31 января около 7 вечера из ворот усадебного комплекса Dipservice Hall в Минске вышли шесть человек. Журналисты сразу узнали в одном из них экс-президента Украины Леонида Кучму, поспешили к нему, но тот сделал отстраняющий знак рукой и сел в машину. «No comment», — отказалась от комментариев и хрупкого сложения женщина в очках, представительница ОБСЕ швейцарка Хайди Тальявини (та самая, что подготовила 5 лет назад доклад международных экспертов о «равной ответственности Грузии и России» в конфликте августа 2008 года), обычно охотно разговаривающая на русском, который она знает наряду с 6 другими языками.
Как-то незаметно, боком, прошел и исчез в служебном лимузине еще один интересовавший журналистов господин — посол РФ на Украине Михаил Зурабов.
Зато двое других участников встречи трехсторонней Контактной группы по урегулированию ситуации на Востоке Украины — Денис Пушилин и Владислав Дейнего, представители самопровозглашенных ДНР и ЛНР, были вполне настроены на общение с журналистами. Созвав импровизированную пресс-конференцию, они объявили о требовании к Киеву незамедлительно прекратить обстрел подконтрольных им территорий, а если этого не произойдет, то тем хуже для Киева, поскольку «решающие военные успехи» ополчения уже для всех очевидны, да и говорить о будущем ДНР и ЛНР в составе Украины вряд ли возможно (3 февраля Пушилин на этот счет выразится еще категоричней — «нереально»).
«Личный смотрящий»
Шестым на встрече в Минске был человек, официально не являющийся членом Контактной группы. Но он спецпредставитель Службы безопасности Украины (СБУ) по гуманитарным вопросам в рамках трехсторонней группы, отвечает — и притом успешно — за обмен пленными, и его присутствие на переговорах никем не оспаривается. Это Виктор Медведчук, лидер движения «Украинский выбор», экс-глава администрации президента при Леониде Кучме, и кум Владимира Путина и Дмитрия Медведева (крестные родители младшей дочери Медведчука — Владимир Путин и Светлана Медведева).
Еще давно, в конце июня прошлого года лично Ангела Меркель (ясно, что с подачи Путина) предложила ввести Медведчука в состав Контактной группы, но Киев под давлением Майдана отказался от этой идеи. Но место для кума все-таки нашли.
«Это «личный смотрящий» Путина, это он, а отнюдь не посол Зурабов обычно снабжает президента всей информацией касательно деятельности Контактной группы, — заметил в разговоре с журналом на условиях анонимности российский дипломатический источник. — Это он следит за тем, чтобы «месседжи» Путина правильно транслировались представителями ДНР и ЛНР, ну и чтобы те не зарывались, как когда-то Гиркин-Стрелков».
С самого своего начала Минский процесс шел как бы по двум параллельным линиям, видимой и невидимой. Видимая линия просматривалась публичными заявлениями Москвы, Киева, Луганска, Донецка, ОБСЕ, ЕС и далее по списку.
За невидимую, связывающую лично Путина и Порошенко, которые, бывало, говорили по телефону по нескольку раз в неделю, хотя это и не находило отражения в пресс-релизах, линию отвечали трое: помощник президента РФ (по Украине и Абхазии) Владислав Сурков, Виктор Медведчук и Михаил Зурабов. Из всех троих Зурабов пользуется наименьшим доверием Путина, но он — давний друг Петра Порошенко. Российское посольство в Киеве, как заметила в разговоре с NT главный редактор влиятельного киевского еженедельника «Зеркало недели» Юлия Мостовая, играет в основном роль церемониймейстера, основные контакты идут по сотням неформальных каналов — деловых и личных. Но со временем и Запад понял странности «гибридных отношений» двух стран после Майдана: в отличие от известной формулы «ни мира, ни войны», здесь были «и мир, и война». И потому, когда в ночь на 6 декабря «Нафтогаз» перевел «Газпрому» $378 млн в счет погашения долга за газ, многие в ЕС посчитали, что цели и задачи Минского процесса вот-вот будут достигнуты. Неслучайно прибывший в начале декабря в Москву посол Венсан Дежер, отвечающий в европейской дипломатии за российское направление, интересовался у независимых российских экспертов, как дальше быть с евросанкциями.
