На этом самое время завершить карантинные хроники, которые уже выходят из предписанных им внутренней формой берегов.
40 дней, которые…
Закон жанра хроник не имеет обратной силы. Лишь потом мы узнаем, было ли это увертюрой к чему-то большему или , напротив, осталось уникальным в своем роде опытом человечества, мы узнаем о лечении и о вакцине, мы узнаем о том, какие именно следы ведут из одной американской лаборатории в лабораторию Уханя и что на самом деле знают авторы этой статьи в Nature 2015 года https://www.nature.com/articles/nm.3985 об опасности вируса летучих мышей для дыхания людей, мы прочтем об истинной роли китайских властей и о закулисных переговорах, мы узнаем, будет ли вторая волна, мы сможем оценить, что из предпринятого имело смысл, а что было заблуждением. Но пока этот уже знающий всё взгляд назад ещё принадлежит будущему, настоящее не становится от этого менее настоящим.
40 дней, которые…
Каждое утро — новое слово и рифма ко вчерашнему. Повторенное и заново прожитое. Шуршание собачьих лап и шелест моего платья. Поступь полицейского патруля и крики чаек над Базиликой. Огромное пасхальное яйцо купола Салюте, повисшее на голубой праздничной скатерти неба. Колокольный звон. Зелень первой листвы. Лиловый дождь глициний. Трель соловья на ближайшей крыше и заливистый лай Спритца.
Сегодня впервые 0 смертей в провинции Венеции. Число же смертей в Ломбардии превысило за эти полтора месяца потери той же Ломбардии во всей Второй Мировой войне в 5(!) .
Но день ото дня цифры снижаются, и даже выявление новых больных не меняет того факта, что в больницах и реанимациях начинают освобождаться места. Но схождение будет трудным и долгим. Кривые несимметричны. Спуск с пика, говорят математики, будет куда более медленным, чем рост.
Можно ли было по-другому? Этого пока не знает никто, но не уверена, что знание ответа на этот вопрос что-то добавит к другому знанию: было сделано все, что в наших общих силах, чтоб никакая жизнь не оказалась второстепенной и бесполезной, а экономические соображения ни в какой момент даже близко не были аргументом для того, чтобы подвергать живых людей и особенно старшее поколение опасности: государство взяло на себя за это ответственность, а люди при всех тяготах, лишениях и, конечно, мелких жульничествах и нарушениях это разделили и приняли это как свое бремя, кто сидя в тесных квартирках, кто на виллах, кто в рыбацких хижинах, кто в горных шале — и это куда более важное знание об Италии, чем все каталоги всех музеев, списки всех красот и сборник всех туристических маршрутов и меню. Точнее, это то же самое знание. Ибо одно без другого немыслимо.
Gazzettino опубликовала проект выхода из карантина и всеобщего тестирования на антитела в Венето, и даже фотографию теста: действительно, внешне напоминает тест на беременность — и похоже, будущее зависит от него не меньше. Готовится к выпуску анонимное приложение к телефону, которое будет рассылать предупреждения в случае заражения кого-то из обладателей смартфонов, которые находились в непосредственной близости с вашим. Что ж до планов — то уже на будущей неделе откроются многие большие предприятия — от автомобилестроения до моды, 4 мая начнут работать и мелкие магазины, 25 мая парикмахерские — по записи, что ж до кино и театров то сейчас называется дата 25 декабря. В Италии вовсю набирает силу движение в поддержку артистов и музыкантов, и многие отказываются от возврата денег за уже купленные билеты в Ля Финише или в Ла Скалу — в качестве жеста солидарности.
Что же будет дальше? Просто жизнь. Такая, какая будет. Это не значит, что я не буду ничего писать, что не буду рассказывать о происходящем и делиться той красотой , что волею судьбы у меня ежедневно перед глазами, и чье лицо волею иных судеб сейчас скрыто от тех, кто любит его не меньше, но не обязательно в этой форме и вряд ли с такой же регулярностью.
