Уничтожение нелегальных сырных продуктов, Белогородская область, 6 августа
На тему этической и политической составляющей развернувшейся на минувшей неделе кампании по уничтожению «контрабандной» еды из стран, попавших под российские «антисанкции» написано и сказано много. Доводы критиков «геноцида еды» не нуждаются в повторении, главные аргументы сторонников решения властей: во-первых, уничтожение продуктов питания — якобы повсеместная практика, во-вторых, это вынужденная мера, поскольку не существует иного способа обеспечить действенность «антисанкций».
Оба аргумента вызывают вопросы.
Массовое, десятками и сотнями тысяч тонн, уничтожение государством качественных продуктов питания с неистекшим сроком годности, по которым нет проблем с логистикой и сбытом, — явление в мировой практике все-таки крайне редкое. Прецеденты, когда на подобные шаги шли ради борьбы с дефляцией — были (самый известный — США времен Великой депрессии более 80 лет назад), но факты массового уничтожения еды на фоне продуктовой инфляции на уровне около 25 % в годовом выражении и дефицита в целом ряде сегментов, «звериному оскалу капитализма» все-таки не известны.
Второй аргумент закономерно приводит нас к теме действенности «антисанкций» в принципе. Риторика российских властей предполагает двойной смысл запрета на ввоз еды из стран, которые ввели санкции против России: с одной стороны — «ответный удар» по экономикам «партнеров», с другой — стимулирование развития отечественного АПК и сокращения импорта сельхозпродукции. Закупка мобильных крематориев для европейских сыров совпала по времени с годовщиной введения продуктового эмбарго, и уже можно подвести первые итоги относительно достижения озвученных целей.
Продовольственное возмездие
План «ответного удара» на секторальные санкции Запада был не особо замысловат. Поскольку поставки в Россию ныне «санкционных» продуктов составляли к 2014 году порядка 4 % экспорта сельхозпродукции ЕС, эмбарго должно было, по замыслу, стать болезненным ударом для европейского АПК. А уже само аграрное лобби стран ЕС, известное своими громкими акциями и эффективностью в выбивании многомиллионных субсидий, как, по всей видимости, считали «архитекторы» запрета, заставит Брюссель и национальные правительства если и не пойти на отмену секторальных санкций, то занять более конструктивную позицию по вопросу их возможного расширения.
При этом из поля зрения авторов этого плана выпали два довольно принципиальных момента. Во-первых, сельское хозяйство и перерабатывающий сектор АПК — это отрасли, для которых дисбаланс, в том числе и острый, между спросом и предложением — не является чем-то экстраординарным. Засуха, к примеру, на фоне роста потребления или, напротив, кризис перепроизводства — явления вполне привычные. За послевоенные десятилетия в Европе сформировались довольно эффективные механизмы интервенций со стороны государства, направленные на смягчение эффекта подобных шоков для производителей.
Во-вторых, потребление продовольствия в странах Азии, в том числе — среди растущего там среднего класса (по оценкам Economist, за десятилетие с 2010 по 2020 его численность удвоится) с потенциальным спросом на европейскую сельхозпродукцию, считающуюся премиальной, последние годы демонстрировало устойчивый рост — от 7 до 10 % в год. Вместе с тем, поставки в страны АТР были для европейских компаний логистически более сложными и дорогими, нежели поставки в Россию, а увеличение субсидий для экспансии на стратегически привлекательные азиатские рынки нарушало бы внешнеторговые правила, прежде всего — обязательства стран ЕС в рамках ВТО.
«Антисанкции» стали для ЕС идеальным предлогом для увеличения субсидий под видом компенсации в связи с потерей европейскими поставщиками продовольствия российского рынка и — фактически — стимулирования экспансии на азиатские рынки.
В итоге, общий экспорт сельхоз продукции из ЕС, вопреки российским «антисанкциям» в стоимостном выражении вырос на 5 %, достигнув рекордных €12 млрд. Европейские компании активно осваивают рынки Китая, Южной Кореи, Гонконга, Вьетнама и др. В частности, по сыру объем экспорта в другие страны, кроме России, вырос на 12 % (€300 млн.).
Вырос также экспорт и в страны, имеющие особый торговый режим с Россией, и не отличающиеся почтенными местами в Индексе восприятия коррупции — в частности, в Белоруссию, Казахстан (Таможенный союз), и Сербию (соглашение о свободной торговле), откуда продукты, под видом местных, все же реэкспортировались в Россию.
«Ответный удар» не привел к каким-либо заметным катаклизмам в сельском хозяйстве ЕС, но создал условия для стратегической экспансии на азиатские рынки, а также новые источники коррупционных потоков в России и соседних странах за пределами ЕС.
Ешь российское
Второй целью «антисанкций» объявлялась поддержка отечественного АПК.
В минувшую пятницу глава Минсельхоза Александр Ткачев на празднике «День урожая-2015» в Ростовской области торжественно рапортовал, что ограничения помогли российскому продовольственному сектору сохранить рост: в 2014 году он составил 3,7 %, в первом полугодии этого года — 2,9 %. Производство мяса и мясопродуктов выросло на 6 %, вылов рыбы увеличился на 9 %, объем ее переработки — на 5 %.
