В cтадии наказания

Здание федерального суда с уличной стороны напоминает крепость, сложенную из красного кирпича, а изнутри похоже на знаменитый нью-йоркский Гугенхайм с его главной лестницей, изогнутой спиралью морской ракушки, от которой расходятся галлереи. 12 присяжных, которым предстоит решить — казнить Царнаева или заточить пожизненно в тюрьму, — собрались в зале № 9. На выходе из зала — сплошь стеклянная округлая стена с видом на Charles River (за рекой — кампус Гарвардского университета с его знаменитой юридической школой) и лодочный причал. Сидящий в зале Царнаев выглядит вполне спокойным и довольным собой, словно выносить приговор будут вовсе не ему. В Бостонском суде начинается «стадия наказания» — так называется на официальном языке действо, когда решается вопрос о сроке, до это была «стадия обвинения», которая закончилась вердиктом «виновен».

Адвокаты Царнаева — Джуди Кларк и Мириам Конрад — что-то нашептывают ему, иногда успокаивающе оглаживая его по рукаву серого пиджака. Джохар кивает, а потом углубляется в переданный ему текст — скорее всего, это только что поданное адвокатами ходатайство о пожизненном заключении. Иногда он вопросительно тыкает красивым длинным пальцем в какую-нибудь строку, и адвокат Кларк на ухо дает ему пояснения.

Джуди Кларк — адвокат очень известный, и известна она прежде всего тем, что спасает своих подопечных от казни. В списке ее побед — идейный террорист, профессор и анархист Тед Качинский, он же Unabomber, убивший троих и искалечивший 26 человек; Сюзан Смит, утопившая своих годовалого и трехлетнего сыновей ради нового адюльтера; возомнивший себя «богоизбранным» Эрик Рудольф, от рук которого на Олимпиаде в Атланте погибли двое и 111 были изранены. Все они живы, получив пожизненный срок, а признанная душевнобольной Смит даже имеет право обратиться за помилованием в 2020 году, когда отбудет 30-летний срок за решеткой.

Правда, в отличие от Джохара Царнаева, они признали свою вину и покаялись в содеянном. Джохар же держится в суде вызывающе, всем своим видом дает понять, что не сожалеет о случившемся. «Не виноват», — ответил он по всем 30 пунктам обвинения на предыдущей стадии процесса. «Виновен», — не согласились с ним присяжные, единогласно вынесшие свой вердикт.

Седовласый судья Джордж О'Tул, из-под черной судейской мантии которого выглядывает шоколадный галстук с белой, в тон рубашки, полоской, окидывает испытующим взглядом присяжных, имена которых засекречены: «Надеюсь, никто из вас ни с кем не разговаривал о деле, которое мы рассматриваем?» — на всякий случай спрашивает судья.

Судья О'Тул письменным распоряжением запретил присяжным появляться на Бостонском марафоне, который в этом году прошел за день до начала суда, 20 апреля. Cреди присяжных, мужчин и женщин, в основном из Бостона и его пригородов — продавец книжного магазина, авиадиспетчер, безработный, маляр и дизайнер модной одежды. Они прошли через два сита отбора из первоначальных полутора тысяч человек, ответив «нет» и «да» на два главных вопроса: уверены ли вы в вине Царнаева и допускаете ли казнь как высшую меру наказания* * Согласно американским законам, чтобы дела, по которым подсудимому может грозить смертная казнь, рассматривали лишь присяжные, принципиально не настроенные против высшей меры. ?

«Хочу вам напомнить, — говорит судья О'Тул 12 присяжным основного состава и еще шестерке запасных — от зала их отделяет деревянный барьер, — когда шел отбор в присяжные, каждый из вас согласился с тем, что в случае признания подсудимого виновным по пунктам, предусматривающим смертную казнь, тот может быть казнен. Решение целиком зависит от вас», — подытоживает судья. Он объясняет: голосование будет проводиться отдельно по каждому из 17 пунктов обвинения, которые тянут на «вышку», и если хотя бы один из пунктов соберет консенсус, Царнаева осудят на смерть. «Решение о наказании должно приниматься вами без тени сомнения», — подчеркивает судья.

