Драмы возможного

В The New Times № 17 мы начали дискуссию о том, как будет развиваться ситуация в стране и во власти. Очевидно, что после 18 марта, когда президент Путин объявил о присоединении Крыма к России, а США и ЕС объявили о первом пакете санкций, парадигма российской политики кардинально изменилась. Россия вошла в полосу открытой конфронтации с Западом и обратила свои взоры на Восток — к Китаю. Не новость, что внешняя политика есть продолжение и отражение политики внутренней. Период стабильности — один из важнейших козырей режима Владимира Путина — закончился; формула — лояльность и свободы в обмен на социальные бенефиты — потеряла свою подушку безопасности: экономика вошла в период стагнации, капитал бежит. Сегодня мы публикуем второй прогноз и приглашаем к дискуссии экспертное сообщество

Путин — типичное дитя эпохи Просвещения, великой не только открытиями, но и заблуждениями. Главное из них — искренняя вера в легкую управляемость социальными процессами. Ровно это заблуждение в очередной раз сработало и в феврале, когда, желая стабилизировать и укрепить тающую власть, Путин принял и начал осуществлять агрессивные внешнеполитические решения, приведшие к прямо противоположному результату: политический процесс не стабилизировался на пике новой истерической эйфории одурманенных людей, но, напротив, резко ускорился. Дело не только в санкциях, введенных и находящихся в засаде. Дело в том, что внутри страны веер сценариев сузился, и любой из них драматичен и для Путина, и для страны, и для ее граждан.

Не новость: отношения внутри правящей коалиции основываются не на Конституции и законах. Они базируются на системе неформальных вертикальных контрактов феодального толка. Их суть проста: те, кто внизу, должны соблюдать лояльность тем, кто выше, и использовать свои властные ресурсы для укрепления и продления власти тех, кто над ними, а значит — и своей власти. Взамен они получают доступ к различным рентам и неограниченному незаконному обогащению, освобождаются от необходимости следовать законам и снабжаются неформальными гарантиями безопасности и жизненного комфорта. А комфорт этот мало связан с благополучием страны, в которой они отправляют власть.

Политика Путина, избранная им 18 марта, оказалась чреватой для его клиентелы тотальным обрушением неформального контракта с принципалом. Для одних трагедией стала невозможность продолжать привычный образ жизни, при котором отправление власти в России было лишь временной вахтой, необходимой для добывания средств на роскошное существование вне родины. Другие шокированы угрозами налаженному бизнесу, большая и почти легальная часть которого находится за пределами территории, где они вынуждены тянуть лямку власти. Третьи недовольны тем, что их превратили в изгоев европейской цивилизации. Четвертые с тревогой обнаружили, что их страна оказалась в катастрофически опасном состоянии: на нее ополчились все, кто располагает военным потенциалом как минимум более эффективным, чем российский, а ядерное оружие грозит придвинуться вплотную к границам страны. (Список, очевидно, не исчерпан.)

„  

Только 2,2% респондентов считают, что федеральные СМИ «совершенно необъективно» освещают события на Украине. А среди «руководителей» их в 10 (!) раз больше  

Приведенные выше соображения важны для прогноза, поэтому можно попытаться подтвердить их социологическими данными. По данным апрельского опроса, проведенного «Левада-Центром», можно сравнить ответы группы «руководителей» с ответами всех респондентов. Например, 4,8% респондентов оценивают действия России в Крыму как «незаконную аннексию». А среди «руководителей» их 20,8%. Еще один показательный пример: 6,5% всех опрошенных «очень беспокоит» возможность препятствий при выезде в страны Запада, а среди «руководителей» таких 19%. Среди всей выборки только 2,2% респондентов считают, что федеральные СМИ «совершенно необъективно» освещают события на Украине. А среди «руководителей» их в 10 (!) раз больше — 24%*. Понятна разница в осведомленности между «руководителями» и гражданами. Она во многом объясняет приведенные выше результаты сравнения. Ясно, что чем выше уровень руководителя, тем выше осведомленность. Понятно также, что чем выше уровень руководителя, тем весомее ущерб, наносимый его благополучию политикой Путина. Поэтому если бы у нас была возможность репрезентативно сравнить ответы руководителей разного уровня, то мы увидели бы, что на высоких уровнях эти ответы весьма неприятны для президента. Но вернемся к главной теме.

Итак, Путин стремительно, за какие-то пару месяцев, превратился для большинства правящей бюрократии из надоевшего непредсказуемого и капризного патрона в персональный источник прямой и непосредственной угрозы. Этот факт какое-то время был предметом тихих кулуарных разговоров, но достаточно быстро кто-то должен был озвучить простую для стаи мысль: «Акела промахнулся!» И это произошло 7 мая, сразу вслед за тем, как Путин неожиданно призвал своих повстанцев на Юго-Востоке Украины отказаться от фарса референдума. Целый ряд комментаторов, которые многие годы транслировали позицию путинского истеблишмента о том, что Путин — единственная наша гарантия от различных потрясений, кто резче, кто осторожнее заговорили о бессмысленности и бесперспективности украинской политики Кремля.

С этого момента политическая жизнь должна будет ускориться еще больше. Для недовольной клиентелы сигнал «Акела промахнулся» должен был прозвучать как горн, мобилизующий на действия по смене патрона. А для последнего тот же горн стал тревожным сигналом, подталкивающим к упреждающим действиям. При этом обеими сторонами легко вычислимы возможные действия противной стороны. Это означает, что из двух сторон успешной окажется та, что решит свою задачу первой. И обе стороны это понимают. Значит, все должно пойти быстрее, чем раньше.