На фоне 25 % роста цен и 20-30 % падения потребления по целому ряду категорий продовольственных товаров такие результаты можно назвать более, чем скромными. Очевидно, что объемы производства наращиваются лишь путем загрузки существующих мощностей, а не за счет инвестиций в их расширение. Инвестиции же, напротив, сокращаются. Парк сельхозтехники (тракторов, комбайнов и т.д.) по итогам 2014 года сократился в среднем на 5-6 %. Согласно Росстату, поголовье крупного рогатого скота по состоянию на июнь 2015 за год сократилось почти на 3 %, коров — на 2,4 %, овец и коз — на 3,3 %.
Безумная средневзвешенная рыночная цена привлечения капитала (WACC) для предприятий российского АПК, которая сейчас достигает фактически 30-40 % годовых при рентабельности в самом лучшем случае 10-20 %, делает любые инвестиции экономически неоправданными. Попытки же заменить рыночный капитал субсидиями — при таком разрыве между рыночной ставкой и субсидированной — ведет к массовым махинациям со льготными кредитами, но мощности — в достаточном количестве все равно не вводятся.
Со своей стороны — снижение реальных доходов населения и потребительского спроса создает для производителей стимулы инвестировать не в качество (что создавало бы потенциал для внешней конкурентоспособности в будущем), а, напротив, в снижение издержек за счёт качества, в «колбасу из туалетной бумаги» образца конца СССР.
Раздавленные «спецтехникой» сыры отправляются в яму-могильник
Токсичное импортозамещение
Взять, к примеру, тот же сыр, ростом производства которого так гордятся защитники политики «антисанкций». Действительно, с момента введения продуктового эмбарго производство сыра в России выросло примерно на треть. Но если мы посмотрим на структуру этого роста, то окажется, что более половины дополнительно произведенного в России после запрета импорта из ЕС — около 25-30 тыс. тонн в годовом выражении — составляет т.н. «продукт сырный». Это суррогат, который изготавливается по технологии сыра, но вместо натуральных молочных сливок в нем используется дешевый жир животного или растительного происхождения: отходы переработки мясной продукции, пальмовое масло и т.д. По сравнению с настоящим сыром в «продукте сырном» выше доля вредных насыщенных жиров, но практически нет полезных кальция и аминокислот. Стоит ли говорить о вкусовых различиях?
При этом потребительские цены на сыр за год эмбарго выросли примерно на 30 %, а розничные продажи (читай — потребление) сыра упали на четверть. По статистике, молочные продукты, наряду, например, с той же рыбой — товар, характеризующийся наибольшей эластичностью спроса: при повышении цен или снижении реальных располагаемых доходов потребление падает быстрее и резче. «Антисанкции» на фоне девальвации привели к тому, что рацион городского жителя изменился радикально. Вместо сыра — и в значительно меньшем количестве — «продукт сырный», вместо рыбы, подорожавшей из-за «антисанкций» примерно на треть (падение потребления примерно на 50 %) и натурального мяса — российские колбасные изделия, где качественное импортное сырье, аналогично сырному производству, заменяется дешевыми и менее качественными российскими аналогами. Потребление свежих овощей и фруктов в зимне-весенний период — упало практически на 40 %.
«Импорт сельхозпродукции сократился практически на половину, но голода нет и не предвидится», — радуются сторонники «антисанкций». До голода, если под ним понимать систематический дефицит калорий, необходимых для нормального образа жизни, 90 % городского населения еще действительно далеко (почти 10 % уже сейчас потребляет калорий ниже рекомендуемых норм ВОЗ и тратит на еду более 40 % доходов, что вполне подходит под определение «голод»). Но острый дефицит полезных питательных веществ и микроэлементов (белка, кальция, цинка, витаминов, клетчатки и т.д.) при в разы превышающих все возможные нормы показателях по вредным (насыщенные жиры, соль и пр.) — очевидный итог «антисанкций». Для пенсионеров, большинство из которых и так страдает атеросклерозом и другими сердечно-сосудистыми заболевания, это фактически смертный приговор. Для страны, занимающей по смертности от инсультов первое место в Европе и одно из первых мест в мире, где ежегодно от болезней, в той или иной мере вызванных последствиями неправильного питания, и так ежегодно умирает более полумиллиона человек — это равносильно пресловутой бомбардировке Воронежа.
Шампиньоны просят огня
В чем же тогда реальный экономический смысл кампании по кремации «санкционной» еды?
Подсказку можно найти в цифрах. По данным ФТС, за год (!) с момента введения «антисанкций» до 6 августа (цитирую по Интерфаксу), «было задержано более 26 тыс. тонн запрещенного к ввозу продовольствия». За один день, 6 августа 2015 года было уничтожено 320 тонн. Несложная арифметика подсказывает, что, по самым консервативным оценкам, годовой объем нелегально ввозимого в Россию реэкспорта и контрабанды, на который «закрывает глаза» ФТС, составляет не менее 50 тыс. тонн.
Изменится ли баланс спроса и предложения в результате демонстрации по ТВ картинки с «горящим сыром»? Фундаментально — нет. Понизит ли это цену привлечения капитала и повысит ли инвестиционную привлекательность российского АПК? Едва ли. Сможет ли Россельхознадзор ежедневно и круглосуточно осуществлять режим спецоперации по «выявлению и уничтожению» в том объеме, как сейчас? Однозначно нет. Нелегальный импорт продовольствия из ЕС будет продолжаться.
Это значит, что по сути, главным эффектом будет, на фоне незначительного снижения объемов нелегального и «серого» ввоза, лишь перераспределение коррупционных потоков. Цена вопроса, по самым скромным оценкам — не менее 3 млрд. рублей. От кого к кому они могу перейти — предмет уже другого исследования и другой статьи.
Фото: Россельхознадзор