В семь вечера на ватных ногах мы вышли из здания Басманного суда. А теперь без эмоций — просто расскажу, как это было, чтобы вы знали.
В суд приходили все на подъеме, кто-то с букетами для Тани, жены Леши. Когда его провели мимо нас, было заметно, что лицо у него горит — от радости в ожидании дома и свидания с женой? Или, как озвучил суд, «гипертония второй степени третьей стадии»?
На суде начал представитель следствия — с ходатайством о замене сизо на домашний арест. Судья сразу ехидно спросила его: а что изменилось за шесть дней с 18 апреля, момента последнего суда, когда приняли решение оставить Малобродского под стражей? И — ужас — рослый бравый молодой мужчина не смог ни-че-го сказать, что-то неуверенно промямлил. Зато девушка — представитель прокуратуры — говорила четко и уверенно: нельзя отпускать под домашний арест, потому что «продолжит заниматься преступной деятельностью». Тут в бой вступили адвокаты: блистательная как всегда Ксения Карпинская объясняла, что у следствия на прошлом заседании еще не было времени ознакомиться и с решением ЕСПЧ, и с заверениями израильского посольства, что не пустят они преступника Малобродского на землю обетованную, даже если он захочет, а теперь вот следствие ознакомилось и просит: отпустите под домашний арест. Следствие — само — просит! Все, перерыв: два с половиной часа. Мы и смеялись, и нервничали, и разглядывали букеты, и писали в фб. Всех — друзей по Басманному — люблю! Вы лучшие!
Приговор: все оставить без изменения, следствию в его ходатайстве отказать. Зачитывался он опять жуткой скороговоркой среди мертвой тишины, но мы уже научились разбирать ИХ слова. Кто-то сзади меня зарыдал в голос, я испугалась — Таня, нет она потрясающе держится, это какая-то совсем юная девушка в белой кофточке плакала так отчаянно, что стало страшно.
Но дальше, когда мы все стояли у дверей на улице и не могли разойтись. Вышла Карпинская и сказала: это не просто нарушение всех судебных норм, это очень плохой знак, свидетельствующий о том, что прокуратурой уже принято решение и оно самое неблагоприятное. Она потрясающе говорила — ее все записывали, ищите в сетях — и безнадежно. Видно было, что она просто опрокинута всем этим. В момент приговора я на Лешино лицо не могла смотреть, я смотрела в пол. Колени трясутся до сих пор, я в своей немалой уже жизни подобного не видела никогда.
Версии разные: это спектакль, фарс, чтобы сломать Лешу и он дал показания на Кирилла. Это борьба следствия с прокуратурой. Неожиданный результат — кому-то позвонили и... все плохо, как и сказала Карпинская. Я не знаю, у меня нет версий. Я думаю почему-то о том, что Таня наверняка приготовила дома обед — ведь все были почти уверены, что это будет наша первая, хотя и небольшая, победа. Мы проигрываем, дорогие друзья. И кости хрустят, как во времена Ивана Грозного.