Но не прошло и месяца, как установившееся на Востоке Украины перемирие было сорвано, война вошла в новую фазу, а российские «гуманитарные конвои» и прочие «отпускники» как ходили так и продолжали ходить через нагую российско-украинскую границу. Запад задался куда более трудным вопросом: а что вообще в голове у Путина? И можно ли было изначально рассчитывать на успех минских договоренностей?
Полномочный вопрос
Но вернемся в Минск. Дейнего и Пушилин, как было согласовано с Киевом заранее, прибыли сюда еще накануне, 30-го, но обнаружили, что разговаривать им не с кем: Леонида Кучмы, спецпредставителя президента Украины на переговорах, на месте не оказалось. Впрочем, особой загадки тут не было. Кучма никогда не скрывал, что готов разговаривать на этой площадке только с Александром Захарченко и Игорем Плотницким — это они подписали от имени ДНР и ЛНР Минский протокол о прекращении огня 5 сентября, лично, как считает Кучма, отвечают за реализацию его положений и способны принимать реальные решения. Проблема в том, что в Донецке и Луганске на этот счет были свои соображения. После выборов 2 ноября Захарченко и Плотницкий, нравится это Киеву или нет, стали лидерами самопровозглашенных республик: первый набрал более 70 % голосов, второй — 63,04 %. И теперь им вполне по ранжиру разговор с президентом Порошенко. А вот Кучма вполне может иметь в роли своих визави таких же спецпредставителей, как и он сам. Да и каковы полномочия у него самого — отдельный вопрос. «Ну да, была информация, что Кучму объявили полпредом президента Украины, но когда самого Леонида Даниловича об этом спросили, он как-то очень неуверенно сказал, что пока, мол, на этот счет нет никаких документов, — комментирует встречные претензии Донецка и Луганска экс-глава управления президента РФ по внутренней политике, ныне глава Фонда развития гражданского общества Константин Костин. — Должен же быть (президентский) указ или распоряжение. Если есть такой документ, тогда понятен его (Кучмы) статус и полномочия. Я лично такого документа не видел». При этом собеседник NT оговорился, что в Кремле полномочия Кучмы не вызывают сомнений и речь идет «о тех, кто ведет переговоры — ДНР и ЛНР».
В Киеве считают все это разговорами от лукавого. Назначение Кучмы произошло еще в конце июня, и с тех пор его полномочия никем не подвергались сомнению. Почему вопрос встал сейчас? «Это один из способов нивелировать Минские соглашения, затянуть переговорный процесс: ведь если нет официально уполномоченных сторон, то нет и предмета переговоров, и значит, можно спокойно готовиться к новому наступлению», — такой видит тактику Донецка и Луганска украинский дипломатический источник NT.
Но почему бы, в конце концов, Порошенко самому не сесть за стол переговоров с Захарченко и Плотницким. Ведь, если верить газете Financial Times, говорил же Путин Ангеле Меркель на саммите в Брисбене: мол, мне тоже нелегко было договариваться с Кадыровым-старшим, но что поделаешь — пришлось. «Кадыров на тех переговорах представлял себя и Чечню, Захарченко и Плотницкий — это, мягко говоря, другая история», — парирует в разговоре с NT главный редактор киевского еженедельника «Зеркало недели» Юлия Мостовая.
При этом Порошенко до последнего пытался сохранить шанс на урегулирование. «Леонид Данилович, поезжай (в Минск)», — сказал он 30 января Кучме: встреча обязательно должна состояться, а результаты — это уже отдельный вопрос.
«Киеву важно подтвердить свою постоянную добрую волю и настрой на выполнение договоренностей, потому Кучма и поехал-таки в Минск», — развивает тему Юлия Мостовая. И добавляет, что переговоры 31 января провалились не из-за недостатка чьих-то полномочий — просто стало совсем уж очевидно: говорить-то, собственно, не о чем, минский процесс — мертв.
Увеличить
Линия преткновения
Многим в Киеве это стало окончательно ясно еще 15 января, когда на Банковой получили письмо Владимира Путина Петру Порошенко, самонадеянно названное кремлевской пресс-службой «мирным планом». По сути же в письме содержалось одно-единственное предложение — чтобы «обе стороны — как украинские силовые структуры, так и ополченцы Донбасса» немедленно прекратили взаимные обстрелы и отвели тяжелую артиллерию («средства поражения калибром свыше 100 мм»). Куда? «На дальности, установленные минским меморандумом от 19 сентября 2014 года, исходя из фактического прохождения линии соприкосновения согласно прилагаемой карте» (см. карту). При этом российский президент пообещал совместно с ОБСЕ «организовать контроль за осуществлением этих шагов».
