Из американской президентской гонки выбыл Питер Буттиджич, 35-летний мэр небольшого, в сто тысяч жителей, города в Индиане. С его выбытием средний возраст оставшихся серьёзных кандидатов в президенты от демократов превышает 70 лет. В том, что Буттиджич, выигравший Айову и занимающий в гонке третье место, выбыл, нет ничего удивительного. Удивительно, как он продержался так долго — дольше десятка известных сенаторов и губернаторов.
И ещё удивительно, насколько нормально он воспринимался. Буттиджич не скрывает гомосексуальной ориентации; его супруг, хотя и не участвовал активно в избирательной кампании, дал несколько интервью. Удивительно, с какой скоростью американцы прошли путь от ситуации, когда политик, если он был гомосексуалом, то, конечно, это скрывал. Это было лет тридцать назад. Ещё десять лет назад это было политическим гандикапом, усложнявшим ситуацию — но уже могло преодолеваться. А сейчас — и сразу у первого открытого гея-кандидата в президенты — вообще, видимо, не играло никакой роли, как и должно быть по-хорошему. У Буттиджича-кандидата, очевидно, было достаточно слабостей и без этого.
Вопреки распространенному в российской среде мнению, гомосексуальность, конечно, не помогает, а мешает в американской политике. При прочих равных кандидат-гомосексуал набирает меньше голосов. Но это «меньше» за счёт остаточной гомофобии можно компенсировать. Неслучайно среди первых политиков, не скрывавших однополых партнёров, было много ветеранов. Вот и Буттиджич — ветеран (и даже герой) военных действий. Этого одного бы не хватило — бывших военных в американской политике вообще немало, но он ещё учился в Гарварде, работал в Маккензи, стал мэром маленького бедного города, отлично думает и говорит.
Буттиджича, наверное, ждёт изрядное политическое будущее. Кандидатом в вице-президенты от демократов он вряд ли будет (на этот пост у демократов есть, смешно, более ярко выраженный лидер, чем на кандидата в президенты). В сенаторы или губернаторы баллотироваться малоперспективно, потому что его штат Индиана глубоко республиканский. Но вот министерский пост в следующей демократической администрации — это вполне реально.
Быстрая в историческом времени и прочная нормализация (в том смысле, что избиратели просто не обращают на это внимание) гомосексуальности может, по зрелом размышлении, и неудивительна. Одна из причин — как только это перестало табуироваться и преследоваться, общество осознало, насколько вариативны человеческие устройства в сфере секса и пола. Что есть множество «промежуточных» вариантов, да и промежуточность условна из-за многомерности пространства параметров. Для людей среднего возраста, как я, которые помнят 1990-е, когда «don't ask, don't tell» в США было прогрессом (это близко к нынешнему российскому состоянию) — человеческое общество сделало большой шаг вперёд.
Эта нормализация, к слову, произошла не только в отношении кандидатов, состоящих в однополых браках: до недавнего времени считалось, что разводы и тем более всплывавшие супружеские измены — смерть для политика. Но вот в 2016 году республиканские избиратели легко поддержали кандидата, который совершенно не соответствовал прежним нормам.
И при этом «нормализация в политике» идёт не единым фронтом. Есть ощущение (и некоторые данные), что дискриминация против политиков-женщин сильнее, чем дискриминация против политиков-гомосексуалов. Про женщин, конечно, дискурс тоже меняется, и женский гандикап меньше с каждым избирательным циклом. И всё же можно было бы ожидать, чтобы он исчез раньше, чем гандикап лиц с нестандартной сексуальной ориентацией. А вот, похоже, нет. Пример Буттиджича — хорошая иллюстрация.