 10 лет масштабный обвал на бирже. Фондовый рынок в итоге потерял сумму, эквивалентную двум ВВП России (в начале июля потери оценивались в $2,3 трлн, что равно 10 ВВП Греции. — NT), а после коррекции даже не достиг уровней начала 2014 года. Конечно, китайский фондовый рынок не связан напрямую с экономикой, и его обвал сам по себе не говорит ничего о состоянии дел в Китае. И тем не менее это серьезно: причины для соскальзывания в штопор назревали уже давно, а реакция властей вызывает много вопросов.
Две реальности
Проблемы, которые Китаю в течение многих лет успешно удавалось маскировать, начинают прорываться наружу. Главная их них — неуклонно падающая эффективность экономики. Cебестоимость экспорта растет, с другой стороны — принимаемых мер стимулирования для его поддержки уже недостаточно. Как результат — падение в 2014 году экспорта во все страны, кроме США и ЕС (в 2015 году ожидается падение и по этим направлениям). Товарооборот с Россией за первую половину 2015 года упал на 29 % — до $30,6 млрд. Рост ВВП достиг потолка — $500–550 на человека в год — и пробить его не удается, хотя власти упорно сообщают о дальнейшем росте ВВП: в 2015 году ожидаемый рост 6,9 %. А тут еще и крупные международные аналитики, как пишет газета The Financial Times, пришли к выводу: публикуемые данные по ВВП Китая на самом деле проверить невозможно, проверяемые же показатели китайской экономики оптимизма не вселяют: железнодорожные перевозки падают четвертый год подряд, объемы генерации электроэнергии за тот же период времени почти не выросли, производство цемента падает второй год подряд, так же как и импорт — в 2015 году он уже упал на 15 %. До нулевого уровня упали темпы роста продаж автомобилей, продажи домов сократились на 20 % за год.
Приведенные цифры показывают: с официальными данными по темпам роста ВВП Китая что-то не так. Еще бóльшие подозрения порождают действия власти: например, недавнее решение о девальвации юаня, прикрытое «переходом к рыночному ценообразованию» (в реальности рынок контролируется ЦБ Китая и госбанками), — это прямая атака на растущую себестоимость производства. Никто не спорит, мера это существенная. Только вот вряд ли товарищи из Госсовета КНР пошли бы на нее, если бы видели перед собой реальный рост ВВП, — хотя бы из опасений перегрева рынка.
Добавьте к этому проблемы, связанные с коррупцией, — как крупномасштабное воровство, так и борьбу с ним, — которые сделали чиновников пассивнее и резко затормозили реализацию пакета мер, принятых в 2013 году, — по сути, реформы так и не сдвинулись с мертвой точки; концентрацию власти в руках председателя КПК Си: премьер при нем, по сути, техническая фигура, а министры ждут команды от первого лица, и в результате страна пропускает вызовы — от революции зонтиков в Гонконге до пузырей на рынке; избыточное администрирование и монополизацию — все это нам, конечно, хорошо знакомо, но от этого взаимоотношения с новым главным партнером России (и в отсутствие альтернативы, каковой была экономика Запада) легче не становятся. Товарищ Си, меж тем, в конце месяца летит в США — сначала остановится на Западном побережье, в Сиэтле, где намечены его встречи с Билом Гейтсом и руководителями других интернет-гигантов (судя по всему, Google возвращается в Китай, откуда ушел 5 лет назад, протестуя против цензурных ограничений со стороны китайских властей), а потом прилетит в Нью-Йорк, где на полях Генеральной Ассамблеи ООН встретится с Обамой, который от встречи с Путиным пока уклоняется. (По данным NT, Белый дом ясно дал понять Кремлю, что встреча президентов имеет смысл, только если на руках Путина будут конкретные предложения — по Крыму и Украине, прежде всего.) Другими словами, руководство КНР понимает, что прежний потенциал роста практически исчерпан (подушевой ВВП Китая в 1,5 раза ниже, чем у Южной Кореи), китайская «экономика заказа» требует модернизации, одними хакерскими атаками или инжинирингом новейшие западные технологии не достать (и это серьезная проблема в отношениях Китая и США, о чем Обама собирается говорить с Си в Нью-Йорке, сообщает агентство Bloomberg), богатые углеводородами и прочими полезными ископаемыми страны — что Россия, что Африка, — китайскую экономику не вывезут. Отношения с Западом становятся как никогда важны для Китая, и с этим России, сидящей за санкционным забором, придется считаться.
Вот такой у нас теперь партнер, если не сказать — старший брат.
Фото: REUTERS/Stringer CHINA OUT