Но на карте-схеме штрих-пунктиром была обозначена загадочная «Линия соприкосновения сторон по состоянию на 19 сентября 2014 г. и 13 января 2015 г.»
Киев, однако, никак не могла устроить ни та, ни другая дата. Первая — потому что в секретном приложении к Минском меморандуму от 19 сентября говорилось о другой линии разграничения — ее координаты проходили восточней. (А так получается, что и Донецкий аэропорт находится на территории, которая должна отойти к ДНР и ЛНР). Вторая — потому что к 13 января 2015 года сепаратисты совокупно продвинулись уже на 600–650 км2 на Запад. Получалось, что Путин предлагает предать забвению «минскую линию» и легитимизировать «фактическую», январскую.
«Мы были растеряны и не знали как реагировать на это письмо, которое переворачивало все верх дном, — рассказывает NT дипломатический источник в Киеве. — Подождали неделю, пока в Берлин на встречу глав МИД в «нормандском формате» приедет Сергей Лавров. И вот он 21 января говорит: да, мол, тяжелую артиллерию нужно отводить от линии, закрепленной в Минском меморандуме. Так кому же верить?»
25 января, через 10 дней, Порошенко дает вполне предсказуемый ответ Путину: с предложением считать линией размежевания фактическую линию соприкосновения (от 13 января 2015) Киев согласиться не может.
Подробности ответного письма Порошенко появляются в украинских СМИ 28-го января, к этому моменту ситуация в Донбассе резко обостряется, сепаратисты начинают мощное наступление, глава ДНР Захарченко заявляет о намерении «наступать до границ Донецкой области» и о том, что «попыток говорить о перемирии с нашей стороны больше не будет».
Чего хочет Путин
Отчасти вина за провал минского процесса и ужесточение позиции сепаратистов лежит и на украинской армии, считает эксперт Центра европейских исследований в Брюсселе Майкл Эмерсон: «После массированных обстрелов населенных пунктов, в том числе кассетными бомбами, Донецк и Луганск никогда не согласятся на отход к прежним тылам». О том же по сути говорит и экс-глава ДНР Александр Бородай: Минские соглашения имели бы гораздо больше шансов на успех, если бы ВС Украины не начали применять «новую тактику — создать невозможные для жизни условия на территориях ДНР и ЛНР».
К концу января критическая ситуация складывается для 7-тысячной украинской группировки в районе Дебальцево. В Донецке говорят о «котле», Минобороны Украины старательно опровергает эти данные. По информации советника главы МВД Украины Антона Геращенко, «у Путина был план до 30 января окружить Дебальцево и развивать наступление на Славянск и Краматорск».
Наступления на Славянск и Краматорск не получилось, но на переговорах контактной группы в Минске версия о намерении Путина идти дальше, на Запад, коли Киев проявляет несговорчивость, неожиданно находит подтверждение. «Переговоры начались примерно в 4 часа дня, — пересказывает подробности диалога в Минске дипломатический источник NT. — Когда встал вопрос о том, что считать впредь реальной линией размежевания сторон представители ДНР и ЛНР дали понять, что «их устроит внешняя линия границы». Что означает — административная граница Донецкой и Луганской областей как таковая.
Эти сведения подтверждает и Юлия Мостовая. По ее данным, во время последнего телефонного разговора с Петром Порошенко предположительно в первых числах февраля, российский лидер завел речь о том, чтобы считать линией размежевания западную административную границу Донецкой и Луганской областей. Таким образом и о перекрытии российско-украинской границы, как того требовал Минский протокол, речи уже не идет. «Чего на самом деле хочет Путин сегодня? Прежде всего, федерализации Украины, гарантий ее нейтрального статуса, автономии Луганской и Донецкой областей, вплоть до самостоятельной внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности. При этом все расходы по их содержанию должны лечь на Киев», — рассуждает Мостовая.
А как же Минские договоренности? «А на них ни в Москве, ни в Киеве никто особо и не рассчитывал. Они же были не лечением, а скорее наркозом». А действие любого наркоза рано или поздно сходит на нет.
В подготовке материала принимали участие Антон Баев и Павел Никулин
