Валерий Дымшиц: Нельзя воспрепятствовать плану, которого нет

Мы с женой члены УИК с правом решающего голоса. Звонит мне тут председатель УИКа и говорит грубым голосом, чтобы мы с женой принесли ему какие-то справки с работы перед голосованием. А я ему говорю:
— Мы с женой на этом голосовании не будем работать.
А он злобно:
— Пишите заявление о выходе из членов УИКа.
А я ему:
— Что вы. Мы с женой ни в коем случае не выйдем, будем участвовать на будущий год, на выборах в Думу. Мечтаем выполнить свой гражданский долг. А сейчас — нет. Мне — 61 год, жене — 63. Не хотим рисковать.
А он вдруг сломался и говорит жалобно:
— А с кем же я буду работать?
Ага, думаю, сука, так тебе и надо. А он собрался и опять говорит грубым голосом:
— Но 65-то нет.
А я:
— Что же это такое? В 65 — нельзя, а в 63 — можно? Нетушки.
А он, истерически:
— Принесите справку из медицинского учреждения.
А я:
— А зачем? Наш возраст вы и так знаете, год рождения у вас указан. Хотим — придем, не хотим — не придем. А вычеркивать нас из членов УИКа вы права не имеете. Вот, например, организации, в которых мы работаем, перевели нас на удаленку. Берегут. Мы сидим, трудимся дома день-деньской.
И тут до меня дошло.
— И кроме того, — говорю, — кто же это может себе такое позволить? На семь дней отказаться от работы? Раньше мы в УИКе работали в воскресенье, ну еще в субботу вечером, а теперь как? Вот я, например, профессор в университете: у меня сессия, экзамены каждый день. Вы что ли будете ректору объяснять, чтобы он экзамены отменял?
Тут я, положим, приврал. Экзамен у меня в эти сроки только один. Но все равно работы полно. Не могу я целую неделю угробить — хоть с эпидемией, хоть без — на такое времяпрепровождение. Но этого я ему, председателю то есть, конечно, не говорю.
Молчит, дышит в трубку.
Я спрашиваю:
— А вот можно вас спросить? Просто интересно. А как для других членов УИК будет решаться вопрос с их отсутствием на рабочем месте? Ведь на целую неделю людей с работы забирают.
И он таким упавшим, тоненьким голосом:
— Не знаю. После 10-го у нас будет учеба, и там нам разъяснят, как быть.
— Спасибо, — говорю, — больше вопросов не имею. Не забудьте, что мы с женой непременно остаемся членами УИКа. До свидания.
Это что же такое, дорогие товарищи? Членов УИК — чуть не два миллиона. Два миллиона человек забирают на неделю с рабочих мест. И только за две недели до того, как весь этот цирк начнется, будут решать, кто, как и на каком основании снимает с работы два миллиона человек, кто платит им зарплату, кто компенсирует потери работодателям и т. п.
Эту власть победить нельзя, потому что нельзя узнать ее планы и им воспрепятствовать — тайно или явно. Потому что у власти нет планов. Нельзя воспрепятствовать тому, чего нет!
P.S. Излагаю эту беседу по горячим следам коллеге. А она мне:
— Наверное, они рассчитывают, что большинство членов избирательных комиссий — учителя. Учителя, вроде как, свободны.
А я как-то забыл об этом. В нашем УИКе вот ни одного учителя не было.
Учителя, значит.
Учителя.
Учителя сидят в этих чудных избирательных комиссиях неделю до 1 июля включительно. А 3 июля в тех же школах, где были участки, силами тех же учителей, которые члены избирательных комиссий, начинают проводить ЕГЭ. Тут мне стало плохо. Плохо, а не смешно.
А коллега, которой как раз участвовать в ЕГЭ, говорит:
— И как проводить ЕГЭ, никто не знает. Детей надо реже рассаживать — места надо больше, а где его взять? И четыре часа в маске — много они напишут? И раз в полтора часа помещение дезинфицировать, посреди экзамена что ли? И маску надо раз в два часа менять. И т. д.
И никто никому ничего не объясняет.

Источник