В самом начале своего «Венецианского Декамерона» Альберто Того Фей рассказал одну старую легенду. Страшная чума 1575 застигла Венецию врасплох. И хотя она уносила ежедневно тысячи жизней, случилось так, что летом 1576 в венецианском Гетто (еще одно не самое веселое слово и понятие, которое Серениссима подарила миру) умирали только дети. Воздух содрогался от рыдания родителей, оплакивающих своих детей. И тогда раввины под предводительством главы общины ребе Стерхеля собрались на совет и молитву, но увы. Смерти продолжались, а ребе Стерхель напрасно проводил бессонные ночи над книгами в поисках ответа, как положить этому конец и примирить жителей Гетто с Господом, пока в одну из ночей ему не явился пророк Илия и не сказал: «Встань и иди за мной». Раввин послушался, и они вместе поднялись и полетели над водами лагуны, пока не достигли Лидо, где по сей день находится «дом живых» — beth-chaim, еврейское кладбище Венеции. Раввин следовал за пророком и увидел резвящиеся и танцующие среди могильных камней души умерших детей. Он хотел было спросить о значении этого видения, но в этот момент проснулся. Наутро он позвал к себе своего ученика и дал ему поручение: «Ты должен помочь мне прогнать чуму, для этого отправляйся сегодня ночью на Лидо на кладбище. Там ты увидишь резвящихся детей. Сорви с одного из них его tachrichim (погребальные пелены) и принеси его мне». Ученик исполнил все указания учителя в точности: в полночь он причалил к острову, спрятался за одной из могильных плит и стал ждать. Вскоре духи детей, обернутые в тахирим, стали выходить из могил. Они принялись бегать и играть, и когда один из них подбежал достаточно близко, ученик сорвал с него покрывало и доставил учителю. Ночью ребе Стерхель услышал легкое поскребывание и увидел под окнами дитя, которое молило: «Ребе, отдай мне мои тахирим. Без них я не могу вернуться». На что раввин ответил: «Я отдам тебе их не раньше, чем ты расскажешь мне, почему чума убивает вас, наших детей». Сначала он не получил ответа, но видя непреклонность и настойчивость ребе, ребенок заговорил и рассказал, что причиной всего было то, что в Гетто одна мать убила своего новорожденного младенца и спрятала его тело под лестницей в доме. Получив свои покрывала, ребенок скрылся. На следующий день ребе Стерхель созвал всех раввинов Гетто и приказал привести ту женщину и ее мужа. Оба признались в своем преступлении и были переданы в руки правосудия. И с того самого дня в Гетто перестали умирать еврейские дети, и более того, чума не коснулась больше ни одного обитателя Гетто.
Эта легенда не оставляла меня все эти недели. Кто был этот первенец? Кого мы убили и закопали под лестницей? Я не могу начинать даже думать про китайские рынки диких животных, про замученных собак, про задохнувшихся птиц, про пластиковые пакеты во чреве китовом…
.
На будущей неделе мы начинаем новый детский онлайн арт-курс «Свободу попугаям» — об анимации и зверях в искусстве. И начинаем его со слова anima — «душа», которая соединяет слово animale и animazione.
https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=2633811213530677&id=2065013947077076
Я иду по городу. Я иду не одна. Со мной рядом семенит на своих коротких лапках наш любимый длинноухий рыжий пес. Мы вместе. И связывает нас отнюдь не только поводок.
А перед нами привычно шагает белый силуэт времени со шлангом, дезинфицирующий пустынные улицы для будущего, которое, конечно же, будет.
Карантин многому научил. Мы будем внимательнее к расстояниям и дистанциям, пробелам и пустотам, к воздуху и пространству, мы станем пристальнее присматриваться к невидимому.
«Все изъятое из пространства я мыслил как ничто, но ничто абсолютное: это была даже не пустота, какая остается, если с какого-то места убрать тело; останется ведь место, свободное ото всякого тела, земляного ли, влажного, воздушного или небесного; тут, однако, пустое место было неким пространственным ничто. Так ожирел я сердцем, и сам не замечал себя, считая вовсе не существующим то, что не могло в каком-то отрезке пространства растянуться, разлиться, собраться вместе, раздуться, вообще, принять какую-либо форму или иметь возможность ее принять. Среди каких форм привыкли блуждать мои глаза, среди таких же подобий блуждало и мое сердце»,— говорит Блаженный Августин.
…Привлечь к себе любовь пространства. Услышать будущего зов.
Ежедневные записи помогали прожить эти 40 дней как 40 (на самом деле, куда больше) страниц: в поисках формы, отливающей эти пустоты, наполняющие их смыслом, замещающим собой томящуюся в них тревожную неопределенность. Они помогали ловить день и дробить пустынное безвременье короткими промежутками в ритме собачьих прогулок — от моста до набережной, от угла до площади, между образами и словами, между прошлым и будущим, превращая по мере сил увиденное в написанное.
Я благодарю всех невидимых моих собеседников — ушедших и ныне живущих, незнакомых и знакомых, видимых мною и кого я не знаю ни в лицо, ни по имени: именно вашими усилиями это написанное чудесным образом превращалось в услышанное. И гулкие шаги по пустынным улицам отдавались эхом в самых отдалённых закоулках.
Нам не дано предугадать. Но важнее другое. Со-чувствие. Нам выпало уникальное время для понимания друг друга.
Feci quod potui faciant meliore potentes.
Я сделала то, что могла, пусть могущие сделают лучше.