И обычная обида на новое поколение, с которым не удается наладить общий язык, несмотря на все благодеяния (здесь Лукашенко немного похож на товарища Дынина из «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», столкнувшегося с детьми, рвущимися свободно купаться на речке). И, конечно же, игра на страхах перед «лихими девяностыми» и криминалом и противопоставление им сильной вертикали – в этом отношении Лукашенко не оригинален, аналогичные формулировки стали уже привычными для российского телевидения.
Но несмотря на схожие мотивы в риторике, Лукашенко все больше отдаляется от России – уже не только в политической практике, но и публично. Конечно, она ближайший союзник, но, по словам Лукашенко, Россия сама из друга стала партнером. Причем к числу партнеров белорусский президент относит и Китай, и США – то есть у ближайшего союзника эксклюзивности больше нет, а слова о союзничестве выглядят все более дежурными. Тем более, что потери от «нефтяных разборок» с Россией он оценил в 1,5 млрд белорусских рублей (около 45,4 млрд руб.) Лидеры цифровизации – США и Китай, с ними надо сотрудничать (про российскую цифровизацию Лукашенко «забыл»). Благодарность за помощь в производстве масок – тоже Китаю.
Зато при этом значительная часть послания – это крайне жесткая, хотя и безличная (в стиле Лукашенко) полемика с российским руководством в связи с вагнеровцами, в том числе рассказ про второй переброшенный отряд, который белорусский президент также обещает переловить. И ключевой момент про арестованных вагнеровцев – «они рассказали всё». Лукашенко дает понять, что у него есть компромат, который он может использовать, если конфликт будет продолжаться. И почти открытым текстом про связь белорусской оппозиции с Москвой – хотя очень трудно представить себе Николая Статкевича в виде российского агента, это что-то сюрреалистичное.
И одновременно с посланием – сборы военнообязанных, фактическая срочная мобилизация на 25 дней. Ставки подняты беспрецедентно высоко – и пути назад, к прохладным российско-белорусским отношениям, маскируемым инерционными признаниями в дружбе и братстве, уже не видно.