Я в изоляторе в пионерском лагере как-то однажды была. В детстве, когда заболела. Больше не была.
А сегодня — снова была. Рядом с изолятором можайским. Временного содержания. Из него Юлька вышла, да только два шага и успела на воле сделать. И сразу сцапали ее. А она выходит — как с поезда дальнего, он 23 дня шел будто на одном месте — с сумками тяжелыми и рюкзаком, как пишут в книжках в таких случаях, с «нехитрыми пожитками». Ну какие пожитки у арестанта? Выходит, останавливается, ей сразу предъявляют, а она пытается Кольку поцеловать, а бугаи наступают, падают на них, а они как школьники какие-то неумелые целуются, все смотрят на них как дураки, и омоновцы тоже: неясно, когда тащить в автобус — уже прямо сейчас или дать все-таки поцеловаться? Сумки падают на ступеньки прямо у входа, Юлька тяжело приседает потом тоже на них, да так и валяются все пожитки, пока приходит доктор, приезжает скорая, пока уводят Юлю обратно в изолятор делать ЭКГ.
Изолятор — слово какое-то холодное и клацающее, как эти замки внутренние, которые все одним ключом отпираются. От него сразу голова болеть начинает, заболеваешь будто.
Загнали нашу Юлю за Можай, вот прямо как в пословице говорится, стоит ли жить, чтобы иллюстрировать своей жизнью русские пословицы? Они всегда жестокие, эти пословицы, а их еще много.
Мы поговорить пытаемся, пока едет скорая, но 2-й оперативный полк не разрешает. Потом все-таки удается, выглядывая из-за их черных спин, что-то сказать. Скорая никак не едет, в Можайске мало скорых, мы ждем. Сцена дурацкая: Юля на ступеньках у самого выхода из изолятора окружена ОМОНом, а мы кружочком вокруг, пытаемся говорить. Пытаемся шутить, говорим полунамеками, даже смеемся, а второй оперполк просит нас Юлю не волновать. Как будто это мы ее мучаем, а не они.
Потом приходит доктор из изолятора, меряет давление, оно повышенное, ну какое еще может быть? А у нее только валидол, он лекарство от всех болезней. Снова ждем скорую, она наконец приезжает, и снова давление. В скорой нет электричества, и Юлю снова заводят в клац-клац — замки клацают — изолятор. Мужа туда не пускают, не положено. У скорой все-таки обнаруживается не только валидол, Юле дают таблетку и выводят снова. Она подбирает эти сумки и рюкзак, снова бросается к Коле, целует его, теперь уже все рыдают, а кто не рыдает, кричит: Юля, держись. Я снимаю видео, потому что пресс-секретарь Юлин в отпуске, поэтому я снимаю и рыдаю, и все никак не могу поглядеть нормально на Юльку не через камеру телефона. Я пытаюсь найти слова, чтобы приободрить Юлю, «все будет хорошо» звучит как неправда. «Ты молодец, держись» — больше ничего не могу сказать, второй оперполк роется в Юлиных пожитках на входе в автобус, вдруг протащит с собой что-то запрещенное? Они долго копаются у входа, это унизительно смотреть, как они там что-то разглядывают... что там, господи? футболки? книжка? ах да, коврик для йоги, Юля ведь занимается каждый день йогой. Про йогов нет русских пословиц, ну может и появятся, на сколько там суток Юлю завтра осудят?