#Власть и общество

Война с гуманитариями

11.11.2019 | Андрей Колесников

Агитпроп воспользовался кейсом профессора Гасана Гусейнова, чтобы начать наступление на качественное гуманитарное образование, констатирует публицист Андрей Колесников: оно размывает основы авторитарного режима

— Это… как его… Волюнтаризм!
— В моем доме — не выражаться!»
«Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика» (1967)

Перед кем извиняться?

Андрей Колесников.
Комиссия ученого совета по этике НИУ ВШЭ на очень странном, деревянном и казенном русском языке, точнее, на его советском диалекте, резко осудила высказывания профессора Гасана Гусейнова о том, что некоторые товарищи используют в качестве средства общения «клоачный русский язык». «Данные суждения спровоцировали агрессивную реакцию общественности, обиду и непонимание со стороны многих людей», — констатировали участники партсобр… тьфу, члены комиссии по этике.

А могли бы просто сказать, по-партийному, пользуясь готовым клише главы райкомхоза товарища Саахова из «Кавказской пленницы»: «Аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! Не понимаешь политической ситуации».

По мнению комиссии, проф. Гусейнову Г.Ч. следовало публично извиниться за свои безответственные высказывания. Сложность реализации этого профкомовско-партийного по стилю решения состояла в том, что объект извинения решительным образом отсутствует: перед кем, собственно, Гусейнов должен был извиняться — перед «общественностью», этими кремлеботами и вечерними (а также утренними) м…звонами, поднявшими антивышкинскую волну, ухватившись за частные рассуждения частного человека в социальной сети?

Гасан Чингизович совершенно правильно повел себя в духе известного советского анекдота: ребе потребовал, чтобы Каценеленбоген, обозвавший Рабиновича дураком, публично извинился. Каценеленбоген встал и сказал: «Рабинович не дурак? Я извиняюсь…»

Рэперы и Толстой

В этой истории два аспекта. Первый — содержательный. Если человек не находится на службе Кремля, Пригожина, Агитпропа, ему должен быть вполне «внятен смысл» того, что написал в злосчастном посте (и уточнил в последующих высказываниях) Гасан Гусейнов: русский язык чрезвычайно засорен и испорчен, разнообразные специфические слои общества и государства говорят и пишут на социальных диалектах — бюрократическом, политическом, интернетообразном. И главное — на языке ненависти.

Комментируя по свежим следам пост Гусейнова, ректор Вышки Ярослав Кузьминов справедливо заметил, что, вообще говоря, любой язык в наше неспокойное время сильно засоряется. Что правда.

Жители парижских banlieu не говорят на языке Гюстава Флобера, он бы их, пожалуй, даже и не понял. Скороговорка нью-йоркских таксистов столь же далека от Сола Беллоу, как декабристы от русского народа или нынешние рэперы от Льва Толстого.

Тем не менее, проблема экологии языка остается. На этом содержательная часть, за вычетом некоторых деталей, исчерпывается. Зато возникает часть политическая.

Новая искренность Кремля

В России в последние годы появились анклавы чрезмерно качественного образования, в том числе гуманитарной его составляющей. Что начинает по-настоящему размывать железобетонные основы авторитарного режима. Шибко образованное студенчество не может безоговорочно поддерживать те группы и кланы, которые пытаются сегодня управлять Россией, причем нередко хуже, чем днепропетровский клан управлял Советским Союзом. Студенчество, особенно гуманитарное, как нас учит один из вечерних (снова извините за мой русский, но в конце концов, это цитата из Б.Б. Гребенщикова) м…звонов, является потенциальным очагом политической фронды.

С лета текущего года высшее политическое руководство и его аппарат стали исповедовать «новую искренность», то есть перестали стесняться своего полицейского характера и эфэсбешной сущности. Они сделали все, чтобы своей откровенной «постправдой» радикализировать студенчество

Интуитивно отдельные представители власти стали ощущать это давно. Начались проблемы у Европейского университета в Санкт-Петербурге, у Шанинки, некоторые вузы «укреплялись» кураторами. Однако говорить открыто о том, что это месть, активная операция или усиление контроля, как-то стеснялись.

С лета текущего года высшее политическое руководство и его аппарат стали исповедовать «новую искренность», то есть перестали стесняться своего полицейского характера и эфэсбешной сущности. Они сделали все, чтобы своей откровенной «постправдой» радикализировать студенчество. И особенно представителей лучших вузов страны.

Арест по нелепому обвинению студента ВШЭ Егора Жукова, естественно, создал проблемы этому университету. И теперь кремлевская пропаганда цепляется за любую возможность, чтобы всякий раз начинать все новые и новые атаки на Вышку. Собственно, вуз оказался между двух огней. Из неформально-гражданского лагеря его критикуют за излишнюю компромиссность, а с реакционного (говоря на марксистском диалекте) фланга бьют наотмашь за то, что расплодили у себя оппозиционно настроенную публику.

Поскольку едва ли не каждый второй сколько-нибудь осмысленный гуманитарий имеет аффилиацию с ВШЭ или еще с парой качественных вузов/факультетов, велика вероятность того, что неосторожное высказывание в сети такого гуманитария может быть интерпретировано как позиция университета. Даже если «доценты с кандидатами» читают в той же Вышке какой-нибудь один курс, а трудовая книжка у них лежит в академическом институте проблем арбузолитейной промышленности, удар все равно придется по ВШЭ. И в этом смысле комиссия по этике права, когда утверждает, что «люди в ответной реакции воспринимают его (профессора Гусейнова. — А.К.) именно как преподавателя Высшей школы экономики». Точнее, хотят его в таковом качестве воспринимать.

«Народный» Главлит

Однако запрещать свободно высказываться частному лицу Гусейнову в сетях по той причине, что «оскорбленное» сообщество специально захочет увидеть в нем преподавателя ВШЭ — это все равно что отказывать жителю Москвы в праве гулять по субботам по родному городу, поскольку в нем свирепствует Росгвардия и прогулку могут счесть «массовым беспорядком».

В советское время идеологически неверный шаг того или иного сотрудника нередко вел к шельмованию целого академического института или даже к разгону сектора, лаборатории или самого учреждения. Эти практики возвращаются

Профессиональная этика к этому кейсу не имеет никакого отношения. Осторожность, стремление не подставить родной вуз — да, такой мотив в отказе себе писать в сети свободнее, чем в академическом журнале, может существовать. Но еще раз: это не Гусейнов вел себя ненормально, это среда, в которой варится современный клоачный дискурс, превратилась в якобы «народный» Главлит.

В советское время идеологически неверный шаг того или иного сотрудника нередко вел к шельмованию целого академического института или даже к разгону сектора, лаборатории или самого учреждения, как это было, например, с Институтом конкретных социальных исследований АН СССР. За одного партизана расстреливали всю деревню.

Эти практики постепенно возвращаются. Аргументы вроде «неужели ИМ не нужны образованные люди» не работают. Им-то как раз вполне хватит Академии ФСБ, МГИМО и еще парочки полицейских заведений, чтобы выпускать «космонавтов», и нескольких инженерных вузов, чтобы ракеты, наконец, начали взлетать. И было кого потом сажать за промышленный шпионаж в пользу иностранных держав и измену Родине.

Фото: knigirggu.ru


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.