Ксения Ларина о рассекречивании архивов КГБ

С тех пор как в число агентов КГБ попал Донатас Банионис, эта тема - рассекречивания архивов конторы - меня не отпускает.
Вот и сейчас со смешанными чувствами наблюдаю за тем, как латвийское общество обсуждает сенсационные «мешки ЧК», в этих обсуждениях кроме горечи, сожаления, ужаса и растерянности вполне отчетливо слышны нотки злорадства, триумфа возмездия.
Называются громкие имена. Политики, священники, спортсмены, артисты, режиссеры. Лучшие представители советской латвийской интеллигенции.
Я читаю все это, смотрю на радостное возбуждение общественности и не могу понять - это очищение или озверение?
Если очищение - то почему так неловко наблюдать за ним?
Если озверение - то как тогда раскрывать историческую правду? Самую стыдную, самую скрытную? Не до конца? Не называя имен? 
У нас были попытки инициировать полное рассекречивание своих чекистских мешков. Общественная дискуссия по этому поводу была очень страстная, шумная, но затихла как-то сама собой. Лишь Михаил Козаков в своих мемуарах совершил политический «каминг-аут», признавшись и покаявшись в грехе малодушия, но подчеркнул, что ни одного доноса не написал и ни одной фамилии не назвал. После этого признания многие его коллеги недоумевали - зачем он это сделал? 
Думаю, что он сделал это для себя. И для своих детей и внуков. Чтобы через десятки лет его имя не полоскали в общей куче раскрытых карточек ЧК.