Жванецкий был великий человек ушедшего великого времени. Величие этого времени состояло в том, что люди хотели, просили, ждали, чтобы над ними смеялись. Рассказ о том, какое все вокруг нелепое, вкривь и вкось, несуразное, нескладное и бестолковое, не как у людей, туповатое и неповоротливое был тем, что люди хотели услышать больше всего на свете.
Сперва, в крепкий советский застой, люди думали, что это навсегда, и хотели смеяться по этой причине. Надо было отделить себя от этого всего и от этого навсегда. Огородиться смехом. В жизни этого зазора не было, в жизни они и были исполнителями и носителями несуразного и бестолкового, и освобождались от своей ноши хотя бы здесь, в юморе и сатире.
Потом, когда вечное стали быстро отменять, люди поверили, что всё плохое скоро кончится. Смех Жванецкого был способом идентифицировать зло, подлежащее скорому уничтожению, залогом грядущего торжества.
Жванецкий был выразителем утешительной простоты. Есть «здесь» и «там». Когда здесь будет, как там — без очередей, без дефицита в ассортименте, без начальника транспортного цеха, без министра мясной и молочной промышленности, так и смеяться будет не над чем.
Догадка оказалась неожиданно верной. Когда здесь по части мясной и молочной промышленности стало примерно, как там, спрос на смех сменился спросом на гордость, на защиту чести, достоинства и исторической правды, а главное, когда здесь узнали, как над нами зло смеются там, новый всеобщий, всеми принятый и всем желанный предмет для смеха оказалось найти не так просто.
Удивительно, насколько эта культура умного и всеми без исключения востребованного смеха над собой была укоренена во времени, когда портной по условиям задачи не умеет шить, поезд во время приходить, магазин не для того, чтобы в нем торговать, а Париж существует, чтобы туда опять безнадежно хотеть.
Теперь, когда все это стало, как у всех, а люди сами увидели, как у всех, всё как-то выровнялось, как в сообщающихся сосудах, и тот перепад умственного давления, который создавал смеховую тягу сгладился, и тяга сошла на нет.
Даже у противников нынешней власти и критиков этой страны, есть спрос на злой смех над властью и страной, но нет спроса на умный смех над собой. Он ведь теперь помешает победе добра, а тогда, когда победы не предвиделась, или когда она казалась скорой и неминуемой, смеяться было не страшно и весело.
И еще выяснилось, что этот всеобщий смех над собой нужен, чтобы скрасить неподвижную и бесцветную, но безопасную жизнь. Когда жизнь стала полна настоящих угроз, скачков и зигзагов, смертей и спасений, тот прежний смех на собой оказался не так нужен.
Сейчас невозможно себе представить, насколько сатирик может быть властителем дум. Это когда перестроечный подросток покупает первую пластинку "Аквариума" и ставит её рядом с недавно купленным диском Жванецкого. И включает телевизор ради обоих.