Первый раз я столкнулся с пациентом из пенитенциарной системы еще интерном. Резидент отправил меня принимать этого молодого, лет тридцати, неприятно выглядящего лысеющего блондинчика с сальными волосами и крысиным личиком. Он лежал прикованный к кровати за ногу, а рядом сидел толстый дружелюбный весьма довольный жизнью полицейский. Парень страдал от опиоидного отходняка, осмотр и вся диагностика не показали ничего более, но он постоянно жаловался и всеми силами пытался остаться в больнице подольше. Тогдашний главный в нашей команде доктор выяснил, что в кутузке мужик за избиение с нанесением тяжелых травм своей девушки, что не могло не сказаться на отношении к нему резидентов и интернов команды. Именно с тех пор я стараюсь не узнавать никаких деталей про пациентов, которых привозят радующиеся спокойному безделью с сохранением зарплаты полицейские.
Пациенты из мест не столь отдаленных есть в больницах всегда. В старейшей нью-йоркской больнице Белвью есть целое крыло для пациентов из тюрьмы строгого режима на острове Райкер. Когда я начал работать в Бруклине одним из первых доставшихся мне пациентов был капо из клана Гамбино, которого привезли из федеральной тюрьмы с инфарктом. После нескольких стентов, аритмии и острой, но к счастью краткосрочной сердечной недостаточности, благородного дона отвезли обратно. Распоряжения врачей он выполнял, осмотру подвергался безропотно, но пронизывающий холодный взгляд его нервировал невероятно. Во время эпидемии пациенты из тюрем поступали во все больницы города, часто в тяжелом состоянии. Один из пациентов провел в нашей реанимации больше месяца, прошел все круги ада тяжелого течения, выкарабкался и отправился в реабилитацию свободным человеком. Судья справедливо посчитал, что сидящему по легкой статье и почти отбывшему свой срок арестанту и так хватило мучений.
В любимой мной книжке Севеллы «Остановите самолет, я слезу» Аркадий Рубинчик размышляет о цивилизованности общества на примере стариков, которых он подстригал в домах престарелых. Глядя на этих оставленных и навещаемых раз в месяц незаинтересованными в них детьми и внуками бядняг, он рассудил, что Америка недалеко ушла в цивилизованности от первобытных племен. Возможно. Но еще один признак цивилизованности общества - его отношение к тем, кто перед ним провинился. В свое время в отношении Навального стала популярной фраза про создание биографии для Рыжего (это совершенно не относящийся к делу факт, но вчера я узнал, что на радио Давидзон нашим Рыжиком любовно называют Трампа). Так вот, про построение биографии. Биография с отравлением, исцелением, возвращением, арестом и судом, конечно, закачаешься. Но биографию свою надо еще пережить. У Толкиена гигантские орлы прилетают только после жутких мучений и потерь. Меч Годрика Гриффиндора вываливается из шляпы, когда у стен Хогвартса уже лежат десятки его погибших защитников. Для заключенного исправительной колонии не нужно никаких чудес. Просто признание того, что он может быть болен, что его болезнь требует диагностики и лечения для предотвращения неблагоприятного исхода. И абсолютно неважно политический это заключенный или капо одного из главных мафиозных кланов.