Если называть вещи своими именами, то 18 октября, в ходе заключительной сессии Международного дискуссионного клуба «Валдай» президент России Владимир Путину сформулировал новую религиозную доктрину, перебрасывающую мостик от православного христианства к радикальному исламу. Описывая последствия возможного ядерного столкновения с «западными партнерами», он заявил буквально следующее: «Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут, потому что даже раскаяться не успеют». Первая часть этого поразительного высказывания – прямая популяризация идеологии джихада, которой, если память мне не изменяет, посвящено несколько статей в отечественном Уголовном кодексе. А носителей этой идеологии, ваххабитов, глава Чечни Рамзан Кадыров называет не иначе, как «шайтанами». Однако и утверждение о том, что «они» не «успеют раскаяться» (и именно поэтому «сдохнут), тоже вызывает определенные вопросы. Ясно же, что высказывание это входит в очевидное противоречие с тезисом, который прозвучал из уст президента минутой раньше. Потому что, если Россия отрицает возможность превентивного ядерного удара и пойдет на такой крайний шаг только в качестве ответной меры, то почему же «им» не хватит времени на то, чтобы «раскаяться»? Вот, если бы Россия первой нанесла внезапный ядерный удар, тогда – конечно, а так у «них» будет по разным оценкам от сорока минут до часа на искреннее, чистосердечное, полноценное раскаяние. И кстати, совершенно не факт, что Господь его непременно отринет. А вдруг у наших западных партнеров найдутся веские убедительные аргументы в оправдание своих действий?
Владимир Путин не слишком часть обращается к религиозной тематике. И, думается, вовсе не случайно это случилось сейчас, когда отечественная православная церковь переживает тяжелые времена. Судя по всему, главу государства не слишком удовлетворила реакция иерархов РПЦ на действия Константинопольского патриархата, ведущего дело к отделению украинской церкви. И тут я готов согласиться с Владимиром Путиным – пока ответные меры выглядят вялыми и неубедительными.
Например, очевидно же, что нынче в самом названии – Русская православная церковь – зазвучали какие-то местечковые мотивы, символизирующие постоянное скукоживание «русского мира» фактически до границ светского государства. Конечно, прямой вины РПЦ в этом нет – ясно, что наша церковь, как любой путинский институт, теперь снаружи будет подвергаться неминуемому давлению. Но это же не означает, что надо сидеть, сложа руки, и смириться с неизбежным! Переименование РПЦ в СПЦ (Святую Православную Церковь), отказ в названии от национальной привязки в данных обстоятельствах выглядел бы вполне своевременной и уместной мерой. Кроме того, необходимо сломать пораженческий тренд восприятия прихожанами конфликта с Константинопольским патриархатом. Уход украинской церкви должен быть преподнесен как избавление отечественного православия от маргинальной секты, которая веками тяжкой гирей висела на шее всех истинно верующих православных людей. Ну, а некоторые пути радикализации вероучения, абсолютно необходимые в условиях конфронтации с окружающим миром, как раз намечены в вышеописанном выступлении Владимира Путина. И у меня нет никаких сомнений в том, что патриарх Кирилл, услышав слова президента о том, что теперь для его паствы условия попадания в рай претерпели некоторые изменения, сделал пометки у себя в блокноте…
Сегодня во всех российских школах все учителя должны объяснять своим ученикам-старшеклассникам, что во вчерашних откровениях президента России нет проявлений ни крутизны, ни могущества, ни достоинства главы великого государства, ни ответственности перед собственным народом. Что этот позорный пошлый хайп — ничто иное, как блатная истерика Промокашки из фильма «Место встречи изменить нельзя» в сцене, где он с поднятыми руками выходит из подвала. Когда спасения уже нет, и единственное, что остается – рвануть в последний раз рубаху на груди и зайтись в истошном бессмысленном крике…
Владимир Путин не слишком часть обращается к религиозной тематике. И, думается, вовсе не случайно это случилось сейчас, когда отечественная православная церковь переживает тяжелые времена. Судя по всему, главу государства не слишком удовлетворила реакция иерархов РПЦ на действия Константинопольского патриархата, ведущего дело к отделению украинской церкви. И тут я готов согласиться с Владимиром Путиным – пока ответные меры выглядят вялыми и неубедительными.
Например, очевидно же, что нынче в самом названии – Русская православная церковь – зазвучали какие-то местечковые мотивы, символизирующие постоянное скукоживание «русского мира» фактически до границ светского государства. Конечно, прямой вины РПЦ в этом нет – ясно, что наша церковь, как любой путинский институт, теперь снаружи будет подвергаться неминуемому давлению. Но это же не означает, что надо сидеть, сложа руки, и смириться с неизбежным! Переименование РПЦ в СПЦ (Святую Православную Церковь), отказ в названии от национальной привязки в данных обстоятельствах выглядел бы вполне своевременной и уместной мерой. Кроме того, необходимо сломать пораженческий тренд восприятия прихожанами конфликта с Константинопольским патриархатом. Уход украинской церкви должен быть преподнесен как избавление отечественного православия от маргинальной секты, которая веками тяжкой гирей висела на шее всех истинно верующих православных людей. Ну, а некоторые пути радикализации вероучения, абсолютно необходимые в условиях конфронтации с окружающим миром, как раз намечены в вышеописанном выступлении Владимира Путина. И у меня нет никаких сомнений в том, что патриарх Кирилл, услышав слова президента о том, что теперь для его паствы условия попадания в рай претерпели некоторые изменения, сделал пометки у себя в блокноте…
Этот позорный пошлый хайп — ничто иное, как блатная истерика Промокашки из фильма «Место встречи изменить нельзя» в сцене, где он с поднятыми руками выходит из подвала. Когда спасения уже нет, и единственное, что остается – рвануть в последний раз рубаху на грудиЦИТАТАВпрочем, если реакцию столпов РПЦ на теологические экзерсисы главы российского государства нам только предстоит выяснить, то реакцию зала мы все наблюдали воочию на экранах собственных телевизоров. Зал смеялся. То есть, Владимир Путин говорит о ядерном конфликте, о конце света, рассказывает детали, описывает всевозможные сценарии, объясняет, какая роль кому уготована в этих трагических обстоятельствах, а люди все равно хохочут. Есть два объяснения данному поразительному факту. Во-первых, все они подумали, что Владимир Путин пошутил… Ну, да – шутки бывают разные. И если даже вам порой кажется, что шутка, которую вы услышали, не слишком удачная, вы иногда все равно будете смеяться. Просто из вежливости. Другая возможная причина столь странного поведения – абсолютная уверенность в том, что все, сказанное президентом, их совершенно не касается. Это точно не они станут теми святыми мучениками, что вознесутся на небо в результате коварного ядерного удара со стороны Запада.
Сегодня во всех российских школах все учителя должны объяснять своим ученикам-старшеклассникам, что во вчерашних откровениях президента России нет проявлений ни крутизны, ни могущества, ни достоинства главы великого государства, ни ответственности перед собственным народом. Что этот позорный пошлый хайп — ничто иное, как блатная истерика Промокашки из фильма «Место встречи изменить нельзя» в сцене, где он с поднятыми руками выходит из подвала. Когда спасения уже нет, и единственное, что остается – рвануть в последний раз рубаху на груди и зайтись в истошном бессмысленном крике…