Кроме того, он объяснил присяжным: для вынесения высшей меры наказания, необходимо учитывать три фактора: достиг ли осужденный 18-летия на момент совершения преступления (Джохару спустя несколько месяцев после теракта исполнилось 20 лет), сознательно ли (и по заранее составленному плану) шел он на теракт и были ли отягчающие обстоятельства при совершении преступления. «Ваше решение должно быть убежденным и морально обоснованным, лишенным эмоциональности или сочувствия к жертвам. Вы были избраны потому, что пообещали быть беспристрастными и справедливыми, клялись, что у вас в этом зале нет врага, чтобы наказать, и нет друга, чтобы помиловать», — говорит О'Тул.

Джохар Царнаев слушает судью с тем же непроницаемым взором, что и присяжные. Возможно, адвокаты уже разъяснили ему: если хоть один присяжный откажется голосовать за высшую меру, то тогда по закону приговор в виде пожизненного срока ему обязан будет вынести сам судья О'Тул.

У входа в здание федерального суда вдоль кирпичной стены тем временем вытянулась цепочка местных жителей, выступающих против смертной казни для террориста Царнаева. Несколько человек с метками «Вьетнам» на бейсболках из организации «Ветераны за мир» развернули черное знамя с белым пикассовским голубем мира, несущим в клюве оливковую ветвь.

«Я против смертной казни для Царнаева, потому что это противозаконно в нашем штате», — говорит журналисту пикетчик Джо Кабанос. Действительно, после Филиппа Беллино и Эдварда Гертсона, окончивших жизнь на электрическом стуле в мае 1947 года за убийство бывшего морпеха, высшая мера наказания больше в штате Массачусетс не приводилась в исполнение, а в 1984-м и вовсе была отменена. Джо разворачивает плакат, на котором черным маркером на листке ватмана выведено: «Смертная казнь — это убийство». Слово «убийство» он выделил красным цветом.

«Я работал в госпитале для душевнобольных, — говорит ветеран. — Думаю, у этого парня тоже проблемы с головой. Он болен».

Стоящие рядом с Джо согласно кивают головами.

Адвокаты пострадавших от взрывов хотели запретить подобные акции у стен суда, однако судья О'Тул распорядился оставить пикетчиков в покое: первую поправку (Первая поправка к Конституции США запрещает какие-либо ограничения на свободу слова. — NT) никто не отменял. Агитировать запрещено только внутри дворца правосудия.

«Мы должны понимать: то, что происходит в исламском мире — радикализация совсем молодых парней, помешанных на исламском экстремизме, — это ведь связано и с нашей войной в Ираке и Афганистане, — говорит активистка-правозащитница Элис. — Это, конечно, не может служить оправданием убийства, но все-таки они (исламисты) должны вызывать наше сострадание. Да, они убийцы, но одновременно они же сами и жертвы!» — Элис заметно взволнована. Ветераны в бейсболках одобрительно зашумели: правительство — плохое, война — это проклятие. Однако в том, что Царнаев виновен в организации теракта, никто из них не сомневается.

Прения открывает сторона обвинения. Надин Пеллигрини, глава отдела особо опасных преступлений в прокуратуре штата Массачусетс, молча ожидает, пока посередине зала служащие суда устанавливают металлические штативы с загадочными черными мет-ровыми экранами. Пеллигрини — известная защитница прав животных, обожает птиц, освоила ветеринарию и лет восемь назад собиралась поменять профессию, посвятив себя братьям меньшим. Не случилось — она осталась в прокуратуре.

