Самой истории этой — уже месяц с лишним, но этой теме — тысячелетия, и каждый день только множит иллюстрации.
Митя Алешковский, задержанный вечером 30 декабря 2014 года на Манежной и вместе с другими задержанными проведший ночь в холодной камере в ментовке, выйдя, коротко отчитался на своей странице в Facebook: «Меня и сокамерников выпустили. Суд 12-го. Спал на полу. Не кормили, не поили, позвонить не дали. Задержали на пустом месте, не выкрикивал, не скандировал, не оказывал сопротивления…»
Написал — и в «комментах» немедленно получил недоумевающее от милой девушки Елены: «Митя, а зачем вы туда ходили? Чего именно хотели добиться?»
Милая девушка Елена, как указано у нее на странице, работает продюсером на ВГТРК. В прошлом — корреспондент канала Россия-24. То есть ну типа журналист. И у нее не было вопросов: с чего вдруг задержали Алешковского, отчего заперли, не кормили-поили, не дали позвонить адвокату… Кто не дал? Почему задержанные провели ночь на полу в холодной камере? Кстати: если бы эта Елена чуть полистала фейсбук, она бы легко обнаружила один ответ на все эти так и не заданные ею вопросы: менты в простоте сообщили приехавшему адвокату, что команду на «жесткач» им спустили — сверху… Откуда именно «сверху»? О, это могло бы стать темой дивного журналистского расследования на ВГТРК.
Шучу, шучу.
Но речь тут не о долге журналиста и даже не о том, во что превратилась журналистика государственная, — речь о ментальном разрыве. О понятийной дыре, которую, кажется, уже не заполнить никакими диалогами.
Ведь Елена — неплохой человек, судя по всему. Ну, как минимум, далеко не худший даже на просторах Митиного фейсбука. И при этом для нее по умолчанию являются нормой действия государства, но кажется очень странным поведение Алешковского! Она неплохо относится к нему; не оскорбляет его и вышедших вместе с ним на площадь (это делают соседи по ленте). Елена искренне пытается понять его и нашу логику.
И не может!
А мы не можем объяснить — ни ей, ни миллионам ее ментальных братьев и сестер, с какого бодуна поперлись тогда в дикий мороз на эту Манежку, после того как судья Замоскворецкого суда отправила за решетку Олега Навального и дала очередной условный Алексею Навальному. Мы вязнем в очевидности, — точнее, в том, что кажется очевидным — нам. И в беспомощности опускаем руки на первых же словах.
Ибо это тот самый случай, про который сказано: если надо объяснять, то не надо объяснять.
И в сотый раз приходится вспоминать Монтеня: нас мучают не вещи, а наше представление о них. В этом-то все дело — и весь ужас безнадеги. Беззаконие в собственной стране мучает Митю Алешковского — и не мучает Елену, вот и все! И мить значительно меньше, чем елен.
Для Алешковского (Гандлевского, Быкова, Рубинштейна, Чудаковой и нескольких тысяч менее известных людей, вышедших на Манежку) произошедшее в тот день в Замоскворецком суде — личная пощечина, для Елены — не повод для того, чтобы отвлекаться от жизни. И с этим уже ничего нельзя поделать.
Поздно в обоих случаях.
Потому что понятийный аппарат и представления человека о правилах социального поведения, долге, стыде — все это запечатляется в детстве, а потом, как в доцифровой фотографии, только проявляется, проступает помаленьку. И к тридцати-сорока закрепляется в растворе биографии.
Переделать получившееся изображение — уже невозможно.
Поэтому Елену так же невозможно заставить испытывать стыд от беззаконного приговора соотечественнику, как Митю невозможно заставить испытать патриотическую радость от аннексии Крыма. В обоих случаях это — за пределами личного ментального опыта.
И вот две чужие цивилизации натыкаются друг на друга в тесном космосе фейсбука — и, взаимно недоумевая, посылают встречные сигналы: бип, бип…
То есть Митя даже не издает «бип»… — он просто следует по своей странной орбите. А Елена, вся такая здравая, нормальная, из ВГТРК, интересуется: чего это он, а?
Фото: Denis Тyrin/АР