Странный срок

Меня не пускали в зал суда по очень странной причине, впервые с этим столкнулся. В этот день здание охранялось сотрудниками группы быстрого реагирования. Это не обычные приставы, а усиленная охрана: они были в бронежилетах, кожаных перчатках, берцах. Все жестко контролировали, даже деньги из кошельков просили вынимать. Эти люди ходили по коридору и постоянно сами всех провоцировали, требовали не мешаться, обещали вывести из здания суда за «плохое поведение». В коридоре я показывал людям буклеты, которые раздавал на прошлой своей акции, охране это не понравилось. Они сказали, что листовки распространять категорически запрещено. Потом я показывал адвокату Елене Романовой фотографии на айфоне, а одному приставу показалось, что я что-то снимаю. Меня вывели под руки, объяснив, что съемка в суде запрещена и что больше я сюда не зайду.

Я был шокирован, потому что ничего не снимал, и знаю, что это правило есть в зале суда, а то, что оно действует в коридоре, не слышал. Меня взяли за шкирку и выкинули за дверь. Только когда адвокаты подавали ходатайства, они спросили, можно ли впустить сына Ильи. Судья удивился, что этого сразу не сделали.

Была еще смешная история: адвокаты папы Елена Романова и Анна Ставицкая пошли к председателю суда, они поднимались по лестнице, и охрана начала кричать: «Усиление на второй этаж, срочно!» Адвокаты не обращали внимания и улыбались. А им вслед кричали: «Стоять, сейчас арестуем!» Было очевидно, что этих людей вызвали специально, чтобы следить за нашим залом.

Адвокат Ставицкая, разбирая каждое доказательство обвинения, показывала, что они все либо недопустимы, либо вообще ничего не доказывают. Как на первом процессе, когда прокурор говорила про «хруст пятитысячных купюр» на аудиозаписи.

Когда в прениях выступала прокурор, она проигнорировала все прозвучавшее ранее, будто ее вообще не было в зале. Она говорит «соответственно» или «исходя из того», хотя там вообще ничего не соответствует и исходить не из чего. Она читала по бумажке, сама очень нервничала, проглатывала слова, некоторое время вообще молчала. Было ощущение, что она сейчас расплачется от напряжения. И еще такие нелепые вещи говорила, будто Фарбер частично признал свою вину и поэтому мы ему частично смягчим наказание. Такой странный срок — путем какого сложения он получился?

Три года и три миллиона штрафа — это больше, чем просил прокурор по штрафу, но меньше, чем просил прокурор по сроку. Три года, три миллиона, сидели три судьи — было какое-то странное ощущение. Конечно, я не чувствую радости. Анна Ставицкая говорит, что в рамках нашей судебной системы это можно считать оправдательным приговором. Но цифры взяты из воздуха. Строгий режим — почему он строгий? Почему не условное наказание? Три года выпало, как на игровом автомате. Папе осталась еще треть наказания, теперь его этапируют в колонию строгого режима. Досрочно он даже теоретически не сможет выйти. С момента прибытия на этап должно пройти шесть месяцев до возможной выдачи положительной характеристики для УДО. Потом ходатайство подадут в суд, на седьмой месяц его рассмотрят, еще через недели две оно вступит в силу. Значит, папу могут освободить по УДО максимум на две недели раньше того, как у него закончится срок.

Дальше будет кассация, будем жаловаться. Хотя я на эту кассацию, конечно, не надеюсь.