Тихим голосом Надин говорит о том, почему она считает, что Царнаев должен быть приговорен к смерти. Черные экраны переворачиваются — и зал и присяжные видят портреты погибших: 8-летний Мартин Ричард, сфотографированный на его последний в жизни День святого Патрика, 29-летняя Кристл Кэмпбелл в кремовом вечернем платье, 23-летняя Люй Линцзы на фоне переплетенных ветвей сакуры, 26-летний полицейский Шон Коллиер с желтой розой в петлице пиджака.

«Не имеет значения, кто посеял в душе Царнаева семена терроризма — старший брат, интернет-сайт или его кумиры. Важно то, что эти семена взошли, и он сознательно пошел убивать, — продолжает прокурор, отметая аргументы защиты, что юный и неопытный Джохар попал под влияние старшего брата Тамерлана. — А сейчас я покажу вам снимок, сделанный 10 июля 2013 года на камеру наблюдения в этом здании суда, перед тем как Джохару Царнаеву было предъявлено обвинение», — Надин движением руки выводит на черный экран фото Царнаева: безбородый тогда еще Джохар выставил кверху в оскорбительном жесте средний палец. Крупный план, издевка во взгляде — каждый сидящий в зале мог почувствовать, что этот вызов брошен лично ему.

«Не сожалел, не раскаялся, не изменился. Его личность делает смертную казнь единственно справедливым наказанием», — завершает Пеллигрини свою получасовую речь в звенящей тишине зала.

А потом начался опрос потерпевших. Первой, опираясь на руку судебного маршала, в зал входит Селести Коркоран, еще не научившаяся ходить на протезах после трех операций. 15 апреля 2013 года она вместе с мужем Кевином и 18-летней дочкой Сидни пришла на Бойлстон-авеню, к финишу марафона, чтобы поддержать сестру, впервые вышедшую на забег: «Звук был такой, словно взорвался весь мир. Когда в едком дыму я открыла глаза — кругом была кровь. Промелькнула надежда, что это не может быть правдой. Я хотела назад, на пять минут в прошлое, — говорит свидетельница. — Кевин гладил мои волосы и говорил: «Это террористы, но все будет о'кей». Я поняла, что случившееся — правда, и закрыла лицо, чтобы ничего не видеть», — стоящая перед присяжными Селести крест-накрест закрывает лицо руками в тонких браслетах.

«Потом меня понесли, и только тогда я начала кричать от боли — до этого боялась, что дочка увидит меня и испугается. Я деревенела, и судорога сводила пальцы, — Селести поднимает напряженно изогнутые пальцы с нежно-бирюзовым лаком на ногтях. — Когда я очнулась в госпитале после операции, на соседней кровати стонала от боли Сидни. А я не могла броситься к ней на помощь — у меня уже не было обеих ног», — говорит она суду.

Сидни в зале нет. На экран выводят увеличенное фото ее ног, взрезанных глубокой багровой колеей шрамов. Эти страшные отметины взрывов пробороздили полтела девушки.

А у Селести не хотят приживаться протезы, и она постоянно мучается от колющей боли в ступнях, которых на самом деле нет уже два года, у нее посттравматическая депрессия, ранение в челюсть и лопнувшая ушная перепонка, из-за чего она все время переспрашивает вопросы прокурора.

— Госпожа Коркоран, вы узнаете себя на этом снимке? — обращается к ней обвинитель, протягивая фото с места взрыва.

— Извините, я не вижу, — почему-то смущается Селести. К ней бросается адвокат Царнаева Мириам Конрад, в прошлом газетный репортер криминальной хроники, и протягивает свои очки. Свидетельнице очки подходят, и Селести желтым маркером обводит на фото себя и дочь, распластавшихся в лужах крови.

Селести Коркоран дала показания первой из потерпевших. Присяжным придется выслушать рассказ о человеческих страданиях еще не раз. И потом они должны будут решить — готовы ли они подарить Джохару Царнаеву жизнь, который вместе с братом отнял ее у ни в чем не повинных людей.