В древней Спарте, как нам известно еще со школы, отец приносил новорожденного ребенка к старейшинам, а те смотрели, достаточно ли он силен. Если младенец оказывался хилым, то его сбрасывали со скалы. Не то чтобы они в Спарте все были монстрами, просто государству нужны были сильные люди, и незачем было тратить силы и время на воспитание слабаков. Ведь главной задачей спартанца было служить своему государству. И когда уже выросшие крепыши отправлялись на войну, то матери напутствовали их словами: «Со щитом или на щите» — что означало: ты должен вернуться либо с победой, либо убитым.
В школе это всем кажется очень интересным. Ученики могут забыть многое из того, что им рассказывали, но про младенцев, сброшенных со скалы, все помнят. Как и про мальчика, спрятавшего под одеждой лисенка и терпевшего страшную боль, когда тот начал грызть ему внутренности. Так он и терпел, не выдавая своих чувств, а потом упал и умер.
Конечно, спартанский образ жизни — или те легенды, которые нам о нем рассказали древние историки, — был скорее исключением. Но в большинстве обществ, вплоть до последних веков, отбор слабых детей происходил сам собой. Детская смертность была огромной, и слабые, больные, калеки имели очень маленькие шансы на выживание. Компенсировалась эта смертность, конечно же, большой рождаемостью, правда, означавшей в то же время высокую смертность среди рожениц. Вот такой был круг смертей и «естественного отбора», который сегодня кажется скорее противоестественным.
Потому что за последние века мировая культура пришла к пониманию того, что каждая жизнь имеет ценность — жизнь сильного и слабого, жизнь взрослого и ребенка, гения и бездарности, физика и лирика — просто жизнь. Ханна Арендт в своей книге «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме» писала о том, как делались попытки спасать от уничтожения «видных» евреев, и даже Гиммлер в какой-то момент, когда война близилась к концу, искренне полагал, что, если он отпустит какое-то количество знаменитых, богатых, сильных, то ему простят уничтожение остальных.
Она пишет: «Многие, особенно представители культурной элиты, по-прежнему выражают сожаления о том, что Германия заставила Эйнштейна паковать чемоданы, совершенно при этом не осознавая, что куда большим преступлением было убийство маленького Ганса Кона из вон того дома за углом — хотя он вовсе не был гением».
И вот теперь, когда всем цивилизованным людям ясно, что любая, абсолютно любая жизнь представляет собой высшую ценность, в городе Волгограде умирает годовалая девочка Настя Орлова. И умирает она не потому, что от ее болезни нет лекарств, и не потому, что произошел ужасный несчастный случай. Настя умерла, потому что подонки и негодяи ( да-да, я осознанно выбираю слова, можете подавать на меня в суд) закрыли отделение трансплантологии НМИЦ здоровья детей и выгнали оттуда докторов, умевших пересаживать почки совсем маленьким детям. А Настя была первой в очереди на пересадку, и доктор Михаил Каабак должен был ее оперировать, но его уволили. Для его увольнения существовали очень важные причины — он не соблюдал протоколы, принятые Минздравом, у нас только Минздрав знает, как лечить детей, а лечение по международным протоколам — это глупость какая-то.
Теперь, как мы знаем, его и Надежду Бабенко восстановили. После новогодних праздников они начнут снова оперировать. На праздниках положено отдыхать, поэтому если кто-то еще за эти дни умрет — ну что же, зато все остальные славно отдохнут. А Настю Орлову уже не вернуть. Ей был годик — она, наверное, уже ходила, хотя из-за тяжелой болезни может быть и нет. Она улыбалась родителям, тянула к ним ручки, лепетала первые слова. А теперь ее больше нет.
Гребаная Спарта.