„  

Эти перестановки отчетливо обозначают вектор — обновление высшего эшелона правящей группировки, введение опричнины из смеси охранников и лейтенантов второго эшелона, мечтающих стать генералами и готовых ради этого на все  

И пошло. Первый промежуточный ход сделал Путин, обозначая возможность более решительных действий. Через неделю после сигнала «Акела промахнулся» Путин произвел серию кадровых перестановок, продвинув на нужные посты своих кавалергардов из ближней охраны. (The New Times подробно писал об этом в статье «Кадры решают. Все?», № 16 от 19.05.2014 г.) Эти перестановки отчетливо обозначают вектор предполагаемых действий — обновление высшего эшелона правящей группировки, введение опричнины из смеси охранников и лейтенантов второго эшелона, мечтающих стать генералами и готовых ради этого на все. Такая химия катализа политического процесса делает в разной степени вероятными три сценария.

Имеется в виду та его внушительная часть, интересы которой были ущемлены новой агрессивной политикой Путина. Способов убедить Путина сократить свое пребывание на президентском посту предостаточно, и не важно, какой будет избран. Выбор аргументов и действий будет определяться тем, какая из групп истеблишмента проявит инициативу первой. Важнее то, что будет после или, если угодно, вместо.

Принято считать, что Путин охраняет страну от еще более худшего — от диктатуры, ксенофобии, фашизма и т. п. Об этом говорят уже более дюжины лет. Парадокс в том, что своими последними действиями Путин сделал сей тезис практически бессмысленным. Тому есть две весьма веские причины. Первая: те, кто придут на смену, должны будут действовать в рамках российско-советско-путинской традиции смены власти — отрицать предшественника. Новые должны выстраивать контраст старому, топча его. Пока Путин занимал позицию в условном центре, выстраивание контраста его политике допускало разные варианты, в том числе жестко авторитарные, диктаторские. Но он сам сместился в эту зону политического пространства, лишив возможных преемников критиковать себя за недостаток жесткости, имперскости, антизападничества и т. п. Поэтому нелепо предполагать, что преемники будут перевербовывать население, объясняя ему, что при Путине воровали слишком мало, а теперь можно больше, что нужно оппозицию не сажать в тюрьмы, а сжигать на кострах и т. п. Контраст будет строиться на реанимации того, что похоронил Путин: право, конкуренция, свободы и т. п. Вторая причина, связанная с первой: новым придется реабилитироваться не только перед населением России, но и перед миром, и в первую очередь перед Западом, ибо там их бизнес, дети, виллы, жены, любовницы и виллы любовниц.

Этот сценарий предполагает резкое обновление околопутинского окружения (уже начатое, как упоминалось выше) — и так по всей вертикали. Если такой сценарий будет явно намечаться, то для его жертв все прежние угрозы покажутся детским лепетом, поскольку на них будут натравлены новые и жадные кадры, а угрозы сместятся в диапазон от полной потери собственности до потери жизни. Просто подумайте, о какого масштаба собственности идет речь. Ведь за 14 лет наворованы триллионы долларов. Другими словами, противостояние между старой и новой элитой будет отнюдь не на уровне вброса компроматов — оно будет по-настоящему жестоким, в котором Путин окажется на периферии борьбы. И в конце концов он окажется просто не нужен никому. Централизованный политический контроль будет утерян. Изоляция страны усилится, социальные проблемы резко возрастут. Возникнет стихийный протест, сметающий и тех и других. А страна распадется, не выдержав такой дестабилизации, поскольку все институты, которые могли бы ее удержать и сохранить, Путиным давно разрушены.

Этот сценарий, как представляется, менее вероятен, чем два первых, поскольку основан на предположении, что Путину может сейчас хватить интуиции, здравого смысла и инстинкта самосохранения для его реализации. Такой сценарий предусматривает отказ от агрессии и новую перетасовку политической колоды, в рамках которой меняется правительство, а в качестве премьера привлекается фигура, которая могла бы сгладить проблемы от резкой смены курса внутри страны и способствовать реабилитации на Западе. Дополнительный аргумент в пользу такого сценария — стремительное нарастание экономических проблем в России. Страна и Путин могут оказаться в ситуации, когда у Путина останется единственный выход — тот же, что в аналогичных условиях оказался у Горбачева. Он пойдет на Запад. Скорее всего, Запад потребует от Путина обеспечить немедленную легальную передачу власти в обмен на помощь и некоторые гарантии для себя и своих близких.

„  

Революции, как, впрочем и кардинальные социальные изменения, начинаются с импульсов, идущих сверху. Но то, что происходит дальше, зависит от общества  

Возможно, что картина, которую я нарисовал, может показаться чересчур оптимистичной. Мы все в ответе за то, что позволили и позволяем делать с нашей страной, со всеми нами. За это надо платить. Но Путин, как уже отмечалось выше, успел в рамках своего третьего антиконституционного президентства сотворить много такого, что должно (или могло) произойти после его ухода. Он уже начал работать за тех, на кого намекали, говоря, что после Путина может быть хуже, и, надо думать, еще не закончил эту работу. В результате он убеждает всех, кто способен видеть и думать: «После Путина уже не может быть хуже». Этим он снимает психологические барьеры у тех, кто колеблется, размышляя о завершении периода президентства Путина.

Напоследок напомню то, с чего начинается эта статья: революции, как, впрочем, и кардинальные социальные изменения, начинаются с импульсов, идущих сверху. Но то, что происходит дальше, зависит от общества. Поэтому все, что будет после Путина и как это будет, зависит не столько от нарисованных выше сценариев, сколько от нас. В этом — главный урок, преподанный всем нам уходящей эпохой, от которой в будущих учебниках останется лишь пара абзацев.