«Делайте добро из зла»

Как формируются правила, по которым живет общество? Многие думают, что эти правила возникают благодаря мудрым законодателям, которые желают блага государству и пытаются наилучшим образом устроить жизнь. На самом деле все не так. Я хочу напомнить знаменитую фразу Роберта Пенна Уоррена (поэт, писатель, автор романа «Вся королевская рать». — NT), которую в нашей отечественной литературе повторили потом братья Стругацкие: «Делайте добро из зла, потому что больше его делать не из чего».

Откуда возникли принципы Великой хартии вольностей, которые не потеряли своей актуальности до сих пор? Сумасшедший король грабил и вешал баронов, которые тоже явно не были ангелами. Эти грубые и безграмотные бароны, объединившись между собой, решили защититься от королевского произвола при помощи некого соглашения. Слава богу, был грамотный архиепископ Кентерберийский, который им в этом помог. Мало похоже на историю о благих реформаторах и мудрых законодателях. Великая хартия вольностей, как и все в этом мире, возникала из крови и грязи жизни. Но в этой крови и грязи зародился росток нового, очень эффективного свода правил. В чем же его эффективность?

Существует загадка, почему 25 стран мира необычайно успешны, а остальные 175 или больше не отличаются столь значительными результатами в экономике. Чтобы разгадать эту загадку, трое западных ученых — нобелевский лауреат по экономике Дуглас Норт, историк Джон Уоллис и известный политолог Барри Вайнгаст — несколько лет назад провели подробнейшее историко-экономическое и политическое исследование, в результате чего вышла книга «Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества» (М.: Изд-во Института Гайдара, 2011 год).

Опираясь на примеры трех успешных стран — Англии, Франции и США, — авторы формулируют три правила, соблюдение которых приводит страны к успеху.

Первое: в успешных странах законы принимаются элитой для себя, а потом распространяются на других (примером этого и является Хартия вольностей), в то время как в неуспешных государствах законы пишутся для других, а для себя элита делает исключение.

Второе правило: в успешных странах создаваемые организации не персонализированы, а в неуспешных они создаются под конкретного человека, болеют и умирают вместе с ним.

И наконец, третье: в успешных странах средства насилия контролируются коллективно, а в неуспешных элиты делят между собой контроль над средствами насилия по принципу «тебе — военно-воздушные силы, а мне — тайная полиция». Это три так называемых граничных правила открытого социального порядка.

Теперь вернемся к Великой хартии вольностей. Правила, которые были созданы баронами для себя — например, принцип, согласно которому никто не может быть осужден иначе, как судом равных себе, — через несколько веков стали правилами для более широкого круга англичанин, а потом — для еще более широкого круга. Законы постепенно стали распространяться не только на их создателей, но и на других членов общества, и это обеспечило Англии колоссальный экономический подъем в ходе исторической конкуренции с Испанией.

Критически важной точкой этого подъема стала так называемая Славная революция (1688 год), приведшая не только к смене династии, но и к подписанию королем Вильгельмом III Оранским «Билля о правах», который значительно расширил полномочия английского парламента. Так было утверждено правило, согласно которому налоги принимаются самими налогоплательщиками в парламенте. Раз люди принимают законы для себя, значит, они не только могут контролировать расходы правительства, но и не дадут ему больше, чем считают правильным дать, в том числе и в долг. В результате получил невероятное развитие институт государственного долга, который, в свою очередь, дал исполнительной власти мощные инструменты влияния на экономику страны. Так ограничения, наложенные на правительство налогоплательщиками, в результате усилили тех, кого налогоплательщики наняли распределять бюджет.

Великая хартия интересна для институционального экономиста еще и потому, что это редкий пример возникновения социального контракта в явном виде. Обычно социальный контракт — это не документ, а «обмен ожиданиями» между обществом и властью, который начинается с пакта элит по поводу основных правил собственности и свободы. Иногда это бывает проект конституции, а иногда конвенция, подписанная узкой группой, как было в случае с Великой хартией вольностей.

Любопытно, что Испания, в Средние века проигравшая конкуренцию Англии, в XX веке вынуждена была принять нечто весьма похожее на Великую хартию вольностей — так называемый Пакт Монклоа 1977 года, который был ничем иным, как договором элит постфранкистской Испании. В октябре 1977 года по просьбе короля Хуана Карлоса I в правительственной резиденции Монклоа собрались представители самых разных партий — от коммунистов до франкистов, — чтобы договориться между собой о правилах реформирования страны. И они договорились. Однако мало договориться — нужен гарант, обеспечивающий надежность взаимных обязательств: ведь правила могут быть записаны и оформлены на бумаге — например, в каком-нибудь юридическом кодексе, но при этом не действовать. Поэтому должен быть разработан механизм, гарантирующий соблюдение договоренностей. В случае с Великой хартией вольностей таким гарантом был архиепископ Кентерберийский, в случае с Пактом Монклоа — им стал король Испании, то есть моральный авторитет (а не власть), которого таковым признают все стороны соглашения. 

Фото: shutterstock